исчез, запечатавшись, кажется, подобным нашему полотном с рисунком.
— Мамулька поругается, но ты… увидела, какой я хороший? Заметила? — он направился ко мне, чтобы нависнуть вплотную над скрестившей руки мной, — может ещё раз меня обнимешь?
Я толкнула его в грудь рукой, дошагала до стены и залепила щель одной из раскиданных здесь бумажек.
— Погоди, — я нахмурилась, — так её же закрывала картина!
Насупленный от моего отталкивания Эрик основательно струхнул. Я поджала губы и просканировала стену от пола до потолка. Семнадцать. Шпионских. Подглядывалок. Жизнь становилась всё интереснее. Особенно после их закупоривания.
— Отец всё равно хуже! — невероятный выкрик, — у него ни одна из невест за пятьдесят лет не выжила!
Я хмыкнула.
— Сколько лет твоей маме? — картина была взгромождена на прошлое место.
— Шестьдесят восемь.
Я мысленно присвистнула. Весомо.
— Замуж она вышла в восемнадцать? — хитро ухмыльнулась ему.
С качественным таким намёком. Он не понял. Я намекнула прозрачнее:
— Невесты и жены не выживали в тот самый период, когда первой женой была твоя мама?
Он насупился.
— Это всё равно он виноват, — гениальное.
Я пожала плечами.
— В какой-то мере так и есть, — я нашла глазами чемодан под нижней полкой справа, вытянула его на свет Цикловый и открыла, подумав, что отправить в него вещи прошлой владелицы будет правильнее.
Вдруг… захочет забрать. Бедняжка.
— Ты зачем всё сама делаешь? — Эрик наблюдал за тем, как я скидываю тряпочки с полки, — А! Я и забыл, что мамуличка тебе слуг не прислала. Только ты на неё не жалуйся отцу, ладно? Она замечательная, просто… злится на тебя.
Я весело хмыкнула и поинтересовалась:
— Почему уменьшительно-ласкательно? Почему не просто «мама»?
Он сперва завис на секунду, а потом сквасился.
— Она так говорит мне.
Я опешила.
— Что-то вроде «Эрик мамулечку любит»? — передразнила услышанный ранее визгливый тон.
Он весь стал красным пятном. Господи, серьёзно? Что там тогда со старшим сыном⁈
— Ты теперь будешь надо мной смеяться? — он опустил голову и пробурчал что-то нечленораздельное.
Я покачала головой.
— Над тобой — нет, — а вот над свихнувшейся мамашей точно стоит.
Как вообще можно было допустить такое поведение в отношении двадцатипятилетнего сына⁈
— Ты не осуждаешь? — очередной восхищенный вопрос.
— Будешь её слушаться во всём и так называть — никогда не женишься, — честность, хоть и жестокая.
Он повинно кивнул.
— Сменим тему? — предложила ему, — где тут у вас кухня?
Механические манипуляции с чужой одеждой мне надоели быстро, потому я приняла решение заняться этим позже, а сейчас — начать раскладывать свои вещи в основной комнате.
— Куда этот портал? — сунул свой нос в выстроенный мною коридор Цикла Эрик, — это дом твоего рода?
Я покачала головой и, усмехнувшись, посмотрела на тюкнувшегося лбом в барьер парня.
— Это коридор-связка, — я шагнула в переход, добрела до ещё одного шкафа, только побольше, пнула его, заставив сложиться, а затем поволокла в своё новое место обитания, — видишь кучу дверей?
Он кивнул и попытался прорваться туда ещё раз. Я тяжело вздохнула, сделав это максимально демонстративно, и разочаровалась в мужчинах в миллиардный раз. Он даже взгляда на меня не перевёл.
— Пойдём другим путём: Эрик, солнышко, держи шкаф! — я отдала полномочия по переносу ему и воззрилась на ещё пять таких, — я тащу до выхода, а ты — по комнате. Идёт?
Из-за громады высунулась светлая печальная голова, мученически кивнула, а после исчезла вновь.
— Я не смогу открыть у стены — Бурбоня залезет, и мне придется её усыплять. А вдруг у неё дети не кормленные? — мой взгляд упал на снежно-вьюжный угол с гнездом.
Носиков видно не было.
— Сюда? — он дождался моего кивка, — давай я отцу скажу, и он её прибьёт, — заставил он нахмуриться меня, — а что? Ты видела её хвост? А нос? Страшная, кошмар!
Я обиделась.
— Знаешь, у меня тоже хвост и нос, и я страшная! — я подхватила сундук, с гордым видом донесла его до окна и уместила на подоконнике, — но это не повод, чтобы убивать мать чужих детей!
Эрик мою боль решил использовать с пользой:
— Хочешь, я тебя обниму? В знак поддержки, — и даже направился ко мне, однако был развернут за плечи и отправлен в прямо противоположную сторону, — пощупала и ладно, — бурчание.
— Про коридор, — перевела тему я, — двери в нём не открываются — я пробовала. Почему не знаю, но мне кажется, что это как-то связано с тем, что дверь, в которую я вхожу, я могу запереть изнутри, — шкаф номер два со скрипом потянулся за кряхтящей мной, — сюда никто не может войти, кроме меня. И это странно, потому что в Ковене, помимо меня, уйма сильных висталок. Но никто, представляешь? Ни одна! Я изначально подумала, что открыла портал в чей-нибудь дом, а после… фух!
Теперь была его очередь, и я могла минутку отдохнуть.
— Не подходи близко к гнезду, — посоветовала, — я там сама поставлю. Так, о чём я… Потом начала изучать пространство вокруг и добралась до противоположной двери, — я поймала его заинтересованный взгляд, — там Пустота. Неприятная и с кучей слепых проклятых душ. Мы знали, что в ней пусто, и вроде как ничего нет, а это было неправдой. Их там очень много! Будто грязь или… мазут, — я хмыкнула, — только с ним ассоциации. Не отмоешься и будешь вонять ещё долго.
Шкаф с книгами был ровно поставлен к предыдущему. Вышло гармонично. Как и в Сахарном домике. Только не так опрятно, как с кремовыми стенами и спальным гарнитуром. Последний я тырить не стала.
— Это навеяло на меня мысль о том, что через этот коридор перемещается сам Цикл. Или перемещался — я его никогда не встречала, — шаги к очередной громадине, — поэтому назвала его коридором Цикла. Хотелось, правда, что-нибудь вроде «Плакальня» или «Сбегальня», но тётушка Фима не поддержала, и пришлось придумывать что-то строгое.
Я устало опустила руки, радуясь помощи Эрика. Ребёнок и его защита отнимали много сил. Не знаю, как справлялись те, кто не имел моих резервов, но мне стало сложнее тянуть тех, кого я раньше подпитывала уже на второй день. Так или иначе, но случись хоть малейший сдвиг с малышкой, все троглодиты Ковена пойдут в путешествие вселенского масштаба на такой же вселенский хер.
— То есть этот коридор бесполезный? Если ничего не открывается, — лордик будто и не устал.
Везёт, блин. Родись я мужчиной, всё было бы проще. Но мама целенаправленно зачинала себе дочь, игнорируя посылы разума, иерархическую сетку положений Танатоса и мои ещё не рожденные мысли по этому поводу.
— Я в нём скрываюсь, когда припекло, — пожала плечами я, — или психую временами.
— Зачем уходить психовать