она впитывала каждое мое слово. Вот уж не думал, что с женщиной может быть приятно просто разговаривать.
– У тебя сейчас лицо, будто тебя заворожили подгорные духи, – северянин усмехнулся, сверкнув золотым зубом. – Ты оставил свою душу в Антриме?
Да, наверное. Потому что больше всего на свете хотелось повернуть Чалую и пуститься вскачь по запутанным горным тропам, упасть перед вратами тайного города. Сбивать кулаки о скалы, чтобы еще хоть раз увидеть ее. Попрощаться. В последний раз велеть беречь себя и не забивать голову глупостями.
Дурак! Поддался чарам Каменной жрицы, как сопливый юнец. И в то же время я отдавал себе отчет в том, чем вызвано это странное влечение.
Недоступность. А недоступное всегда манит.
– Хватит чушь нести, – огрызнулся я.
– Кстати, Зверь, – как ни в чем не бывало продолжал болтун. – Помнишь ту рыженькую чаровницу, что вылечила малыша Демейрара? Все мужики шеи посворачивали, когда она вошла. Я и сам… Эй, да хватит тебе! Чего волком смотришь?
Наверное, у меня на лице сейчас выражение, которое заставляет шарахаться всех, кто рядом стоит.
Совсем рядом зарокотал первый громовой раскат. Порыв ветра сорвал подпаленные солнцем буковые листья и закружил их в воздухе – один осел на всклокоченной башке северянина.
– И все-таки хороша девица, – закончил Варди с похабной усмешкой, будто о чем-то догадался, и направил лошадь вперед.
А мне показалось, что он заляпал своими словами до блеска натертый хрусталь.
* * *
Рамона
Лестрийцы покинули Антрим вчера, а у меня внутри поселилась странная пустота, будто отняли что-то важное и нужное. Конечно, у меня не было больше ни единого шанса увидеть Реннейра и поговорить с ним, но в ушах все еще стоял его голос. Перед глазами – картины, порожденные рассказами о земле, где он родился. Красочные и невозможные, такие же буйные, как мое воображение.
У него уверенная и правильная речь – видно, лестриец получил хорошее образование. Не то что наши парни, которые и трех слов связать не могут, когда к ним обращаешься. Мямлят, отводят глаза и краснеют, как девицы на выданье.
В глубине души я понимала, что именно непохожесть и недоступность Ренна влекли меня к нему. Помню, в одной из книг я читала притчу о запретном плоде, но только сейчас начала понимать, насколько она верна. Кстати, о книгах…
Не предупредив ни отца, ни Орма, я в гордом одиночестве шагала в одно знакомое с детства место. Надо ведь попытаться выяснить правду о том самом пророчестве? Ребенок человека с равнины и Каменной жрицы, хмм… Должно случиться что-то из ряда вон, чтобы это предсказание сбылось.
Книгохранилище построили на вершине Агатовой башни, что смотрела на пик Мира – это почти на другом конце города. Через окна, забранные слюдяными пластинами, лились солнечные лучи, рисуя на полу причудливые узоры.
Я всегда любила царящий здесь запах чернил и бумаги, тисненой кожи и книжной пыли. В детстве мы приходили сюда с мамой, и она, разложив на столе увесистые тома с описаниями камней, читала мне вслух. Даже сейчас кажется, что ее стройная фигурка выпорхнет из-за стеллажа и позовет меня по имени.
– Рамона? Ты что-то хотела, дитя? – обратилась ко мне матушка Вестия – хранительница книг.
Она сидела за круглым каменным столом, окруженная кипами бумаг, и что-то писала. Матушка Вестия была самой старой из жриц, но время щадило ее – сохранило спину ровной, а походку бойкой. Рядом с ней притулилась совсем юная сестра-помощница с капелькой чернил на вздернутом носу. Девчушка улыбнулась мне приветливо и, кряхтя, подтянула к себе огромный «Свод законов и правил».
– Да. Я хотела почитать Книгу Пророчеств.
На какой-то миг глаза Вестии расширились, но она быстро совладала с удивлением.
– Третий сектор, верхняя полка, – ответила равнодушно и углубилась в работу.
Я прошла мимо орудующих метелками для пыли жриц – те, завидев меня, отвернулись и тихо зашептались. Обо мне ли? Я знала, что многие завидуют моему привилегированному положению и не упускают возможности перемыть кости. Впрочем, их мнение меня мало заботило. Пусть болтают, я привыкла.
Стараясь не сильно стучать каблуками, я двигалась в поисках нужной полки. Пол здесь был вымощен синими и белыми плитами, и по старой детской привычке я ступала только по синим – когда-то Орм сказал, что, если буду ходить по белым, подгорные духи утащат меня в свои чертоги и никогда не выпустят на свет. И я, наивная, долгое время ему верила!
Прямо передо мной выросла скульптура: раскрывшийся цветок из алого камня, в центре которого сладко спал младенец. Первый искатель, дитя, рожденное Матерью Гор. Композиция всегда притягивала к себе взгляд, но сегодня у меня не было времени ею любоваться.
Передвинув приставную лесенку и придерживая платье, я поднялась к верхней полке. А вот и знакомые темно-серые корешки! Для удобства книгу разделили на пятнадцать томов: они включали в себя накопленные за долгие годы пророческие сны и предсказания, которые Матерь Гор посылала своим дочерям. И каждое отпечатывалось на зачарованной бумаге в память потомкам. Магия такая древняя и сильная, что при мысли о ней начинала кружиться голова.
Ох, а вот и то, что нужно!
Я развернула книгу, не спускаясь с лестницы – так сильно было нетерпение! Последний раз я держала его в руках больше шести лет назад, еще тогда меня удивила одна вещь, но спросить было не у кого. Матушка Этера как раз пребывала в дурном настроении, а потом как-то забылось.
Толстые желтые страницы, исписанные рукой самой богини, перелистывались неохотно, словно не желали открывать свои тайны. Темно-золотые буквы бежали ровными строками, едва заметно вспыхивали, когда я касалась их пальцами.
Наконец, взгляд зацепился за едва заметную бахрому на стыке восемьсот первого и восемьсот третьего года от Цветения каменного древа. Ее и не увидишь, если намеренно не присматриваться, но у меня всегда было отличное зрение. А здесь явно кто-то вырвал лист и плохо замел следы.
Странно? Интригующе? Не то слово!
Сердце гулко ударилось о ребра, и на несколько мгновений я перестала дышать.
Это то, о чем я хотела сказать Ренну, а он даже слушать не стал. Я не могла знать наверняка, но что-то подсказывало – именно на недостающей странице когда-то было записано пророчество о ребенке Каменной жрицы и человека с равнин.
Хранительница сидела ко мне спиной и даже головы не повернула.
– Матушка Вестия, – я уложила книгу на стол, и во рту вдруг стало сухо. В горле стоял тугой ком. – Я давно обратила внимание, что здесь листа не