— Ты в бордель, а мне, значит, за городскими сплетнями? Несправедливое распределение труда.
Тайрон засмеялся:
— Прекрасно! Ты отправишься к Дорис, а я поеду обратно на Прайори-лейн и объясню беременной девахе, которая ждет тебя в твоей постели, что ты в Берксвелле собираешь кое-какие сведения у кого надо.
— Ага. — Дадли сдвинул шляпу на затылок. — Понимаю твою мысль.
— Мысль моя заключается в том, Робби, что нельзя позволять женщине залезать тебе под кожу, чтобы ты чувствовал себя виноватым, если загляделся на другую пару хорошеньких ножек.
— Знаешь мое самое заветное желание? Вернуть тебе в один прекрасный день вот эти самые слова.
— Этого никогда не случится. У меня слишком толстая кожа, и я слишком впечатлительный.
Как только деревья кончились, Тайрон направил Ареса вперед и они быстро понеслись по открытой местности, так быстро, словно это были не лошадь и всадник, а черная молния. В мгновение ока перед Тайроном возникли дома. Это означало, что они приближаются к деревеньке Берксвелл. Харт повернул на восток, стараясь держаться в тени де-реэьев. Он петлял, подъезжая к городку, пока не достиг западных окраин и не натолкнулся на высокий, величественный дом, обнесенный низкой каменной стеной.
Для случайного прохожего он был обычным модным домом, каких немало расположено по берегу реки. Но местные жители, особенно мужчины, прекрасно знали, что это один из известнейших борделей между Ковентри и Бирмингемом.
Сейчас на Дорис работали четыре девочки: Лаура, Кэти и две Джуди. Тайрон Харт знаком со всеми. Они были красивые и энергичные и всегда с радостью проводили с ним вечера и ночи, когда он бывал здесь.
Двадцатидевятилетнюю Дорис девочки называли мамочкой или королевой. Она развлекала тех, кого хотела, и не обижалась, когда местные матроны, раздувая ноздри, переходили на другую сторону улицы, чтобы быть от нее подальше. В случае если ее сильно задевали, она сообщала богатым и благородным леди то, что они заслужили услышать, поскольку знала по именам всех мужей, посещавших ее заведение. Она была зрелая, грешная и свободная и время от времени делила ложе с Тайроном.
Это случилось почти четыре года назад, когда после столкновения с военным патрулем тяжелораненый Тайрон очнулся в берксвеллском доме. Дорис не задавала никаких вопросов. Она просто раздела его, уложила в кровать, и когда стражи порядка захотели обыскать помещение, они обнаружили Тайрона и Дорис, занятых делом.
За эти годы она стала одним из его лучших осведомителей. Среди личной клиентуры Дорис были армейские чины, местные судьи, банкиры, торговцы. Они хвастались перед ней, сколько у них денег, сколько их при себе и какие меры предосторожности они обычно предпринимают. Она присылала открытку или записку, приглашая Тайрона пообедать вечерком, и как бы между прочим упоминала о ком-то, кто ехал на следующий день в Лондон, или где трусливый дьявол-бюргер прячет налоговые сборы. Ни в одной пьяной компании никогда ни взглядом, ни жестом Дорис не выдала того, что ей известно, кто скрывается за высоко поднятым воротником плаща и надвинутой на глаза треуголкой.
Однажды, по ее совету, Тайрон остановил повозку на дороге в Нарборо, и каково же было его удивление, когда из кареты появилась Дорис Райли, одетая лишь в румяней на щеках и с алмазным кулоном на груди. Ее спутник, подчиняясь угрозам, явился в лунном свете в весьма деликатном виде — его единственным украшением были лишь красные ленты вокруг нижней части тела.
Тайрон узнал Эдгара Винсента сразу, несмотря на нелепый облик. Высокий, с бычьей шеей, с сильным телом борца и воинственным характером, он не привык, чтобы в его личную жизнь или в его секреты кто-то вторгался. Мудрый вор, обнаружив, кого он по неосторожности хотел ограбить, должен был бы рассыпаться в извинениях и поспешить подальше от этого проклятого места, да как можно быстрее, и лететь без остановки до тех пор, пока за спиной не останется в пыли половина Британии от быстрых лошадиных копыт.
Но Тайрон только расхохотался.
Винсент осыпал его проклятиями, призывая на голову Тайрона все беды мира, но пока сбылась лишь одна угроза. Полковник Бертран Рос прибыл в Ковентри и выставил ночные патрули на дорогах. Он распорядился останавливать каждого одинокого всадника, а если тот отказывался подчиниться или пытался удрать, то разрешалось стрелять.
Дело, которым занимался Тайрон Харт, было весьма прибыльным, да и возбуждало, щекотало нервы. Случались и ночи, когда Тайрон испытывал только одно-единственное желание: повыть на луну. И ночи, когда с каждым вдохом он чувствовал, как в самые глубины легких входит свежий холодок, и тело переполнено остротой ощущений, и — он живой.
To были ночи, когда у него не возникало никакого сожаления, никаких мук совести или чувства вины за избранный путь, а лишь абсолютное смирение перед фактом, что он — вор, негодяй, жулик, бандит с большой дороги. Это лучшее из того, что судьба могла бы уготовить ему. И не известно, что бы с ними было, если бы он пошел по пути отца и деда. Они оба были служителями закона, они происходили от гордого племени лесников; то были времена, когда девять десятых Англии были в лесах и мужчина мог лишиться руки и жизни из-за королевского оленя.
У Тайрона не было бы никакой надежды выбиться в люди, если бы судьба не распорядилась так, что в этот мир в ту же самую неделю, что и он, явился сын и наследник хозяина поместья. Поскольку мать Тайрона была кормилицей наследника и делила молоко между двумя младенцами, Тайрон провел первые годы жизни в приятелях и компаньонах у юного Реджинальда Брейтуэйта, толстого, испорченного и грубого ребенка, который устраивал истерики и бился в припадках, если не получал желаемого. Реджинальд ненавидел учебу и заявлял, что согласится терпеть наставника, если Тайрон вместе с ним будет мучиться на уроках. Хотя он сидел в дальнем углу и на него никто не обращал внимания, Харт наблюдал и слушал. У него были хорошие мозги, и едва он понял, что из букв можно составлять слова, он переключился на романы, которые крал по ночам в библиотеке и читал столько, сколько могла вместить изголодавшаяся голова. В то время как юный лорд проклинал переводы и плевался, Тайрон изучил французский, латинский и греческий языки. Оказалось, у него был дар подражания: он улавливал произношение и развлекал наследника тем, что копировал речь оксфордского педагога, присланного наполнить знаниями пустую голову Реджинальда.
Когда Тайрону исполнилось шестнадцать, отец наследника решил, что пришло время показать сыну Европу. Хитрый Реджинальд отказывался даже говорить об этом путешествии, если вместе с ним в качестве компаньона и телохранителя не поедет Тайрон. Они провели за границей гораздо дольше запланированных шести месяцев — Тайрон хотел увидеть пирамиды и Парфенон, послушать поэтов в Италии и фортепьянные концерты во Франкфурте. Там, в лето своего семнадцатого года, Реджинальд подхватил воспаление горла, и два утомленных путешественника вернулись домой. Не прошло и недели, как молодой лорд умер, а Тайрон вернулся на конюшню.