Подчиненные Нтабакузе врывались не только в частные дома, но и в общественные здания. В районе 7:00 шестеро парашютистов явились в иезуитский «Сантр Кристюс» в Ремере, собрали всех, кто находился там (6 иезуитов, 7 монахинь, 22 гостя), проверили их удостоверения личности, а затем отделили руандийцев и закрыли тех в отдельной комнате. Между 9:00 и 10:00 туда прибыл грузовик с другими парашютистами, которые сначала заперли в общем зале иностранных граждан, а затем расстреляли 17 руандийцев, как мужчин, так и женщин, в том числе тутси Крисолога Махаме, главу организации «Волонтеры мира»[314]. Отвечая судьям Международного трибунала по поводу нападения на «Сантр Кристюс», Багосора сказал, что оно «было направлено против иезуита Махаме и некоторых его коллег, но, к сожалению, в том месте оказались случайные люди, которым не посчастливилось остановиться там на ночь»[315] (курсив мой. – И. К.).
Резня в кварталах, прилегающих к лагерю Каномбе, продолжалась до 16:00, после чего парашютистов из Акажагали и Кабезы пришлось перебросить в Ремеру, где отряд РПА атаковал президентскую гвардию. Приказ Нтабакузе командиру первой роты звучал так: «Если операция завершена и здесь больше нет тутси, собери солдат и отправь их в Ремеру… чтобы попытаться отразить нападение РПФ»[316].
Массовые убийства происходили не только в Акажагали, Кабезе и Ремере. По всему городу военнослужащие элитных подразделений и интерахамве установили блокпосты и приступили к физическому истреблению тутси и «неблагонадежных» хуту по заранее составленным спискам, которые раздали командам убийц, и те принялись за работу. «<Около половины восьмого утра 7 апреля> я увидел, – вспоминает один свидетель, – десять солдат из батальона парашютистов и президентской гвардии и какого-то гражданского, который руководил ими. Он держал в руках список имен. Это был список людей, которых должны были убить. Они пошли к соседскому дому, бросили гранаты и разбили дверь выстрелами. Они убили людей, находившихся в нем. Они <…> стреляли еще по нескольким домам»[317].
В Ньямирамбо, Кийову и Гикондо главную роль в резне играли не парашютисты, а гвардейцы в тесном взаимодействии с милицией. Около семи часов утра десятки солдат президентской гвардии вошли в Гикондо, деловой квартал столицы, где были сильны оппозиционные настроения и где проживало немало тутси. Они обходили дома политически «неблагонадежных» горожан, приказывали жителям выходить наружу и расстреливали их. Когда около десяти часов утра военные подошли к дому Николя Харелиманы, тот быстро вывел из него свою жену и двух малолетних сыновей, посадил в машину и отвез в отель «Миль колин» («Тысяча холмов»). Оттуда он начал звонить соседям, убеждая их покинуть свои дома, однако к тому времени, как сообщили ему соседи, было уже поздно, ибо весь квартал был окружен военными, которые «начали убивать всех». «Они убили всех за шесть часов, – свидетельствует Харелимана. – Все было хорошо организовано»[318].
Слухи о систематической резне быстро распространились по городу, и многие жители начали оставлять свои дома в поисках безопасного убежища. Немалое число обитателей квартала Гатенга бежали в Официальное техническое училище (ОТУ)[319], потому что там размещался отряд миротворцев, многие жители Ньяругенге – в Больничный центр Кигали[320]. К утру 8 апреля в полевом госпитале ООН нашло убежище 5000 человек, на стадионе Амахоро[321] – 400; в штаб-квартире МООНПР – 150 жителей Ремеры; среди них были как тутси, так и хуту. Но, как правило, люди пытались укрыться в храмах[322], как, например, жители Ремеры в мечети Кибагабага[323] или жители Ньямирамбо в церкви Св. Шарля Лванги, коллеже Св. Андрея, Центре Св. Иосифа, монастыре Бенеберика и монастыре кармелитов[324]. Правда, не всегда даже храмы могли обеспечить им безопасность. К мечети Кибагабага, где укрылось 170 хуту и 130 тутси, около 11:00 прибыл отряд милиции под предводительством лидера КЗР и потребовал выдать всех тутси, угрожая в противном случае взять здание штурмом. После отказа отряд из 30 милиционеров предпринял три атаки на мечеть, которые были отбиты беженцами с помощью камней[325].
Тем, кто пытался или покинуть Кигали, или найти какое-либо убежище в самом городе, приходилось проходить через блокпосты, которые порой становились площадкой для массовых убийств. Так, утром 8 апреля группа беженцев из Ремеры численностью от 100 до 200 человек, направлявшаяся в сектор Карама в коммуне Рубунго к северо-востоку от столицы, была остановлена в квартале Кибагабага на блокпосту, охранявшемся военными, которые отобрали по удостоверениям личности и по внешнему виду около 100 тутси, а затем убили большую часть из них; спаслось лишь двадцать человек[326]. Тем, кто сумел добраться до цели, удалось сделать это прежде всего потому, что они сумели обойти блокпосты, рядом с которыми валялись тела убитых[327].
Точка невозврата
Таким образом, 7 апреля в столице начались политические чистки двух категорий населения – оппозиционных политиков, прежде всего хуту, и «неблагонадежных» граждан, прежде всего тутси. Первая проводилась силами президентской гвардии, вторая – силами гвардии и милиции при поддержке жителей, симпатизировавших Хуту-Пава. Однако группировка Багосоры не сумела добиться главных целей – установления военного режима и назначения своего ставленника на ключевой пост начальника ГША. Гацинзи, выдвинутый на этот пост, не являлся сторонником экстремистов, и поэтому существовала угроза, что реальный контроль может ускользнуть из их рук.
Когда 7 апреля в 2:00 было принято решение о назначении Гацинзи, Багосора позвонил ему в Бутаре и приказал явиться в Кигали к 6:00. Гацинзи ответил, что не может отправиться ночью туда из-за беспорядков в столице. Багосора уверил его, что никакой опасности нет, хотя в телефонной трубке слышались звуки выстрелов. Гацинзи указал ему на это, и тот перенес встречу на 8:00, обещая выслать для его охраны разведывательный отряд. Тем не менее Гацинзи решил подождать. Утром он переговорил по телефону с майором Нзувонемейе, который сообщил ему, что стрельба в городе не утихла. Гацинзи звонил в Кигали каждый час. Ситуация не улучшалась; в квартале Кимихурура военные в форме стреляли по домам, бесчинствовали и убивали. Только после полудня, к 14:00, стало спокойнее, и он решил ехать. Вместе с ним отправились председатель парламента Теодор Синдикубвабо и младший сын Хабьяриманы. «Мы прибыли, – вспоминает Гацинзи, – в 16:10 или в 16:15. Еще не было застав на дороге, если не считать обычных военных постов, в основном жандармских. Позже я узнал, что за другими командующими, которые находились за пределами Кигали, был послан вертолет, чтобы доставить их на совещание в восемь утра. Из этого я сделал вывод, что Багосора, вероятно, не хотел, чтобы я воспользовался таким же транспортом. Я попал под обстрел при въезде в Кигали. Среди сопровождавших меня были раненые»[328]. Кто обстрелял нового руководителя ГША, осталось невыясненным.
Гацинзи прибыл в столицу слишком поздно. Ибо как раз в те минуты, когда он въезжал в Кигали, произошло то, чего не предусмотрела группировка Багосоры, когда инициировала резню в столице: РПФ начал действовать.
Начиная с полудня Поль Кагаме бомбардировал Даллэра сообщениями об убийствах тутси и тех, кто им симпатизировал; он предупредил, что не может ждать, пока ситуация отрегулируется[329]. Даллэр, который провел всю середину дня[330] в МО вместе с Багосорой и Ндиндилийиманой, ответил ему, что власти ничего не предпринимают и что резня продолжается[331]. Багосора уверял Даллэра, что он не контролирует ситуацию и что нужно подождать. Правда, Багосора и Ндиндилийимана обсудили с Нзувонемейе идею отправить его разведывательный батальон в город, чтобы заставить солдат президентской гвардии вернуться в казармы, однако, по мнению Даллэра, такая мера не могла быть эффективной. Командующий силами ООН попытался устроить в начале четвертого часа телефонный разговор между руководством ВСР и Сетом Сендашонгой, представителем РПФ, находившимся в здании парламента, но из этого ничего не получилось: «общение» Багосоры и Сендашонги заняло не более минуты. По словам Даллэра, это был разговор из трех-четырех слогов без какого-либо желания и без какого-либо энтузиазма[332]. После него Кагаме сообщил Даллэру, что не видит со стороны властей никаких серьезных усилий, чтобы «положить конец этому хаосу». «Я не могу больше продолжать в том же духе, – сказал он, – и поэтому должен предпринять наступательную военную акцию»[333].