Читать интересную книгу Я возьму тебя с собой - Илья Игнатьев

- Дзюро Дзиро, медведь! Надо пробиться к Масасигэ! - кричу я ему.

Он скалится мне в улыбке. Надо же! Даже на зубах кровь… Чужая, похоже, - медведь полон сил…

- Веди, Масасуэ! За Седым! - кричит он своим людям.

Что ж, ему можно так звать меня, ведь мы же дружим… И мы прорубаемся сквозь этих  нобуси, чуть разбавленных самураями, словно сквозь тростник. Но как их всё же много…

- Масасуэ, брат! - хрипит Масасигэ, нагрудные пластины его дангаэ-до смяты, вкривь и вкось всё. Копьём, понимаю я… - Масасуэ, они уходят к Уэно! Мы понравились богам, господа. Если Такаудзи не поспеет к Барсуку, у нас будет шанс.

- Поспеет, эта Лисица поспеет, - цежу я сквозь зубы.

- Карма, - морщится мой брат, поправляя панцирь.

- Господа, а я и не собирался жить тысячу лет, как журавль! - гремит своим басом Дзюро Дзиро.

- Конечно! Ты ведь медведь! - но этой моей шутке смеёмся только мы с Дзюро Дзиро, остальные вежливо улыбаются, поглядывая на его нагината с некоторой опаской…

- Господин Масасигэ! Посмотрите туда! - кричит кто-то из воинов.

Мы все оборачиваемся вправо. Так, что там? Вот! Это! Да! Главный из барсуков собственной персоной! Он что, хочет напасть на нас? Если так, то я съем свой веер! А-а-а! Понятно… Удирает, конечно же. Только ему приходится делать крюк, река и крутая горка мешают ему уйти на юг напрямую… Между нами, - сколько? - тысячи три-четыре барсуков. И что это для нас? Все наши переглядываются, улыбаются. А зачем тут слова?

Мы все неспешным сначала галопом, быстрее потом, ещё и ещё, устремляемся на Тадаёси. Засуетился, жирный! Командует там чего-то… Справа его люди! Как не хорошо! Ладно, Барсук. Не мой ты сегодня… Я бросаю коня вправо, за мной мои люди, человек девяносто-сто. Они опережают меня, и вот я почти сзади всех. Что же это? Лошадь! Охромела, да как некстати. Я придерживаю коня, оглядываюсь влево. Картина, которую мне не забыть даже у себя на Гирлеоне!

Я с лёгкостью различаю Тадаёси. И его лошадь тоже хромает! Не хромает даже, спотыкается! Кто это прорвался к нему? Ошибки быть не может, - великан Дзюро Дзиро! Отважный медведь соскакивает с коня, его нагината мелькает с невозможной скоростью… Пеший. Да, промахнулся. Окружают… Наш великан сбивает их, как фонарики, но их слишком много! А Тадаёси! Вот это выживаемость, невольно восхищаюсь я, - Тадаёси перебирается на лошадь Дзюро Дзиро! Всё, ушёл, жирный…

Я, скрипнув зубами, тороплюсь к своим. Как они дерутся! Но с кем? Ведь это же люди Такаудзи! Поспел, Лисица! Что, замешкались? Узнали одного из братьев Кусуноки? Да, это я спешу к вам. Но я уже не только Масасуэ! Я чувствую, что Гирс Орлед заполняет меня. Как божественно, и как это редко бывает на Земле…

Они падают, падают без рук, без голов, с разрубленными внутренностями, и появляются вновь… Я не веду счёт, мне, - Гирсу, - это ни к чему. Бой. Для этого я рождён на Гирлеоне. Бой… Лошадь падает… Кувырком через голову, правая нога плохо слушается, глубокий порез, кровь из бедра… Меня подхватывают на седло, мы скачем на север. Долго? Не знаю, - я, Гирс, - не ориентируюсь в Земном времени… И снова я уже большей частью Масасуэ, и это тоже мне по душе… Прошло часа три, соображаю я. Со всеми остановками, разговорами, скачкой… Пить хочу. Но кто же везёт меня? Вада Масатака, - узнаю я.

- Масатака, - кричу я ему через его плечо, - видите дом? Туда…

С нами скачут ещё семеро. Девять всего, - здесь это хорошее число.

- Здесь ваш брат, господин! Это их лошади, это наши сасимоно, - Хризантема и Вода.

- Да, господа мои, я их тоже вижу.

Мы подъезжаем, спешиваемся, отпускаем лошадей, не привязывая их. Зачем?..

- Хай-о! - кричу я, предупреждая наших в доме, что это свои. - Брат! Ты здесь?

- Здесь, Масаудзи, - брат, стоя в дверях, приветствует меня моим старым именем, он редко обращается так ко мне.

- Пора? - спрашиваю я.

- Пора, - соглашается Масасигэ.

- Сделаем это в доме, - говорю я, и мой брат, соглашаясь, проходит внутрь, мы за ним следом.

Внутри, в полусумраке, я оглядываюсь. Не густо… От семи, без малого, сотен. Мы все раскланиваемся, я и мой великий брат проходим в центр помещения, садимся лицом к лицу. Самураи рассаживаются кругом нас с братом. Я замечаю, наконец, что у меня из дайсё остался только тати, это потому, что он был у меня в руках. И вакидзаси, и танто срезаны вместе с поясом чьим-то ударом… Не важно… Масасигэ без доспехов, он весь в крови, и она продолжает идти из многочисленных ран… Не важно… Надо бы и мне снять доспехи тоже… Не важно…

- Я не буду слагать предсмертный дзисэй, - глядя мне в глаза, хрипит мой брат. - Я хочу с тобой, Масаудзи, сыграть в последнее желание.

- Будет так! Хай-о!

- Говорят, от этого многое зависит, - не знаю, я в этом никогда не был силён…

- От этого многое зависит, уверяю тебя, брат…

- Отлично! Скажи мне, брат мой, - где, в какой из Девяти Сфер ты хочешь возродиться?

- Моё желание, - где бы я ни родился вновь, - сохранить память о тебе. И это желание воплотится!

- Хай-о, - соглашается Масасигэ. - Моё желание то же! Пусть мы возродимся в том или ином обличии, и да воплотятся наши мечты. Господа, помолимся!

Мы хором поём молитву Амиде Буде. Вот, закончена наша молитва. Мы все прощаемся в едином поклоне.

- Вместе, - шепчет мне мой великий брат Масасигэ. - Вместе, брат…

Я согласно склоняю голову, опускаю ниже латное ожерелье, берусь за клинок Масасигэ, подвожу его остриё себе к горлу. Мой брат направляет мой клинок себе в сердце. Что ж, туда, так туда… Я, не отрывая взгляда от глаз брата, жду сигнала…

- Так! - кричит он, сильный толчок руками, короткая боль, сиреневые круги, переход…»

***

Я, приложив ладонь к горлу, склонившись, смотрю в пол. Пашка с Никитой молчат, прижавшись друг к дружке. Братья…

- Это так… Как это красиво… - шепчет Пашка. - Да… И плакать хочется…

- А мне нет! - глаза у Никиты горят. - Нет уж! Уж пусть те вот сами вот плачут! Ну, барсуки эти вот, которые вонючие. Мало им эти братья дали! Эх! От меня бы вот тот жирный бы не ушёл бы…

- Пусть его, Никитка, - улыбнувшись, говорю я. - Он нехорошо кончил, его же собственный брат, - Такаудзи, который Лисица, - вот он его потом и убил…

- Туда и дорога! - совсем по Пашкиному скривив губы, цедит Заноза.

- Никита… - откашлявшись, говорит Пашка. - Знаешь что? Можешь теперь мои самолёты брать. Даже играть с ними можешь. Осторожно только…

- Да?! Ладно… Ты не думай, - я, Павлик, осторожненько! И знаешь что? Я ж почему внизу спать напросился? Я это… ну, я хотел тебе на кровати нашей, ну, стойку там подпилить, ну, так чтобы, это… Не буду! Ладно?

- Всё, братцы сероглазые! Сейчас тут точно кто-то расплачется. От умиления, блин. Давай-ка, Паш, ещё по чуть-чуть, что ли… Нет, Никитос, даже и не мечтай! И нечего тут с бокалом ко мне соваться! Да не ори ты! Фиг с тобой, Пашка, налей и ему капельку. Ага, щас! Коньяка тебе! Вина…

- Держи, Ил. За что выпьем?

- За память, Паша. Давай за память…

Я, развалившись на пушистом ковре, грызу яблоко, смотрю в потолок и с улыбкой слушаю сероглазых. После приступа братских чувств, они, - опомнившись, - живо обсуждают, почему это Никитосу нельзя в спальном мешке спать на кровати, а можно только на полу. И что: «я вовсе не маленький ещё, понял ты, а на полу не это, не гигиенично вовсе, понял ты?». Хорошо как…

Пашка, махнув на Занозу рукой, встаёт с ковра и идёт к музыкальному центру. Опять, наверное, рэп свой врубит, поганец… Никитос, деловито сопя, перекладывает что-то на нашем столе, возится там чего-то, копошится со спальным мешком. А, в самом деле, полезная штуковина. Надо будет… А то с этими походными шатрами вечно одна морока. Не так заметно, опять же… Как там, в Орледе? Война скоро… Ничего, Гирс, - хорошо отдохнул. И Пашка ещё…

- Пашка, ты перепил что ли, - это же ты Тома Вэйтса моего воткнул. Swordfishtrombones. Чего это ты?

- Захотел и воткнул! Хочешь, выключу? Ну, а чё тогда, блин, - то тебе рэп мой не нравится, а то, - перепил…

- Ладно, не бухти… Послушай, лучше. Это вот я называю - настоящая музыка… А надрыв какой? А слова? Послушай только, - вот это хорошо, - человек открыл под землёй Мир, и там стучат чёрные кости… А рэп твой…

Пашка открывает, было, рот, но тут встревает Никитос.

- А по-русски нельзя было чего-нибудь поставить? Ну, там чего-нибудь там про… глухо щёлкнул затвор автомата… такого чего-нибудь!

Я аж задыхаюсь от смеха! Пашка, тот вообще катается по полу.

- Ты… ты откуда это выкопал, поганец мелкий? - смахиваю я слезинку с ресниц.

- Оттуда! - гордо заявляет Заноза. - Сам поганец!

- Балалайка его это родила, не иначе… Она у него, Илюха, теперь на военную тематику переключилась.

- Да, загадочное устройство. Непостижимое для человеческого разумения.

Никитос тут же наливается спесью.

- Понял, Пашка? А ты, - сломаю! Я те, блин, сломаю, блин! Может, у меня такая одна в целом мире вовсе? Наверно.