собой разумеется, происходить не в этом зале, а в моей конторе!
— Он может вообще не состояться, сэр. По крайней мере, не сегодняшней ночью, потому что, откровенно говоря, детали меня не интересуют, как они никогда не волновали и его светлость. — Витус на минуту задумался. — Кроме того, из соображений экономии времени я сегодня же письменно уполномочу моего управляющего Ричарда Кэтфилда пользоваться моими правами и обязанностями, заявленными в завещании.
Кэтфилд неспешно встал. На его лице отразились радость и удивление одновременно.
— Сэр, о сэр! Для меня это большая честь! — Он склонился в почтительном поклоне. — И большая ответственность. Я сделаю все, чтобы быть достойным вашего доверия!
— Я знаю, что всегда могу положиться на вас.
— Юный господин! — Хорнстейпл тоже поднялся. Разговор принял неприемлемый для него оборот. Он привык к тому, чтобы к его речам непременно прислушивались, а советам следовали как приказам. — Так дело действительно не пойдет! Это в высшей степени неподобающе: здесь, среди всякого сброда, устанавливать, кто вместо вас будет осуществлять указанное в завещании. Я настаиваю на том, что все должно совершаться в моей конторе, в письменной форме, подобающим образом! Помимо того должен указать на тот факт, что я, само собой разумеется, не ношу с собой таких важных документов. Как один из опытнейших, авторитетных и уважаемых адвокатов Англии, смею вас заверить…
— Deforme est de se ipsum praedicare. — Магистр долго молчал, но в конце концов все это достало его до печенок. — Отвратительно самому восхвалять себя. Или, если такой перевод вам больше понятен, господин коллега, — самохвальство дурно пахнет! Я всего лишь правовед, едал только магистерский экзамен, но помимо того десять лет преподавал в частной школе в Ла Корунье и благодаря этому в испанском праве я как рыба в воде. Но я не настолько невежествен, чтобы не знать, что и в этой стране возможно в любом месте в присутствии свидетелей возводить в права наследования. Нет, я не настолько невежествен!
Хорнстейпл с минуту разевал и закрывал рот, а потом плюхнулся на свое место.
— И что значит «среди всякого сброда»? — Маленький ученый вошел в раж. — Вы отдаете себе отчет, что этим высказыванием оскорбляете всех здесь присутствующих? И Витуса в том числе.
— Ладно, Магистр, оставь. Я не хочу споров в доме, где еще не остыло тело моего деда. Господин адвокатус, в ближайшие дни я появлюсь в вашей конторе с моим управляющим. И будьте любезны к тому времени составить и официально удостоверить права на наследство. А далее прошу вас подготовить договор, дающий мистеру Кэтфилду полномочия на управление поместьем в будущем. Разумеется, все в надлежащей форме. Ему будет положено соответствующее этим полномочиям жалованье.
Кэтфилд едва мог поверить своему счастью.
Хорнстейпл пробормотал себе в бороду что-то вроде:
— Почему сразу не…
— Ну вот и решено. У вас есть еще что добавить, господин адвокатус?
Хорнстейпл церемонно вынул из кармана сюртука маленькую шкатулку:
— Раз уж вы, как мне кажется, предпочитаете совершать все действия coram publico[12], сим передаю вам перстень с печатью его светлости.
— Благодарю вас. Я заметил его отсутствие на руке моего деда.
— Настоятельным пожеланием его светлости было, чтобы вы не снимая носили этот перстень. Эта вещь — достояние четырех поколений вашего рода, что без труда может быть документально подтверждено.
— Сегодня ночью в этом нет необходимости. — Витус принял перстень и надел его на палец. — Вот это да! Сидит как влитой, словно на меня сделано.
Хорнстейпл чопорно кивнул:
— В каком-то смысле так оно и есть. Его светлость доверил мне эту ценность с тем, чтобы я отдал кольцо подогнать на вашу руку.
— Ах, вот как! Ага… — Витус зачарованно смотрел на герб, изображенный на перстне.
Он был в форме круга, в его верхней части был изображен свернувшийся в форме змеи разевающий пасть лев, внизу — стилизованный корабль, два треугольных паруса которого стояли в зеркальном отображении друг к другу. Это, несомненно, был тот самый герб, который указал ему дорогу из Испании в Англию… Тому уже два года…
Витус заставил себя вернуться к реальности.
— Хартфорд, теперь о тебе. До сих пор твоей обязанностью было обслуживание его светлости. Поскольку теперь эта работа исчерпана, а я не нуждаюсь в личном слуге, с завтрашнего дня ты поступаешь в распоряжение мистера Кэтфилда в качестве младшего помощника. Ты как можно скорее войдешь в курс своих новых обязанностей и будешь исполнять их так же ревностно, как служил деду.
— Но, сэр! Я… да… но… Да, сэр.
— Рад, что ты готов. Что касается остальных слуг, все остаются на своих местах. Кроме Кита, конюшего, который действовал смело и решительно. Я хочу, чтобы… А где он, кстати? — Витус огляделся.
— Ну сэр… Его никто не приглашал, поэтому думаю, что сейчас он блаженно спит, — усмехнулся Кэтфилд.
— Разумеется. Хартфорд, беги на конюшни и приведи парня, да быстро!
— Э… да, сэр, — Хартфорд скорчил мину, словно поперхнулся рыбьей костью, но покорился.
— Я здесь, сэр, — через некоторое время доложил Кит. Он стоял в широких створчатых дверях и переминался с ноги на ногу.
— Подойди сюда, Кит, садись подле мистера Кэтфилда. Я хочу тебе кое-что сообщить.
— Сэр? — От направленных на него взглядов уши Кита покраснели как маков цвет.
— Прежде всего должен поблагодарить тебя — ты действовал разумно и без промедления.
— Я сделал что должно, сэр.
— Твоя правда, именно. Ну а теперь о деле. С тех пор как умер старый шталмейстер Пеббл, графским конюшням нужен новый смотритель. — Витус сделал многозначительную паузу. — Не знаешь ли кого, кто подошел бы на это место, Кит?
— Я, сэр? Погодите-ка, дайте подумать… — Парень наморщил лоб, потом пожал плечами. — Честно сказать, сэр, что-то никто подходящий на ум не идет.
— А мне пришло на ум. И, посоветовавшись с мистером Кэтфилдом, я сделал выбор в пользу тебя.
— Что? Меня, сэр?! — Уши парня заалели еще ярче, на этот раз от радости. Он пару раз попытался заговорить, чтобы выразить свою благодарность, но словно лишился голоса.
— Хорошо. Значит, решено. А теперь перейдем к печальным, но необходимым вещам, которые влечет за собой смерть лорда Коллинкорта…
В последующие часы Витус обстоятельно обсуждал богослужебные и светские обряды, которые следовало исполнить при погребении в соответствии с высоким положением усопшего. А когда последние детали были прояснены и кое-кто за столом уже начал подремывать, он заключил:
— На сегодня хватит. У всех нас позади трудный день. Разве что последнее, что касается всех здесь присутствующих: как только дедушка упокоится в семейном склепе и последние подобающие обряды будут совершены, я