есть театр, а ты — отличная актриса, они с радостью примут тебя в труппу…
— Меня? В этом тряпье?
Вместо ответа Феодора поднялась, сняла с себя шаль и без колебаний расстегнула драгоценное ожерелье, подаренное Датом.
— Держи. Оно твое. Оно стоит тысячу золотых солидов — я узнавала. Разбери его на звенья, тебе хватит на еду, одежду, жилье; думаю, этого будет достаточно, чтобы устроиться.
Македония широко раскрыла глаза.
— Ты даришь это мне? Я не могу принять его, ведь это твое будущее! — Слезы снова потекли по ее щекам.
— Македония, дорогая, всю жизнь я плачу добром за добро, злом за ненависть и зло, и я клянусь, что отомщу Хионе за тебя! Разве ты забыла, что спасла мне жизнь? Это — не весь мой долг, а лишь часть. Бери ее!
Она сама застегнула изумрудную цепь на шее Македонии. Подруга посмотрела на нее глазами, полными слез. Внезапно обе они крепко обнялись и заплакали.
— Ну, теперь ступай. Прощай, дорогая. Пусть впереди у тебя будут светлые дни.
Македония медленно зашагала навстречу поднимающемуся солнцу.
Когда сторожевые ворота распахнулись, Феодора уже дожидалась рядом. Стражник ухмыльнулся:
— Где это ты шлялась, неряха? Ночевала со свинопасом?
С утра он был в хорошем расположении духа и пропустил девушку в город, не задавая лишних вопросов.
ГЛАВА 5
Герои с отцом, беседуя, медленно шли неподалеку от здания Сената, по улице, ведущей прямо к Босфору, как вдруг юноша почувствовал, что кто-то торопливо сунул ему в руку вощаную табличку. Герои инстинктивно зажал записку в кулаке. Он сделал несколько шагов, совершенно не слыша, о чем говорит ему сенатор.
Однако Полемон, похоже, ничего не заметил. Юноша осторожно обернулся, чтобы взглянуть на удаляющихся прохожих. Кто же сделал это?
Улица была полна народу, и тот, кто сунул ему записку, давно уже затерялся в толпе. Герои и представить не мог, какой путь проделала с утра эта вощаная табличка, прежде чем очутилась в его ладони: белокурая рабыня с улицы Женщин передала ее нищему на осле, а тот — хромому Исавру, потом она попала в руки уличного игрока в кости, который и вручил ее Герону, тут же растворившись в уличной сутолоке.
— Ты видишь эти галеры на рейде, Герои? — спросил сенатор. — Они совсем новые. Пятнадцать. Да-а, думаю, скоро им предстоит поработать.
Взгляд Полемона был прикован к галерам, блестевшим мокрыми веслами, и Герону удалось незаметно сунуть табличку за пазуху.
— Завтра нужно будет пойти на рынок, чтобы закупить пшеницу и масло, — продолжал Полемон. — Если начнется война, цены подскочат, и мы будем с барышами. Дай-ка подумать — кто же может знать?.. Пожалуй, префект. Неплохой куш можно сорвать. С утра сразу же загляну в префектуру.
Поняв, что разговаривает сам с собой, сенатор оглянулся на замешкавшегося Герона.
— Слушай, сынок, давай-ка вернемся к тому, о чем мы говорили с тобой утром. Вилла на побережье, та, что возле Хейрона, с виноградниками, станет твоей, как только ты подаришь мне внука. — Он хихикнул. — Можно и внучку, я не ставлю условия, у девчонок ведь свои преимущества, а?
Он подтолкнул сына локтем и хитро подмигнул.
— Хорошо, отец, — сказал Герои. Маленькая дощечка за пазухой, казалось, жгла ему грудь.
— О долгах твоих я позабочусь, — продолжал сенатор, — но во имя святого Юлиана, покровителя гуляк, скажи мне, как ты ухитрился залезть в долги за такое короткое время! Я же недавно дал тебе пять тысяч золотых, негодник!
Сегодня 'сенатор был настроен благодушно, он радовался, что сын наконец послушался его и, кажется, берется за ум.
— Разумеется, молодой человек должен до свадьбы перебеситься, в этом нет ничего плохого. Я и сам в юности был не промах, но это между нами, матери об этом ни слова! — Пожилой сенатор немного побаивался своей Фаустины, солидной матроны старой закалки.
— Конечно, отец, — пообещал Герои.
Полемон сменил тему.
— Тебе нужно будет завтра пойти со мной в префектуру. Я представлю тебя некоторым полезным людям, и ты убедишься, что при дворе не одни дураки, как тебе кажется. Можно оставаться респектабельным и при этом не отказывать себе в житейских удовольствиях. Кстати, что ты думаешь о государственной службе, ну, скажем, — дипломатический пост? Прекрасная карьера! Быть знакомым с великими людьми всех стран, знать важные политические секреты, всегда оставаться в гуще событий! Я мог бы похлопотать, разумеется, начнешь со скромной должности, но я гарантирую тебе быстрое продвижение по службе, особенно если ты понравишься Юстиниану. Уже ни для кого не секрет, что старый император болен — свищ в ноге, воспаленные суставы и тому подобное, — и его племянник Юстиниан ведет практически все дела государства сам.
Так рассуждал Полемон. Высокий, тучный и добродушный сенатор достиг того возраста, когда мужчина интересуется лишь политикой и торговыми делами, и не подозревал, какие мысли обуревают сейчас его сына. А тот был поглощен одним желанием — поскорее прочесть загадочное послание. Кто автор записки? Таинственность, с которой она была вручена, только разжигала любопытство.
Герону шел двадцать первый год. Он был среднего роста, строен, с нежным женственным лицом. Внешностью юноша пошел в мать, не унаследовав, однако, твердости ее характера; в нем не было также ничего от солидности и представительности отца. Как и большинство отпрысков аристократических фамилий, Герои слишком рано познакомился с вином, азартными играми и прелестными деликатами. По своей природе он не был жесток, и участие в ночных выходках ювентов являлось для него мучительным. Слабая воля и влечение к чувственным удовольствиям — вот что руководило им в жизни, так что следовать трезвым и скучным советам отца было выше его сил.
Вскоре отец и сын достигли своего семейного очага — внушительного каменного строения в римском стиле, с внутренним двориком и садом. Дом делился на две половины: верхнюю — женскую и нижнюю — мужскую. Окна всех помещений выходили во внутренний двор, а от входа в особняк открывался живописный вид на море.
— Поднимемся к матери? — предложил Полемон.
— Не стоит. Она сейчас отдыхает. Лучше не беспокоить ее.
— А что ты собираешься делать?
— Пойду к себе. Я немного устал, тем более что завтра мне придется отправиться с тобой по делам.
Отец кивнул. Наконец-то у сына появились здравые мысли.
Герои поспешно заперся в своей комнате и дрожащими руками извлек табличку из-за пазухи. Вот что значилось на ней:
«Ваше письмо пробудило жалость в одном сердце. Сегодня, спустя три часа после захода солнца».
Ни подписи, ни адреса. Но Герои тут же догадался, чья рука писала это, и кровь бросилась