Читать интересную книгу Пастырь добрый - Попова Александровна

— Вот поэтому.

— Ах вот оно что, — улыбнулся он с подчеркнутым дружелюбием, и Кранц поморщился. — А скажи-ка мне, хранитель законов, если б тебе посчастливилось накрыть повозку, груженую золотом — ты что б делал? Тысяч, скажем, на пятьдесят. Здесь бы все спустил? Я думаю — домик бы себе прикупил в хорошем квартале и в дорогом трактире лещей во кляре жрал бы.

— Ты это к чему? — насупился тот.

— К тому, что вот это, — Курт чуть приподнял медальон за цепочку, — мне привалило не по моему желанию. Сложилось так. Я не выбирал, куда мне идти и чем заниматься, ясно?

— Однако жопу рвешь на своей службе.

— Рву, — кивнул он невозмутимо, покачивая Знак на пальце, и заметил, что сидящая рядом с Шерцем потрепанная девица соблазняюще закусила губу, отчего внутри что-то похолодело и обозначилось нечто вроде тошноты — зубки у девицы были далеки как от пристойного качества, так и от положеного количества. — Вылавливаю всякую дрянь.

— И чем ты тогда от магистратских отличаешься? Та же псина.

— Тем отличаюсь, Кранц, что мои враги — и твои тоже, как и любого в этом городе, во всей Германии и на всем белом свете, потому как что ты, что я — все мы для них так, мясо. Хочешь кое-что по секрету? Если б не такие, как я, ты сейчас, может, на какой-нибудь шахте втыкал, на добыче камней для скучающего малефика, и это в лучшем случае. Я свою нынешнюю жизнь не выбирал, однако же оправдываться за нее не намерен. Перед законом, на который ты так напираешь, я чист: магистратские от меня десять лет назад ни одного имени не услышали. И до сих пор я рта не раскрыл, хотя кое о чем кое-что знаю.

— И решил, что тебя тут за это обнимать кинутся?

— Угомонись, Кранц, — тихо попросил хозяин подвальчика, и тот умолк тотчас же, захлопнув рот послушно, словно ребенок. — Потрендел — и будет. Ты что-то больно много воли сегодня взял… Ну, пускай оно так, — обратясь уже к гостю, кивнул Бюшель со вздохом. — Но тут-то ты чего забыл, Бекер? Если тебе и впрямь приперло отмазать Финка, тут тебе ничем не помогут. Знаем не больше твоего, а то и, я так мыслю, меньше. За что замели — и то так, слухами да толками. Девицу он какую-то, говорят, прирезал, молоденькую, и оприходовал ее на полную. Так с чего ты взял, что он тут не при делах? Все может быть, он вчера нажрался до синих чертей…

— Девочку, — поправил Курт, отвернувшись от насупленного Кранца. — Одиннадцати лет. Изнасилована раза четыре, после чего изрезана вдоль и поперек и почти выпотрошена. Неужто только я уверен, что Финк такого бы не сделал?

— Мамочки! — шепотом пискнула какая-то девица за столиком у двери, приподнявшись и тут же усевшись обратно; Бюшель нахмурился.

— Да, это уж что-то для Финка слишком. По морде залепить мог бы, да и попользоваться, разрешения не спросив, но вот так вот… А все же — что ты здесь найти думаешь? Говорю же — никто тут ничего не знает, сам видишь.

— Да ты даже не дослушал, — укоризненно возразил Курт. — Вся хохма в том, что если и могу я где-то найти для него оправдание — то только здесь. И свидетелей у меня, кроме вас, никаких нет.

— Вот это слово мне что-то не нравится, — вновь вмешался Кранц, однако уже более миролюбиво, хотя и по-прежнему настороженно. — «Свидетель» — это когда надо идти к вам, там отвечать на ваши вопросы, а потом меня же в соседнюю камеру?

— Если бы дело вел магистрат, вас бы и слушать не стали, не то что звать куда-то, чтоб пообщаться, — отозвался он, кивком пригласив все еще стоящего посреди комнаты собеседника присесть напротив. Поколебавшись, тот медленно приблизился и примостился подальше от него, на самом краешке трехногого трухлявого табурета. — У Друденхауса свои правила, весьма удобные. Никому и никуда идти не надо, хватит того, что я услышу здесь, а в отчете потом напишу «из заслуживающих доверия источников стало известно, что…»; и все.

— Здорово, — хмыкнул кто-то от дальней стены. — А откуда твое начальство узнает, что ты им мозги не крутишь?

Итак, разговор постепенно переходит во вторую фазу, отметил Курт про себя, улыбаясь любопытствующему посетителю «Кревинкеля» почти приятельски:

— Мое начальство — инквизиторы, помнишь? Узнают.

Чуть слышимый, все еще неуверенный смешок, прокатившийся по маленькому темному зальчику, был хорошим знаком, и он продолжил в том же тоне, стараясь не упустить на миг возникшее полудоверие:

— Главное в том, что магистрату я потом ничего объяснять не обязан: тайна следствия Конгрегации, и — выкуси. Как доказал и что нашел — мое дело.

— Хорошо пристроился, — разомкнул, наконец, губы Шерц. — Прям весь в малине.

— Завидно? Давай к нам. Сделаем из тебя пыточный инструмент, будем подсаживать в камеры к малефикам; через час любой запросится на признание. Шерц, мать твою, я вонь твоих портков отсюда чую!

От немудрености и тупости произнесенной шутки стало тошнотворно самому, и, слушая уже откровенный смех, Курт едва не перекривился, припоминая, как когда-то сам покатывался над подобными же безыскусными плодами местного юмора. «Cor dolet, quum scio ut nunc sum atque ut fui»[28]… Но как же до омерзения легко вспоминается все это…

— Если б не твоя побрякушка, Бекер… — с невнятной угрозой отозвался тот, не договорив, однако, и уставясь в сторону.

— Да хорош заливать, — с добродушной насмешкой осадил его кто-то, — ты, разве, пузом можешь задавить, а этих, я слышал, учат от десятка вояк враз отбиваться. Правда это?

— Правда, — не дрогнув лицом, соврал Курт, покривив душой лишь самую малость — «отбиваться» учили от пятерых, много — шестерых, ибо, вопреки распространенному мнению, большего количества бойцов в круг подле одного человека попросту не вместится. Кроме того, учили не отбиваться, а бить, однако на этом он тоже внимания заострять не стал.

— Вот где настоящие мужчины, — проворковала дева с недостачей зубов, и одарить ее ответной улыбкой стоило таких усилий, что от напряжения едва не свело челюсть.

— Руки прочь, — настойчиво порекомендовала девица от двери, выглядящая, к удивлению, несколько свежее и имеющая в наличии все прелести, включая полный набор зубов, поразительно белых. — У тебя вечер забит по самые уши. Майстер инквизитор, допросите меня наедине?

— Ты поосторожней с ним, — заметил Кранц с кривой ухмылкой. — Его бабы кончают на костре.

— Ой, правда? — без особенного испуга уточнила та, и Курт кивнул.

— Правда. Пылкая была штучка… Хотя, я сильно сомневаюсь, что она кончила.

Благодатная тема, подумал он, растягивая в усмешке губы под хохот вокруг. Веселить местных обитателей подобными шуточками несложно, кроме того — нужно, исподволь приучая их к мысли о том, что вот тут, среди них, сидит такой же, свой, с которым можно запросто; вот только какая-то висюлька болтается на шее, но во всем прочем он ничем от них не отличается…

— Недавно тут, — кивнув через плечо на девицу, уже без враждебности истолковал Кранц ее неведение относительно недавних событий, что объяснило также и ее сравнительную опрятность в облике по сопоставлению с прочими.

— Новенькая… — прежним приветливым голосом произнес Курт, пытаясь определить, подошло ли время задать интересующий его вопрос, столь логично укладывающийся в продолжение темы, и осторожно уточнил: — И частенько залетают свежие пташки в эти места?

— Интересуешься девицами?

— Да. Одной из них.

Зародившийся было в тесном зальчике беззаботный гомон утих, и Бюшель, со скрипом опершись на свою стойку, тяжело, шумно вздохнул.

— Стало быть, к делу; так, Бекер?

— Я ж сказал, зачем пришел, — ответил он с таким же вздохом, всем своим видом говоря о том, как он доволен просто побыть здесь, среди валяющихся на полу отбросов и кислой вони, однако же — долг зовет… — Ты спрашивал, что я надеюсь тут выловить? Так вот, я надеялся разыскать одну милашку — блондинка, низкорослая, щуплая, вчерашний вечер провела с Финком. Тоже — новенькая. Помнит ее кто-нибудь?

— Я эту сучку помню! — с готовностью отозвалась чистоплотная девица, в мгновение ока пересев к его столу — Курт едва успел заметить, как она оказалась напротив; оценив столь явную готовность к сотрудничеству очередной благосклонной улыбкой, он кивнул:

— Ясно. И чем эта дщерь Евина заслужила такое порицание из уст… Тебя как зовут?

— Мария, — томно отозвалась та, и Курт улыбнулся еще шире.

— М-м, какое непорочное имя…

— Только сама я — страшная грешница, — без каких-либо признаков смущения потупила глаза та, тут же снова подняв взгляд к гостю. — А эта проб…дь — сучка, потому что дрянь редкая.

Логика неколебимая, мысленно усмехнулся Курт, а вслух уточнил:

— Стало быть, ты ее видела. Так?

— Да все ее видели, — вмешался Кранц, потихоньку придвигая свой табурет поближе к грешнице. — Мария с ней поцапалась, вот теперь и бесится… Хотя, конечно, девка была та еще — с норовом. Только вчера тут было, я тебе скажу, весело, и чтоб ее обламывать, ни у кого настроения не было; мы так подумали — если останется, сама поймет, что тут к чему, а если нет…