За прошедшие луны она научилась многому. Чтобы не упасть окончательно в бездну тоски, отчаяния и одиночества, она научилась извлекать капли радости из всего, что только могло их дать. Даже из ненавистных прежде ласк Моргана. В конце концов, почему бы и нет, если это поможет не сойти с ума? Она и так осквернена, а это всего лишь телесное удовольствие, ничем не хуже вкусной еды. Обеты ее нарушены, гэйсы разбиты. В этом крылась другая опасность: стать зависимой от Моргана. Амнэр не собиралась ему уступать. Возможно, принимая на ложе других женщин, он надеялся вызвать у нее обиду, гнев, радость – хоть какие-то чувства, которые бы убедили его, что он ей небезразличен. Амнэр понимала: если уступит здесь, дальше будет сложнее сопротивляться. Ему важно поймать ее в сеть зависимости, всё равно какого рода. Поймать и сделать своей полностью. Овладеть не только телом, не только разумом – но и волей.
Стоны прекратились, стало тихо – но ненадолго. Вскоре из спальни донесся приглушенный разговор, шорох одежды, и оттуда вышла Левейя, одетая в длинное платье с накидкой. На ее губах играла торжествующая улыбка… пока она не увидела Амнэр, вольготно сидящую в кресле у окна, совсем нагую. Еще какое-то мгновение Левейя смотрела на королевскую наложницу с превосходством и презрением, пока их взгляды не встретились. И Левейя даже слегка вздрогнула, словно получив пощечину, когда поняла, что падшая жрица смотрит на нее с жалостью и сочувствием. Отвернулась, ускорила шаг и покинула королевские покои.
Когда за ней закрылась дверь, из спальни вышел Морган – обнаженный и все еще возбужденный.
– Левдес будет доволен такой женой, – сказал он, остановившись в дверях и опершись на косяк. Амнэр чуть пожала плечами:
– Мой король, ведь ты еще не убедился, что она не понесла. А уже решил, кого из своих катэй наградишь женой из Сайндарикарил.
– Она не понесла, – усмехнулся Морган. – Как и все, кто был до нее. И все последующие. Ни одна из них не станет матерью моих детей. Я вот думаю, Амнэр, перепробовать их всех или всё же уязвить их иначе. Скажем, облагодетельствовать какую-нибудь сайнду из простых горожанок…
Амнэр чуть склонила голову и равнодушно ответила:
– Как пожелаешь, мой король. Сайндарикарил стерпят любое оскорбление, не нарушающее клятвы. Кто бы ни стал матерью твоих детей, это не имеет значения для наследования престола. Важна только кровь.
Он пристально посмотрел на нее:
– Неужели тебя не радует их унижение? Они презирают тебя – а сами добровольно приходят сюда.
– Мне всё равно, мой король, – не совсем честно ответила Амнэр. Ей было не всё равно. Но и злорадства она не испытывала. Только жалость.
– Вот как, – он подошел ближе, зашел за спинку кресла и склонился над ней, поглаживая ее плечи. – Ни злорадства, ни ненависти… но ты лжешь, Амнэр, я это знаю. Я мог бы сейчас войти в твой разум и снести всю твою броню. Но не хочу.
Он наклонился к ее уху, прошептал:
– Скажи, Амнэр, разве я стал плохим королем для Сайнда? Разве Сайнд пришел в упадок? Разве народ ропщет и страдает? Нет. Народ, моя Амнэр, прост и понятен. Обычному подданному что ведь нужно? Чувствовать себя в безопасности, и чтобы не слишком давили налогами, да не мешали молиться своим богам. И ничего больше. Простые сайнды не враги мне, в отличие от Сайндарикарил. И я сделаю всё, чтобы Сайндарикарил навсегда забыли о былой вольнице. Король никогда больше не будет для них первым среди равных. Они должны служить королю, а не диктовать ему свою волю. Тианна попыталась напомнить им об этом, но она сама была плоть от плоти Сайндарикарил, неудивительно, что у нее ничего не вышло. Но я – дело другое. Я заставлю их почитать и уважать королевскую кровь. И для этого мне нужна ты.
– Я и так принадлежу тебе, мой король, – бесстрастно сказала Амнэр. Морган засмеялся, обошел кресло и легко поднял из него Амнэр, сел сам и посадил ее себе на колени.
– Телом – да, но сейчас мне этого довольно. Сейчас именно это мне и нужно! – Он приблизил лицо к ее лицу, и синие глаза превратились в две холодные льдинки:
– Впусти меня, Амнэр.
Приказа нельзя ослушаться. Клятва заставила Амнэр покориться и расплести узелки нитей силы. Глубоко внутри она испугалась. Но страх быстро прошел и она овладела собой. Поддалась его ласкам и позволила ему делать всё, чего он хотел.
И потом, когда он уже заснул на широком королевском ложе, она лежала рядом на шелковой простыне, еще пахнущей духами Левейи, и прислушивалась к тому, как прорастает в ней новая жизнь. Улыбнулась, глядя на спящего Моргана, и почти неслышно прошептала: «Каждый сам сеет свою погибель. Ты забыл эту мудрость, Морган. Но я позабочусь о том, чтобы ты ее вспомнил… когда придет время. А пока спи, мой король. Спи. Твой путь еще длится».
Утро первого дня десятой луны правления Моргана было обычным, ничем не примечательным. Во дворце уже девять лун как не было придворных и большого штата слуг – новый король не нуждался в этом, и многие помещения просто пустовали. Свита Моргана обычно состояла из нескольких раэтов, Амнэр, двух-трех жрецов и такого же числа Сайндарикарил – из тех, кого он сам выбрал, руководствуясь какими-то одному ему понятными соображениями. Раэты, пришедшие с Морганом как завоеватели, были объявлены гражданами Сайнда, им раздали поместья, оставшиеся бесхозными после того, как их владельцы погибли, отказавшись подчиниться клятве, а наследники были лишены родительского имущества и низведены в нижний круг аристократии. В глазах простых сайндов положение новых землевладельцев было всё равно ниже, чем положение членов Сайндарикарила, но пришлые раэты на этот счет не переживали: они обустраивались в своих поместьях, женились на дочерях сайндской знати по приказу короля и, по счастью, не особенно вмешивались в ход обычной жизни на землях, которыми теперь владели. Они были и на родине не слишком знатными, потому-то Морган в свое время набрал в оккинсетскую армию именно таких раэтов – младших сыновей знатных домов, бастардов и выходцев из самых низких классов. И, собираясь в поход на Сайнд, очень прозрачно намекнул им всем, что они вполне могут стать землевладельцами, если будут верно служить.
Для своих подданных новые аристократы были, конечно, чуждыми, непонятными и даже страшными – о раэтской ярости в Сайнде ходили пугающие россказни. Вскоре, однако, обнаружилось, что, хоть раэты и вспыльчивы и жестоки сами по себе, но именно в ту самую страшную безумную ярость они как раз впадают крайне редко, и для этого нужна серьезная причина. Даже раэтские жрецы и жрицы, которые обязательно оказывались при каждом таком новом землевладельце, вели себя скромно и в сайндские дела не вмешивались, с сайндскими жрецами не вступали в спор и проповедей не вели. Впрочем, это-то как раз сайнды поняли быстро: по приказу короля Сайндарикарил донесли до народа, что насаждать раэтскую веру не будут, потому что раэтские боги признают только тех, кто принадлежит к раэтам по крови. Поэтому к раэтским богам и их жрецам следует проявлять уважение, но поклоняться не нужно, и, в свою очередь, каким-либо образом проповедовать сайнскую веру раэтам тоже не следует, во избежание недоразумений и чего похуже. Морган не собирался сеять религиозную рознь в стране, которой правил – это было бы глупо и непрактично, а раэты, что бы он ни говорил, в некоторых вопросах были куда практичнее считавшихся таковыми сайндов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});