Вскоре окутанный дымом корабль с шипеньем и треском погрузился в воду. Одиссей остался один между черными, дымящимися обломками. Тщетно он звал своих товарищей: из них не уцелел никто.
Мимо Одиссея плыла мачта; герой ухватился за обрывок ремня, поймал еще обломок киля и крепко связал его с мачтой. Он забрался на этот утлый плот, и ветер понес его по бушующему морю.
Держась за бревна, Одиссей говорил с тоской:
— Когда-то меня называли хитроумным Одиссеем, подателем мудрых советов. После разрушения Трои меня прозвали сокрушителем городов. Но отныне певцы в своих песнях назовут меня многострадальным, стойким в бедах, несчастным скитальцем…
ОДИССЕЙ НА ПЛОТУ
На пределе обитаемого мира лежал остров Огигия, зеленый холм среди морских зыбей. К западу от Огигии струился только быстробегущий Океан, а за ним в безысходной мгле скрывалось царство Аида.
Огигия была цветущим приветливым островом. На пышной зелени лугов, из-под нежных, широких листьев тысячами выглядывали глазки темных фиалок, блестели яркие листья сельдерея. По лугам пролегала широкая дорога; здесь бросали отрадную тень серебристые тополя, темнела жесткая зелень кипарисов. По влажным низинам, вдоль извилин ручьев качались и шелестели заросли черной ольхи.
Юный Гермес, посланник богов, шел по дороге через остров. Крылатые сандалии бога не оставляли следов на теплой пыли. Широкополая дорожная шляпа защищала его глаза от солнца.
Что могло привести Гермеса на этот уединенный остров? Мимо Огигии проходил путь в страну владыки Аида, и посланник богов обычно отводил по нему души умерших людей. Не раз Гермес пролетал здесь с золотым жезлом в руках, а души с визгом неслись за ним в неровном полете, как стая летучих мышей, и брызги волн одевали их своим туманом.
Но на этот раз Гермес не провожал души к Аиду. Он прибыл на остров из-за живого человека, злополучного морехода, заброшенного сюда морем.
В глубине густой рощи скрывалось жилище повелительницы острова Огигии, прелестной нимфы Калипсо. Под нависшими сводами скалы приютился невысокий грот. Вход в него скрывали ветви вьющегося винограда. Возле грота, в прохладной тени тополей весело и звонко плескался ручей. Прозрачный дымок струился из расщелины над гротом; приятно пахло горящим кедром. В гроте певица задумчиво пела тихую песню. Гермес раздвинул ветви винограда и вошел в пещеру. Там, у ярко пылавшего очага, возвышался ткацкий станок, и прекрасная нимфа ходила вдоль него, работая золотым челноком.
Увидев пришельца, она прервала свое занятие и приветливо пошла навстречу гостю.
— Гермес, мой милый гость, — ласково сказала Калипсо, — зачем ты прибыл на мой остров, отдаленнейший от Олимпа? Сюда, на Огигию, попадают разве только души умерших — перед тем как переплыть мировой Океан — да еще иногда шумный Эвр выбросит на берег несчастного моряка, потерпевшего кораблекрушение… Но не буду расспрашивать тебя. Не следует задавать вопросов путнику, пока он устал и голоден. Подкрепись сначала пищей, а тогда расскажи, что привело тебя ко мне, и я исполню всё, что окажется в моей власти.
Калипсо предложила гостю ароматную амброзию и сладчайший нектар — пищу обитателей Олимпа, неизвестную людям. Гермес охотно принял угощение. Когда широкая чаша с амброзией и золотой кубок опустели, Гермес льстиво и осторожно начал свою речь.
— Ты спрашиваешь, Калипсо, прекраснейшая из бессмертных, зачем я здесь? — говорил он. — Я послан сюда Зевсом; кто же из богов захочет по своей воле измерить пустыню бесплодного моря, где нет жилищ человека и некому даже принести нам гекатомбу? Зевсу известно, что ты держишь у себя царя Итаки Одиссея. Семь лет прошло уже с тех пор, как волны забросили на твой остров злополучного скитальца. Кронион повелевает тебе немедля отпустить Одиссея: он не должен умереть вдали от родины.
Прекрасная Калипсо в волнении воскликнула:
— Что же тут плохого, если я дала приют этому смертному? Без меня он бы неизбежно погиб. Он носился по волнам бурного моря. Лишь обломок корабельной мачты поддерживал его. Я спасла славного героя. Я хотела оставить его у себя и дать ему бессмертие. Но боги завистливы и безжалостны! Они недовольны, когда богини оказывают внимание смертному.
Глаза Калипсо наполнились слезами, с грустью она продолжала:
— Что ж! Я простая нимфа и не могу равняться с олимпийцами ни разумом, ни властью. Я отпущу своего гостя, если только он захочет снова довериться коварному морю.
Гермес дружелюбно расстался с повелительницей Огигии. Нимфа отправилась искать своего злополучного гостя. Она увидела его издали. Он сидел на прибрежном камне, подперев руками голову, и в глубокой тоске смотрел на пустынное море. Волны, набегая, заливали его ноги, лучи солнца обжигали непокрытую голову. Но Одиссей не двигался с места; он тяжело вздыхал, а из глаз его медленно скатывались слезы.
Калипсо подошла к многострадальному скитальцу и положила руку на его плечо.
— Перестань сокрушать свое сердце, Одиссей, — сказала она. — Ты скоро вернешься на родину.
Одиссей повернул к ней свое мокрое от слез лицо и ответил:
— Ты смеешься надо мной, Калипсо. У меня нет ни корабля, ни мореходов. Как же я могу миновать просторы бесплодносоленого моря?
— Я не могу дать тебе корабля и мореходов, — отвечала Калипсо, — но ты можешь построить себе большой плот и поднять на нем парус. Я снабжу тебя пищей и пошлю попутный ветер. Он благополучно домчит твой плот до милой отчизны.
Одиссей воскликнул, отстраняясь от прекрасной нимфы:
— Ты задумала что-то недоброе, богиня! Разве можно переплыть на плоту бездонное, бурное море? Не всякий корабль проходит его безопасно. Нет, я не стану строить плот, пока ты не поклянешься мне, что не собираешься меня погубить!
Калипсо ответила с печальной улыбкой:
— Правду сказать, ты уж чересчур осторожен. Хорошо, клянусь тебе плодоносной землей и лучезарным небом, клянусь подземной водой Стикса, я не намереваюсь погубить тебя. Поверь, что в груди у меня бьется не железное, а горячее и нежное сердце.
Калипсо грустно вздохнула и продолжала:
— Если бы ты знал, какие беды ждут тебя, прежде чем ты вернешься в свой дом! Останься лучше здесь, у меня. О безрассудный! Согласись, наконец, вкусить амброзию, пищу бессмертных! Ты тоже станешь бессмертным и будешь вечно счастлив.
Не в первый раз Калипсо предлагала бессмертие своему гостю, но Одиссей всегда отказывался от драгоценного дара. Видя, что герой молча качает головой, нимфа рассердилась.
— Я знаю, отчего ты не хочешь остаться здесь, жестокий! — гневно воскликнула она. — Ты думаешь только о своей покинутой жене и жаждешь вернуться в Итаку! Но полагаю, я нисколько не хуже твоей Пенелопы, как она ни прекрасна!
— Выслушай меня без гнева, светлая нимфа! — отвечал Одиссей. — Я знаю, что Пенелопа ни в чем не может равняться с тобой, вечно юной, бессмертной богиней. И всё же я сокрушаюсь и печалюсь о своей семье и мечтаю только дожить до сладостного дня возвращенья. Тебя удивляет, что я ни разу не захотел вкусить пищи богов? Бессмертные боги не могут понять, что для человека нет ничего дороже, чем милая отчизна, родной дом и близкие люди. Зачем мне бессмертие, если я никогда не увижу дорогих сердцу? Чтобы вернуться к ним, я готов на любые опасности и невзгоды. А если даже боги судили мне погибнуть в бездне моря — что ж! Смерть не раз угрожала мне и в битвах, и на море. Я сумею встретить гибель не дрогнув.
Через несколько дней тяжелый плот уже покачивался в маленькой бухте неподалеку от грота Калипсо. Одиссей соорудил плот из двадцати толстых сосновых бревен. Калипсо подарила ему необходимые инструменты. Одиссей, искусный мореплаватель, пробуравил бревна и скрепил их болтами. Он обшил досками палубу и поставил посредине плота крепкую мачту с поперечной реей, сделал руль и высокие борта. Он устроил парус и прикрепил веревки, чтобы свивать и развивать его. Мощными рычагами он сдвинул плот в море. Заботливая нимфа принесла на плот три меха: один был наполнен вином, другой — свежей водой, а третий — мукой, пищей мореходов.
Припасы Калипсо уложила на плоту, а сама стала у прибрежных камней. Из глаз ее катились тихие слезы. С горем смотрела она на своего смертного друга. А он радостно готовился в свой опасный путь.
Одиссей ласково простился с Калипсо и бодро встал у руля.
Герой развил упругий парус, и попутный ветер, посланный Калипсо, понес его судно на восток.
На восемнадцатый день плавания, к вечеру Одиссей, наконец, завидел землю. Как черный щит, она лежала на туманном море и была покрыта темными лесами и горами. Одиссей, радуясь, направил свое судно к берегу. В это время колебатель земли Посейдон, бог вечношумящего моря, возвращался из дальнего края эфиопов на своей медной колеснице. Он пересекал горы в стране солимов и сверху увидел в море Одиссея на плоту. Посейдон осадил своих белогривых коней, так что медная ось колесницы пронзительно заскрипела. В гневе бог тряхнул лазурными кудрями и воскликнул: