княжну от разбойников не сберегли. И то, что Всеслава вернулась невредимая домой, иначе как чудом объяснить нельзя!
С этим возвращением вышло, в общем, не совсем понятно. По словам девицы, ее похитители повздорили из-за какой-то безделицы и в запальчивости друг друга перебили. Звучало почти правдоподобно. Только вот следы на снегу и положение мертвых тел там, в овраге, явно указывали на присутствие кого-то стороннего, от руки которого, похоже, и пали кромешники. Кроме того, двое из них погибли явно не от вострого меча, а от волчьих клыков, и Войнег знал человека, с которым водил дружбу прирученный волк.
Сотник провел рукой по взмокшему от мыслей лбу. Вот это в голове просто не укладывалось. Если правда бают, что Соловей — это Незнамов Неждан, а Ждамир Корьдненский, после похищения сестры крепко взявшийся за смердов, выяснил это почти доподлинно, то что же это получается? Люди Соловья похитили княжну лишь затем, чтобы он сам потом ее освободил?
Впрочем, Анастасий ромей недаром заметил, что нападение не очень-то похоже на дело рук Соловья. Во всех своих лихих налетах предводитель вольной ватаги преданных ему смердов-лапотников обычно жалел и попусту их жизнями не рисковал. Такими же качествами обладал и гридень Неждан.
Ой, беда, беда! Ежели Незнамов сын и вправду вернулся да со Всеславой свиделся, он снова найдет дорогу к ней, и то, что на него и его вольных молодцев нынче охотится не только киевский князь, но и разгневанный Ждамир, его вряд ли остановит! И лучшего дня, чем нынешний, для тайной встречи не найти. По случаю пира князь Корьдненский, следуя обычаю, не забудет и гридьбе пару бочек меда выкатить. Ну, а те, как пить дать, караульным поднесут. Кому как Неждану этого обыкновения не знать!
Войнег наскоро опоясался мечом, накинул плащ, нахлобучил шапку, шагнул вон из избы, толком еще не понимая, что делать и как от Всеславы новую беду отвратить.
Ну и темень! Ох ты, зимушка-зима. Дни серые да короткие. Если на торговых и боярских подворьях еще копошится какой-то народ, то засыпанный снегом ремесленный конец уже готовится отойти ко сну. Хотя после раннего зимнего заката времени прошло совсем немного, свет горит лишь в нескольких оконцах. Рядовичи-землепашцы да ремесленники, стараясь попусту не тратить лучины и сберегая как силы, так и скудные летние припасы, спать ложатся рано. Лишь в одном из домов корпеет над работой усердная рукодельница, да к Третьяку-гончару, отцу пяти дочерей на выданье, стекается на посиделки выкупившая его избу на вечер неугомонная молодежь.
Ничего! Пройдет пара долгих смутных седьмиц, и потянет из каждой избы дурманящим, радостным запахом свежеиспеченного хлеба, заварят хозяйки с медом пшеничное и ржаное зерно, приготовляя сочиво, пойдет по дворам молодежь, прославляя младенца Коляду, от имени Велеса желая хозяевам здоровья и богатства.
Несмотря на опалу, на княжьем дворе Войнега встретили как родного. Стоявшие на воротах Хеймо и Чурила даже в струнку вытянулись, улыбками приветствуя прежнего командира. Хмельные веселые гридни наперебой угощали «дорогого нашего Добрынича» медом и пивом. От набравшегося по самые брови Сороки отделаться удалось, лишь пригубив с ним чарку.
Начавшийся еще засветло пир был нынче в самом разгаре. Судя по нестройному гулу голосов, бренчанию гусельных струн, скрипу гудков и свисту сопелей, столование подходило к тому моменту, когда многочисленные гости, поблагодарив богов и утолив голод да жажду, завязывали разговор. Суть его обычно сводилась к рассказам о воинских подвигах, в которых не знающее удержу хвастовство часто выводило описание за пределы возможного, а развязанный хмелем язык безостановочно плел и плел, припоминая и то, что было, и то, чего не было. Те же, которых возраст или слабое здоровье уже не пускали на поле брани, дабы не отстать от других, начинали с пеной у рта превозносить заслуги славных пращуров или похваляться своей казной. Находились даже такие безумцы, которые с пьяных глаз расписывали во всех подробностях не только стати верных коней и борзых псов, но и прелести своих жен. Никто никого не слушал, и все старались друг друга перекричать. Иные, уличенные во вранье или обиженные чванным соседом, пытались доказать свою правоту при помощи кулаков.
Вот тогда-то, дабы успокоить разгоряченные умы и почтить богов, Всеслава Всеволодовна просила у брата дозволения заиграть песню или завести с подругами хоровод. А уж плясала княжна — залюбуешься! Когда на купальских игрищах зачинала круг-танок, сам светозарный Даждьбог на небесах к девичьему хороводу присоединялся.
Вот и нынче княжьи хоромы аж задрожали от бурных криков восторга. Взглянуть бы хоть одним глазком. Небось, и Войнега нынче там. Пляшет она не хуже княжны, а песен знает — за год столько не перепеть. Все надеется песнями да плясками Ратьшу Дедославского прельстить. Глупая! Ратьше разве это нужно? И последнюю уродину взял бы в жены Мстиславич, кабы та принесла ему в приданое княжую шапку. Эх, беда, беда!
Ну вот, теперь самое время в оба глядеть. Закончив пляс, дабы не искушать разгоряченных мужей, княжна, простившись с подружками, удалялась обычно к себе. Так и есть: в окошке светелки затеплился огонек. Если Неждан затаился где-нибудь неподалеку, лучшего случая проникнуть к ней в горницу не найти. Войнег отыскал укромное местечко в тени частокола и слился со стеной. Прошедший суровую школу войны и охоты, он мог в таком положении пребывать бесконечно, и мороз ему не был помехой.
Ближе к полуночи огни в хоромах потускнели и один за другим начали гаснуть: утомленные гости собирались на покой. Зато в окошке Всеславы по-прежнему плясал золотой светлячок лучины. Стало быть, не обмануло старого Войнега чутье, ждет княжна милого, небось, заранее голубки обо всем сворковались. Вот закроются за последними гостями ворота, улягутся спать бояре, решившие воспользоваться княжеским гостеприимством, и засвистит в зимней ночи неурочный соловей. Впрочем, такому соловью, что лето, что зима, лишь бы любушку повидать. И как он, бродяга, целых полгода терпел? Видно, дел ратных хватало, куда уж тут об утехах любовных думать. А нынче в лесу холодно и скучно, так и тянет погреться телом и душой.
Время давно перевалило за полночь. Молодой месяц, товарищ сотника по бдению, утомился стоять в карауле и пристроился отдохнуть на верхушке сосны. Зимняя бесконечная ночь черным мороком гуляла по лесу, пугала звуками и тенями, дурманила дремотными наважденьями, наводила уныние и тоску. Мороз отяготил Войнегову бороду пригоршнями инея, украшая непрошеной сединой. Огонек в светелке вспыхнул и погас.
«Неужто не придет», — с тревогой подумал сотник. Не случилось ли с ним чего? Ежели к руссам в