завтра. – Но ты верен мне, ты мой дехейм. Я давно, еще со времен войны с Фризией, думаю над тем, чтобы даровать тебе титул и земли, дать свое имя, чтобы ты мог передать их потомкам. Для Реннейра Безымянного будет великой честью вступить в род Инглингов.
Слышать такие речи было не ново: лорд любил хорошенько вывалять в помоях, а после достать, встряхнуть, как щенка, и показать себя заботливым хозяином.
Дехейм – дань старинной традиции, не изжитая по чистой случайности. Просто слово, в которое вкладывали чересчур много смысла и пафоса. В переводе с древнеарнерианского оно значит «человек, исполняющий волю». Отец дал мне это звание, желая еще сильней привязать к себе, попрекал огромной честью, которой был бы рад любой. С давних времен дехеймами правителей становились отпрыски благородных семейств, и то, что подобного удостоился простой бастард, даже если он бастард лордов, заставляло знать коситься на меня с еще большей неприязнью.
– Благодарю… – и, чуть помедлив, добавил: – …отец.
Его доверие стоило дороже золота, дороже драгоценных камней – это то, за что я бился с самого рождения. Хотя иногда искренне не понимал, зачем мне это надо. Но упрямо выгрызал у судьбы право быть признанным, даже право на саму жизнь. Мальчик, лишенный всех привилегий, расплачивался за чужие грехи.
Сейчас отец и господин, мое постаревшее циничное отражение, сверлил меня внимательным взглядом. Все отмечали нашу схожесть, черты и жесты, что до безумия бесило братца Демейрара, ведь сам он пошел в свою болезненную белокожую мать – дочь лорда Северных земель.
– Иногда мне кажется, что в этом гадюшнике положиться я могу только на тебя, Ренн. Среди напыщенных селезней и пустоголовых гусынь осталось так мало верных. Звон монет звучит привлекательней слов клятвы. Ты ведь никогда не предашь меня, Реннейр?
Явно что-то задумал.
– Нет, отец. Не предам.
– Я знаю, – лорд снова поглядел в окно. – Ты – мой меч. Демейрару бы твой характер.
Надо же, только недавно был бастардом, чье место на улице, а сейчас я – меч. Карающий и грозный, как и сам Инглинг.
Брейгар умел хорошо и много говорить, я это усвоил с детства. Он мог вдохновить, задурить голову, пообещать золотые горы и вселить надежду, чтобы в итоге отобрать. И, как ни старался, я не мог сорваться с крючка, оставаясь перед ним мальчишкой, нуждающимся в отце. В глубине души всегда хотел видеть гордость в его глазах и слышать заветное: «Это мой сын».
Стать законным и смыть позорное клеймо – давняя цель, пусть и без наследования титула лорда. Не нужен он и даром, потому что мне милее огонь походного костра и яркие звезды над трактом, верный конь под седлом и крепкий меч в руке.
Отец видел меня насквозь и прекрасно читал все желания, умело играя на слабостях, то приближая, то отталкивая. Одной рукой одаривая, другой – карая.
– Эти искатели ничего сами не могут. Когда дело касается хорошей битвы, они превращаются в бестолковых петухов. Мы со старейшинами обсудили все условия, я обещал помочь вытравить из гор банду Красных Топоров. Разумеется, за хорошую плату.
Ничего удивительного. Не впервой мне заниматься такими делами: дети гор всегда платили камнями и золотом, а их амулеты не раз выручали меня.
Отец плеснул в кубок вина и, скрутив с пальца перстень с крупным граненым аметистом, опустил в напиток. Самоцвет был зачарован детьми гор на распознавание ядов и хорошо справлялся со своей ролью: дважды спасал лорда от мучительной смерти.
– Но не все так просто, – он извлек перстень, придирчиво осмотрел и, кивнув своим мыслям, спокойно пригубил вино. Послал мне задумчивый взгляд. – Искатели доверяют тебе больше, чем кому-либо из нас. И в этот раз ты должен сблизиться с ними еще сильней, внимать каждому слову, если надо – стать ветром и следить за каждым их шагом. Должен стать желанным гостем в Скальном городе.
С каждым словом отца я чувствовал, как грудь сдавливают незримые путы. И я догадывался… нет, я знал, что он хочет сказать.
– Мне нужен Антрим, – припечатал лорд и неловко двинул рукой, проливая багряную жидкость на пол и сапоги. Но, охваченный честолюбивыми замыслами, даже не обратил внимания на это недоразумение. – Мне нужны их самоцветы, металл, Одаренные. Хватит терпеть их жадность, ждать, пока они придумают средство погубить нас окончательно. Горные крысы должны служить мне или умереть. И ты мне в этом поможешь.
Я стоял, крепко стиснув зубы, и смотрел, как темная лужа растекается у ног отца и повелителя.
– Ренн! Ну, ты что молчишь? – нетерпение звучало в голосе лорда Брейгара. – Я с тобой разговариваю или со стеной?
Внутри поднималась волна плохо контролируемой злобы. Отец, этот властолюбивый безумец, готов переступить через договор, соблюдавшийся столетиями. С последней попытки завоевать Антрим прошло два века, и все помнят, чем закончился поход. Воины не нашли ворота в Скальный город и сошли с ума. Они перебили друг друга, а немногие выжившие бросились в Ущелье Забытых. О тех событиях не принято говорить, о них даже песен не сложили, а имена затерялись в истории.
Лорд, одержимый идеей, продолжал:
– Ты видел, как та жрица исцелила Демейрара? Их там много, искателей с Даром… Извели нашу магию на корню, а сами пользуются ей, как ни в чем не бывало. В пророчестве ясно сказано, что…
– Вы верите в сказки о ребенке, который должен родиться у Каменной жрицы и человека с равнины? – перебил я, и ухмылка искривила рот.
Отец полоснул меня таким свирепым взглядом, будто я усомнился в его умственной полноценности.
– Это не сказки! – прошипел он яростно и хлопнул ладонями по столу. – Это воля Отца Равнин. И она должна быть исполнена.
– Нельзя верить пророчествам, мой лорд. Они сгубили немало жизней.
– Мы обязаны восстановить справедливость! Никто до меня этого не сделал, а я – смогу. Отец Равнин явил мне свою волю, бог жаждет мести.
И золота – захотелось добавить. Так, чтобы можно было набить им брюхо, купаться в нем, унести с собой в могилу.
И верности – той, что покупается кровью.
Любви тоже требует. Бездумной. Слепой. Которой горят фанатики любого культа.
Месяц назад в замок явился жрец из Волчьей Пустоши – один из тех, в ком, если верить слухам, еще теплятся искры божественного Дара. Они живут отшельниками и берегут их, как зеницу ока, никого не пуская в свое проклятое место.
Тогда я не придал значения приходу этого сумасшедшего, заросшего седыми космами, старика. Но отец всегда верил в высшие силы и питал