в институте.
— Ой, в Широково? А можно я…
— Нет! — твердо сказал отец, и его голос прогремел по всему кабинету, напоминая, насколько он силен.
— Но я же не сказала, что хочу! — скрестила она руки на груди. — Вечно ты перебиваешь!
— Ты хочешь в Дикую Зону? Не так ли? — прищурился он. — Тебе напомнить, что было в прошлый раз?
— Да я же извинилась! Ну кто же знал, что монголы зайдут так глубоко, да еще и нападут? — всплеснула она руками.
— А разгребал потом это все я, — Император улыбнулся, вспоминая, как чуть не открутил голову одному из генералов Великого Хана, и как быстро он убегал. — Это ж надо, убить трех монгольских великих архимагов…
— Я нечаянно, — только и ответила Катя. — Но этот раз я не далеко, до «Скарабеев». Говорят, инженеры что-то новое придумали. Просто хочу посмотреть.
Император встал с кресла и прошелся по комнате, раздумывая над словами младшей дочери. Сначала он посмотрел в окно, потом направился в другой конец кабинета и лег на свой продавленный диван.
— До «Скарабеев» говоришь?
— Да, обещаю! Так хочу мечом помахать! — она села на краешек дивана. — Ну па-а-а-а-ап!
— Ладно… — сдался отец не в силах отказать любимой дочке.
— А можно я побуду там до конца Универсиады?
— Как раз хотел тебя об этом попросить, — улыбнулся он. — Кто знает, может, ты еще раз будешь награждать этого… — он пощелкал пальцами, делая вид, как будто опять забыл фамилию.
— Кузнецов.
— Да, его, — кивнул отец. — Может, ты еще раз его наградишь за победу.
— Ой, да там такие ребята… Церковь приехала со своими инквизиторами, из Питера команда сильная, — начала она размышлять, хотя уже в мыслях представляла, что будет говорить барону Кузнецову, вручая ему главный приз.
— Ну вот ты посмотришь и скажешь мне потом, — улыбнулся отец. — Кстати, она начинается завтра.
— Кто?
— Универсиада.
— Ой! Мне же надо собираться! Дашь своего «Стрижа»? — спросила Катя.
— Да ладно, бери уж «Гусыню», — махнул рукой отец, предлагая ей один из самых скоростных и комфортных самолетов в Империи, а возможно и во всем мире. Этот аппарат обладал вертикальным взлетом, что очень удобно для путешествий в труднодоступные места, где нет посадочной полосы. Если Катя вылетит сейчас, то успеет в КИИМ к обеду… Хотя, учитывая разницу в часовых поясах, к ужину уж точно.
— Ого, — вскочила Катя. — Ты лучший! — и чмокнув отца в щеку, убежала собирать сумки.
Император подождал, пока младшая дочь закроет за собой обе двери, и только тогда встал с дивана.
Когда он проходил мимо шкафа, оружие слегка зазвенело от едва уловимой ауры силы.
Император Петр II сел обратно в кресло, взял документ, который просматривал до прихода Кати.
«Кузнецов Михаил Викторович», — значилось в верхнем углу бумаги.
— Хм… Неужели это твой внук, Володя… Неужели…
Он приложил перстень к одному из замков в столе. Открылся небольшой автоматический ящик, в котором лежала единственная папка с надписью.
«Род Кузнецовых»
Открыв папку, он положил туда бумагу со скудной информацией о потомке товарища Его Императорского Величества и задвинул ящик.
* * *
г. Красноярск.
Вечер
Остаток полета прошел без эксцессов. Еще бы, если над душой постоянно стоял Звездочет.
Когда мы приземлились в Красноярске, нас, как VIP-пассажиров, выпустили первыми.
Не успели мы добраться до вокзала, как в дирижабль пробежало несколько жандармов, чтобы арестовать кое-кого. Я не стал задерживаться, и мы с замдиректора пошли к ожидающей нас машине КИИМа.
— Красивый город, — подметил Валера, когда мы вышли на улицы. Он успел подняться повыше и оглядеться.
— Если честно, сам еще тут толком не был, — ответил я.
— Времени нет, Михаил, — напомнил нам о суровой реальности Звездочет.
Завтра начиналась Универсиада. Правда только церемония открытия. Сами сражения начнутся следующим утром, и меня еще останется время немного освежить в памяти боевые приемы, попрактиковаться магии и, чем черт не шутит, даже закрыть парочку метеоритов!
— Кстати, до окончания турнира тебе запрещено заходить в Дикую Зону, — мигом обрушил все мои планы Звездочет.
Мы проезжали вечерний город. Валера пялился в окошко и болтал, не переставая.
Тут я ощущал магические потоки куда лучше. Лора говорила, что восстановление энергии увеличивалось, и телу становилось легче.
— Лора, у Дирижера тут два дома, верно? Может, нам перенести основные силы сюда? — предложил я.
— А не хочешь поближе к Широково? Как на счет той деревни, которую они разворотили? Построим там особняк?
— Думаешь, мои люди сильно обрадуются, что я живу на костях их родственников? — перед глазами появились истощенные лица, когда мы доставали бедолаг из клеток.
— А что тебе мешает отступить на пару километров? — предложила она, выводя передо мной карту. — А это место сделаем памятником. Пусть все будет по-человечески.
— Это уже лучше. Надо подумать… Тогда дома в Красноярске будут гостевыми. Мало ли кто к нам нагрянет, да и я буду там отдыхать временами.
— План хорош! — кивнула Лора. — Кстати, нам ехать еще пару часов, может, позагораешь со мной? Вот и Посейдон заскочил?
— Привет, Михаил, — тут же я услышал голос Водяного.
Конечно, это Лора для красного словца. У меня оставался круглосуточный выход на питомца. Энергия то моя.
— Ну и как у вас там? — поинтересовался я.
— Тихо-мирно, — ответил Посейдон. — Никаких происшествий. Дети из деревни повадились бегать к нам купаться. Познакомились с Борей. Все рады.
— Приятно слышать, — я и правда радовался и за Посейдона, и за пацана.
Звездочет, тем временем, нашел общий язык с Валерой, и они о чем-то беседовали. Прислушавшись, я понял, что оба спорили из-за Маруси.
Меня начало клонить в сон, но Болванчик принялся сигнализировать об опасности.
И эта опасность грозила не нам, а тем, у кого находились другие детальки.
Я тут же переключился на картинку и увидел, как к дому Кувалды подъехали четыре машины с людьми явно бандитской наружности. У каждого в руках дубинки.
Ну хоть стволов нет на этот раз, и на том спасибо.
Они встали у дома и начали кричать на всю улицу. Нет, они звали не семью, которую защищал мой питомец, а владельца здания.
— Э! Кувалда! Спустись, побазарим! — кричал какой-то не особо спортивный мужик.
Ему никто не ответил.
— Что им нужно? — услышал я голос Авдотия. Он стоял у окна и выглядывал из-за занавески. Именно его деталька сейчас транслировала мне изображение с улицы.
— Может, они хотят забрать дом? — предложила его жена Марфа. Она держала в руках другую деталь. — Помнишь, тут кто-то хотел построить бордель под видом игорного клуба…
— Не знаю Марфа, — растерянно сказал Авдотий. — Надо что-то делать… Вызвать Жандармов?
— Да, хорошо! — кивнула она и начала набирать номер.
Я приказал детальке в руках у Авдотия вылететь на улицу и показать обстановку более подробно и с разных ракурсов.
— Ой, куда⁈ — удивился мужчина, когда его маленький защитник завибрировал и юркнул в вентиляцию.
— О, а это уже интересно… — хихикнула Лора. — Мужик веселый!
* * *
Дом Кувалды
Широково
Возвращаясь из магазина, Кувалда пребывал в тяжких думах. Денег в этом месяце вышло больше из-за нового арендатора, но так же появилось и много проблем. Он знал это не понаслышке. Как минимум, тот факт, что известный аристократ, который буквально пару дней назад мелькал по телевизору, снимает у него квартиру, уже довольно необычно. Но не его это дело.
Кувалду больше беспокоило то, что из-за победы в войне родов, о которой он прочитал сегодня в газете, этот барон стал на несколько десятков миллионов богаче, и теперь может позволить купить хоть целый район рядом с КИИМом. А значит, ему больше незачем платить за аренду в какой-то дыре.
Кувалда хотел напоследок закатить вечеринку в честь барона. Хотя и понимал, что он, скорее всего, откажется. Не пристало аристократам делить стол с простолюдинами. Да еще и с такими, как Кувалда.
Он не сдавал жилье в аренду, если понимал, что у арендатора нет денег даже на еду. Предоставлял квартиру в долг с условием, что жилец найдет работу, но с оплатой он не спешил. Пусть приведет свои дела в порядок, а потом уж заплатит. Естественно, таких людей Кувалда тщательно проверял на вшивость.
Кувалда всегда ремонтировал то, что ломалось. Но несмотря на его усилия, дом потихоньку приходил в негодность, и нынче Кувалда думал только о том, как бы сохранить людям жилье.
Из мыслей его вывела интересная картина перед домом. Четыре машины, шестнадцать