к Арвиду и умолять или добраться до Елены и поговорить с ней, уничтожить установившиеся узы, окончательно разрушить воздушный замок? Очевидного ответа не было, и Раапхорсту приходилось слушать брата. Совсем недавно, за ужином, тот признался в том, что встретился с одним из блоков сопротивления и теперь формально принадлежит к рядам революционеров. Евгений встревожился, но отговаривать брата не стал, посчитав, что едва ли имеет на это право.
— Ладно, — Максим махнул рукой, — я понял. Значит, можно думать, твоё благословение я получил?
— Получил, — Евгений рассмеялся. — Но ты должен быть осторожен.
— Я эовин, а потому об осторожности мне известно лучше, чем кому бы то ни было, — сказал Максим. — Ну, а что у тебя? Ведь ты тоже чем-то обеспокоен. Так?
— Дела сердечные, — Евгений усмехнулся. — Не думай об этом. Ты не сможешь помочь, даже если захочешь. К тому же, сейчас мне надо сосредоточиться на другом. Та технология, с которой ты мне помог… Помнишь? Кажется, она оказалась рабочей, и мои исследования подходят к концу. Сон и Дрёма дали потомство. Птенцы подросли, и вскоре мне придётся что-то с ними делать. Не знаю, смогут ли они и дальше уживаться. Инстинкты велят им создавать семьи, лететь друг от друга как можно дальше, но моя воля запрещает это сделать, удерживает, ломает их природу. Быть может, это неправильно, но мне всё равно. Страдания птиц — самая малая жертва, которую я готов принести.
— Не находишь, что это забавно? Ты страдаешь из-за любви, но запрещаешь любить другим, пусть и воронам. А вдруг над нами тоже есть некий исследователь, возомнивший себя вправе мешать тебе?
— Вот только птицы видят меня и теоретически могут взбунтоваться, — промолвил Евгений. — Да, я жесток, но у меня хотя бы есть цель — дать науке новый материал, пищу для размышлений. Какая же цель у этого экспериментатора?
— Вороны тоже не понимают тебя, — заметил Максим.
Его брат засмеялся, и смех это показался гостю ужасным. В нём слышались радость, торжество, злорадное глумление над законами природы. Максим промолчал, почувствовав, что Евгений знает нечто такое, перед чем все его скудные знания о животном мире жалки и несостоятельны. Он пожал плечами, ещё немного посидел, а потом попрощался и вышел.
***
Следующим утром после короткого завтрака Евгений направился на работу. Ему предстояло провести последний сбор данных, занести их в специальную карту, после чего приступить к дальнейшей части исследований, которые в перспективе можно будет презентовать. Раапхорст оттягивал этот момент всеми силами, боясь, что научное сообщество Дексарда едва ли поймёт его. Он не знал, как отреагируют коллеги, старался не думать об этом, но верил в лучшее, прислушиваясь к последним каплям оптимизма, оставшимся в нём. Единственное, что заставляло его бояться будущего, это замечание, которое озвучила Александра. Однажды она сказала: «Возможно, применение у нашего открытия всё-таки будет… Как думаешь, кому могут понравиться птицы, если подтвердятся некоторые наши опасения? Ведь потенциал эовранов предполагает не только мирное назначение».
Евгений всё понял, но не посмел произнести это вслух.
«Если девушка окажется права, — думал он, — всё может усугубиться. Мы повторим судьбу Старой цивилизации, и вместо открытия новых горизонтов, уничтожим себя. Поставим крест на будущем… Остаётся уповать на то, что наши страхи окажутся беспочвенными».
Вскоре Раапхорст оказался в пределах студенческого городка. Учебный год вступил в права, и учёный, то и дело, натыкался на группки студентов, весёлых и энергичных, смеющихся, пышущих здоровьем. Евгений представлял собой полную им противоположность: он был мрачен, молчалив, серьёзен и нёс в душе груз, которого не было у этих юнцов, воспринимающих жизнь слишком просто. Впрочем, возможно, в этом и заключалось их счастье.
Мужчина торопливо преодолел несколько аллей и предстал перед потрёпанным зданием оранжереи. Дверь в кирпичной пристройке была открыта настежь — верный знак того, что Александра явилась на работу. Оказавшись в пристройке, Евгений открыл ещё одну дверь и вышел в комнату с секвенц-проекторами. Там, в центре помещения, стояла Александра. Услышав шаги, она обернулась, и мужчина увидел её испуганное лицо. Девушка дрожала.
— Нас ограбили! — вскричала она, и Евгений недовольно поморщился.
— Что случилось? — спросил он.
— Кто-то пролез к нам… Я пришла недавно, а здесь… здесь… Проектор разбит, на полу капли крови…
Евгений побледнел. Он торопливо облачился в белый лабораторный халат, почти такой же, какой носила Александра, и направился к подвальной двери. Его помощница последовала за ним, почувствовав, что страх, бывший столь сильным совсем недавно, начал проходить. Близость Раапхорста, его решительность придавали девушке сил, и больше Александра не кричала. Учёные спустились в подвал, осмотрели первую лабораторию, морозильные камеры, проверили документы. Недоставало дневника и некоторых бумаг, но основные записи не пропали.
— Значит, они и здесь побывали? — обхватив плечи руками, спросила девушка. Сейчас она выглядела жалкой и слабой, совсем не такой, какой явилась позавчера на бал в дом Хауссвольфа.
— Это был один человек, — не оборачиваясь, ответил Раапхорст. — Максимум двое. Много людей наделали бы лишнего шума, кроме того, тогда бы они забрали с собой всё. Тут же человек хватал документы без разбору, не будучи способным отличить действительно важную бумагу от рядовой записки. Довольно забавно, но и этого, скорее всего, им или ему хватит. Если бы ещё знать, ради чего. У того, кто это сделал, наверняка должна быть цель. Что ты думаешь?
— Я? — удивилась Александра. — Даже представить страшно. Теперь у кого-то есть наша документация… Возможно, у нас появились конкуренты, иначе, зачем кому-то эти бумаги? Нет, я без понятия.
— Хорошо, — сцепив пальцы за спиной, промолвил мужчина. — Так или иначе, нам надо поспешить. Сон и Дрёма сделали своё дело, теперь мы знаем, на что они способны. Как жаль, что твои подозрения оправдались. Очевидно: показывать их нельзя. Проклятье, если бы я мог предугадать, что сюда кто-то заявится, никогда бы не оставил птиц на самом видном месте! Кажется, без контроля они становятся неуправляемыми…
— О чём ты? Или ты думаешь, что кровь и проекторы…
— Разумеется. Возможно, это сделал кто-то из троих, но главное, военный потенциал налицо. Если теперь об этом узнают, нам придётся прикрыть наши исследования. Хотя, скорее всего, это сделают за нас, чтобы потом использовать их так, как пожелают вышестоящие, — поднявшись по лестнице и закрыв дверь, сказал Раапхорст.
Его глаза наполнились туманом: новые проблемы возникали из ниоткуда, оттесняя Елену и душевные терзания на второй план. Сейчас нужно было решить, что делать дальше, выработать последовательность действий и выполнить заранее запланированное, невзирая на страх. Всё остальное — подождёт.
— Разберёмся потом! — воскликнул Раапхорст. — Вороны — это чудесно, они ответили