С любовью и благодарностью я прощаю маму и принимаю её такой, какая она есть.
Я прошу у неё прощения за мысли, эмоции, поступки по отношению к ней.
С любовью и благодарностью мама прощает меня!
С любовью и благодарностью я прощаю папу и принимаю его таким, какой он есть.
Я прошу у него прощения за мысли, эмоции, поступки по отношению к нему.
С любовью и благодарностью папа прощает меня!
С любовью и благодарностью я прощаю (имя) и принимаю её такой, какая она есть. Я прошу у неё прощения за мысли, эмоции, поступки по отношению к ней. С любовью и благодарностью (имя) прощает меня!
С любовью и благодарностью я прощаю (имя) и принимаю его таким, какой он есть. Я прошу у него прощения за мысли, эмоции, поступки по отношению к нему. С любовью и благодарностью (имя) прощает меня!
– А теперь поезжайте на дачу и забирайте Кота, – с этими словами мудрецы подождали, пока друзья выйдут из комнаты, и «удалились».
Глава 27. Кот. Письмо Луизы
Кот стёр все лапы, пробираясь вдоль дорог. Никогда он не питался так плохо! Овсяная каша, которую когда-то он ел с оскорблённым видом, теперь казалась ему деликатесом по сравнению с дохлой лягушкой на обочине. На бензоколонке он нашёл чью-то миску с молоком и с удовольствием вылакал всё до последней капельки.
Дорога казалась бесконечной, но он шёл и шёл, твёрдо удерживая направление. Машины ехали бесконечной вереницей, из окон на кота смотрели с любопытством – надо же, кот, в ошейнике, сбежал от кого-то, что ли?
Ничего не хотелось Коту больше, чем добраться скорее до дачи. «Как дышать…» И вдруг он услышал знакомый голос! Машина с визгом остановилась у обочины, из неё выскочила мамина подруга и соседка по даче. Она бросилась к Коту: «Батюшки, Машкин пропавший Кот!!!» Кот узнал её и прыгнул ей на руки.
Сев в машину, они поехали на дачу, к которой Кот стремился уже несколько недель.
Устроив кота под крыльцом, Галка побежала звонить подруге с радостным известием. Себе в дом она взять его не могла. Баер – немецкая овчарка потрясающей красоты и доброты – был бы, мягко говоря, против. У Баера, или Барика, как его чаще всего называли, был один недостаток – он смертельно ненавидел котов любого пола и возраста. Когда соседи хотели над ним пошутить, они из-за забора тихо говорили «кс-кс», на что Барька отвечал заливистым лаем.
Когда Мария Петровна, Валентин Владимирович и Ванька приехали за Котом, тот с удовольствием уплетал овсяную кашу с молоком. Рядом с тарелкой лежала мышь, не подававшая признаков жизни. Кот, гордо посмотрев на хозяев, стал долизывать и гонять по крыльцу пустую миску.
– Да, искоренил все барские замашки, – многозначительно сказал папа. А мама и Ванька, несмотря на грязную морду в овсянке и задушенную мышь, выдирали друг у друга Кота и душили его в объятиях и поцелуях.
Поблагодарили друзей-соседей, забрали Кота и отвезли в город. Там помыли, просушили, расчесали, накормили и уложили в любимую корзинку. Большего счастья Кот не испытывал никогда. Он спал несколько суток, и домочадцы все по очереди подходили к нему и слушали – дышит ли он? Он даже не ел, ему было просто не открыть глаза.
С появлением Кота жить стало веселее. Его отсутствие мешало радоваться жизни всем домочадцам. Ванька ходил грустным, делал все задания в школе и рано ложился спать. Он очень скучал без друга. Теперь же всё было здорово!
Часто приходили Дашка с Серёгой, вместе обсуждали накопившиеся вопросы. Дашка после последней «прочистки мозгов» старцами много смеялась. Она нашла старые бабушкины чётки и читала прощения каждому, на кого она когда-нибудь обижалась, проходя все косточки. Четыре фразы она тоже не забывала. Она изобретала новые способы отгонять назойливые мысли – то прихлопывала их на плече, как комара, то в ответ на назойливую пугающую мысль повторяла: «Мне очень жаль. Пожалуйста, прости меня. Я благодарю тебя. Я люблю тебя». Мысли о недуге тут же исчезали, и жить становилось легче.
Дашка поняла, что она может управлять своим состоянием.
К тому же Серёга стал покупать ей книги и читал ей каждый вечер, переводя с английского. Особенно на Дашу произвела впечатление книга Луизы Хей. Вечером пригласили семью Марии Петровны, все сидели у стола, и Серёга переводил присутствующим:
В один «прекрасный» день у меня обнаружили рак женских органов. Я была в полной панике. В результате, я написала эту книгу о том, что рак – это всего лишь накопленная обида и, если от неё избавиться, то болезнь можно вылечить!
Слово «неизлечимый» лично для меня значит только одно: это состояние, которое невозможно вылечить традиционным способом. Поэтому мы должны буквально спуститься внутрь себя, чтобы найти способ излечения. Если бы я согласилась на операцию и ничего бы не делала, чтобы избавиться от старых убеждений, врачи бы продолжили резать меня до тех пор, пока от меня бы ничего не осталось.
Пойди я на операцию, я бы всё равно изменила свой образ мыслей, который вызвал рак, и рак не возвратился бы. Но я не пошла на операцию. Я сказала лечащему врачу, что у меня нет денег на операцию, а он, в свою очередь, сообщил мне, что мне осталось жить всего три месяца.
Я тут же принялась за работу.
Стала читать о нетрадиционных способах лечения. Пошла в магазин здоровья и купила все книги о раке.
Я нашла доктора, который занимался рефлексотерапией. Он случайно подсел ко мне на лекции.
Я хорошо понимала, что мне нужно научиться себя любить и уважать гораздо больше. В моем детстве было очень мало любви, и никто меня не научил, как любить себя. Меня постоянно критиковали, и я это приняла.
Сначала мне было невероятно трудно сказать своему отражению в зеркале: «Луиза, я люблю тебя. Я действительно люблю тебя».
Самое трудное для меня было перестать винить других. У меня было трудное детство, все меня обижали ментально, физически, сексуально. Я буквально поедала своё тело раком, потому что не могла простить. Я нашла психиатра и с его помощью стала выплёскивать свой накопившийся гнев. Я била подушки и орала в ярости.
Потом… я составила картину из детства родителей. Их вина за всё происходящее со мной стала растворяться. В дополнение ко всему я нашла хорошего врача-диетолога, он мне прописал строгую диету, состоящую только из зеленых овощей. Три раза в неделю в течение первого месяца мне прочищали толстую кишку. Операции мне не делали, и через шесть месяцев врачи были вынуждены прийти к соглашению и сообщить мне (что я уже и так знала): опухоль полностью исчезла. Теперь я по собственному опыту знаю, что любую болезнь можно излечить, если мы сами хотим изменить свои мысли, убеждения и действовать соответственно этому.
Иногда самая большая трагедия оборачивается для нас счастьем. Вы себе представить не можете, как моя болезнь изменила меня. Произошла полная переоценка ценностей. Я стала по-другому смотреть на жизнь и стала больше ценить вещи, которым до болезни не придавала никакого значения…
– Потрясающая сила у этой женщины! А если бы не болезнь, она об этой силе и не узнала бы! – тихо сказала Даша.
– Ребята, а если бы не Кот, мы бы вряд ли сами узнали о своей силе! Как хорошо, что большинство из нас узнали о ней, не заболев тяжёлой болезнью, – добавил Валентин Владимирович. – И всё же я хочу как врач предостеречь всех от полного отрицания традиционной медицины.
Глава 28. Тайна четырёх фраз или хо’опонопоно
За всеми этими событиями очередной месяц прошёл быстро, все уже с нетерпением ожидали старцев, и они не преминули появиться в точно определённый срок.
Увидев радостные лица членов семьи и их друзей, старцы обрадовались.
– Расскажите, пожалуйста, про четыре фразы, которые очищают мир, – попросил Валентин Владимирович.
– Ну, слушайте, дорогие наши друзья. Мы вам расскажем о великой тайне, к которой прикоснулся один мудрейший гавайский доктор с помощью своей наставницы Моррны, и поведал её людям, готовым воспринимать.
Доктор этот – а звали его Ихалеакала Хью Лин – устроился на работу в больницу для умалишённых, совершивших тяжкие преступления. Все пациенты считались очень опасными для общества, и они либо получали сильные успокоительные средства, либо круглосуточно были закованы в кандалы. Сотрудники постоянно увольнялись, врачи не выдерживали больше месяца, медсёстры и санитары – больше двух недель. Нормальному человеку находиться там было невозможно, персонал передвигался по коридорам спиной к стене, чтобы избежать нападения с тыла. Это был ад…
Доктор действовал по своему методу, не встречаясь с пациентами, а сидел в своём кабинете и просматривал их медицинские документы.
Всё стало ещё удивительнее, когда через несколько месяцев пациентам, которых заковывали в наручники, позволили перемещаться без каких-либо ограничений, видя прогресс в их поведении. Другим, которые получали мощные лекарственные средства, вообще постепенно их отменили за ненадобностью. А больные, которых и не надеялись выпустить на свободу, были со временем выписаны как выздоровевшие.