По идее, сегодня.
– Да?! – Лена так искреннее удивилась, что и сама бы себе поверила.
Она ждала этого дня так, как не ждет никто и ничего.
– Так что, пойдем?
Стараясь не терять самообладания, Лунь вежливо согласилась. Казалось, она вот-вот лопнет от предвкушения. В груди у нее плясал сгусток неукротимой энергии, норовящий превратиться в крик или прыжки по лестнице.
На этот раз Лена позаботилась о том, чтобы выглядеть лучше, чем в прошлый визит, после пробежки под дождем. Девушка подготовилась морально (что самое главное) и физически – привела волосы, ногти и брови в идеальное состояние, выгладила свою самую красивую белоснежную водолазку и темно-синие облегающие джинсы, а сверху накинула короткую ярко-синюю курточку. Это были лучшие вещи ее гардероба, пусть и очень старые, но на ее фигуре они сидели как влитые.
Она не стала краситься, лишь тронула помадой губы, отчего они стали ягодными, сочными. Что-то подсказывало ей, Илья Алексеевич не любит яркого макияжа. Она и сама не любила этого. Глядя в зеркало, Лунь впервые за долгое время нравилась себе, но внешний вид был ни при чем. Ее глаза мерцали, отражая лишь малую толику того, что расцветало внутри нее.
По пути к дому Ильи Алексеевича Лена вела себя даже более естественно, чем обычно, но ей все равно казалось, что Поля ее подозревает. «Иногда она так смотрит, что… будто бы заранее обвиняет меня, – кусала губы Лунь. – Нужно было одеться, как обычно. Наверное, она обо всем догадалась. Думает, будто я хочу соблазнить ее дядю. Боже, как стыдно…»
Лена шла и тихо ненавидела себя. Ненавидела эту белую водолазку, синие джинсы, которые теперь слишком плотно, как ей казалось, обтягивали стройные ноги, ненавидела гладкие прямые волосы, восхитительно блестящие рыжим, золотым и медным под солнечными лучами. «Зачем мне все это, если лучшая подруга думает обо мне плохо?» – спрашивала себя Лунь и мечтала в те моменты стать самой последней дурнушкой, лишь бы Полина не заподозрила ничего плохого. Она просто хотела выглядеть уверенно, но теперь в этом виде ощущала себя, будто в самом развратном костюме на глазах у сотни человек. Лунь даже не замечала того, как изумительно выглядела на самом деле: мужчины выворачивали шеи ей вслед.
Показались черные кованые ворота. В груди отчаянно забилась птица тревоги. Лена взяла себя в руки. «Сейчас я увижу его, увижу его. Я не должна быть печальна. Улыбнись, Лунь. Ты увидишь ЕГО. Спустя неделю мучений. Не бойся. Кому понравится, если ты будешь грустной? Ты ведь идешь сюда не ради того, чтобы вызвать у него жалость? Ты ведь ненавидишь жалость. Он должен восхищаться тобой!»
Девушки вошли во двор и почти сразу заметили Илью Алексеевича в окне дома.
– Смотри-ка, – засмеялась Полина. – Выглядывает нас!
Лена прокашлялась. Спазм сжал ей горло, она старалась улыбаться. Неделю она питала мужской образ исключительно своим воображением. Теперь он был перед ней наяву. И ни одна фантазия не могла сравниться с действительностью.
Полина помахала дяде рукой, тот махнул в ответ и скрылся. Пару мгновений спустя входная дверь распахнулась. На пороге в просторных черных брюках и черной же водолазке показался Вилин. Одежда замечательно подчеркивала его рослую фигуру, прямую осанку и узкие бедра. Лена залюбовалась, забыв поздороваться.
– Приветствую, – задорно произнес мужчина, скрестив руки на груди.
– Добрый день, – слабо кивнула Лена.
– Я как раз ждал вас, даже чайник поставил. Как будто предчувствие. У вас такое бывает?
– Что это ты так небрит, Илья? – спросила Полина.
Девушки вошли в дом, хозяин закрыл за ними дверь, второй рукой задумчиво ощупывая заросшие щеки и подбородок. Щетина у него росла так же обильно, как и волосы на голове.
– Быть журналистом, – начал он, – это значит, большую часть времени не следить за своим внешним видом. Проходите на кухню, я сейчас.
– Ты ведь не бриться пошел, я надеюсь? – усмехнулась Полина.
В ответ Илья заразительно засмеялся уже откуда-то из другой части дома.
«Как ему идет, боже, как же он изумительно хорош, – кусала губы Лунь. – Черная одежда, щетина, длинные волосы назад. Лишь бы не сказать вслух ничего лишнего!»
Илья вернулся быстро и сразу предложил гостям сладкое к чаю.
– Полин, посмотри вон в том ящике, я покупал вчера печенье и конфеты, вытаскивай все! Лунь, Вы будете что-нибудь?
– О, я, нет-нет, я просто – чаю.
– Все она будет, – весело заявила Полина, вытаскивая конфеты. – Не хочешь – заставим!
– Лунь, Вы не любите сладкое или это просто вежливость?
Девушка смутилась от того, насколько открыто и прямо смотрел на нее Илья Алексеевич, и не нашлась, что ответить. Она подумала, что не должна стесняться так часто, иначе и эта естественная реакция станет поводом для подозрений.
– Если Вы настаиваете, – согласилась она слегка кокетливо.
– Другое дело.
Илья Алексеевич уже разливал заварку в кружки из небольшого чайничка.
– Я нашел у нас дома самые глубокие кружки, – рассказывал он, – чтобы лишний раз не прерывать разговора. Вы обе сегодня чудесно выглядите. Расскажите мне, как прошла ваша неделя? Должен признаться, я скучал по нашим посиделкам…
Как всегда, слово подхватила Полина. Пальма первенства принадлежала ей по праву родства с Ильей, но Лену это устраивало. Она бы просто не сумела подобрать нужных слов, если бы ей пришлось говорить первой. Илья Алексеевич, как и в прошлый раз, был добродушен и даже ласков. Этот высокий небритый мужчина пил с ними чай и то и дело с умилением и улыбкой посматривал на девушек своими детскими глазами, приподнимал брови, шутил, смеялся так, что пухлые губы обнажали два ровных ряда зубов, особенно белых на фоне густой щетины. Лена обратила внимание, что брови у него тоже были густые, темные и длинные, их форма подчеркивала глаза.
Слово за слово, разговор побежал как-то сам по себе. В этом плане в компании с Ильей никогда не было проблем. Он задавал ненавязчивые вопросы и с радостью рассказывал что-то о себе. Не было и не могло быть ни одного неловкого момента, ни одной напряженной паузы. Лена чувствовала себя просто прекрасно, позабыв о своих переживаниях в отношении Полины и о своем внешнем виде. Ей было спокойно и уютно здесь, даже в большей степени, чем неделю назад. Лунь уже не переживала и не тряслась, а наслаждалась присутствием Вилина, возможностью общения с ним. Ее душа уносилась куда-то далеко, а по телу разливались сладость и легкость.
«Я вижу его, я рядом с ним. Мы разговариваем. Иногда он даже заглядывает мне в глаза, и я не отвожу взгляда. Как мне хорошо. Это лучший день в моей жизни. Лучший. Лучший. Неужели и дальше все будет так? От него как будто лучи добра тянутся, пронизывают, греют…»
– А я вот целых три дня учился ездить на велосипеде, – рассказывал Илья Алексеевич (непонятно,