наделены могуществом, и назвать свое полное имя – все равно что предоставить им полную власть над вами. Но я никогда не слышала про Истинное Имя.
– О чем ты говоришь?
Она возится с бутылкой, размышляя, не налить ли еще стаканчик.
– При рождении каждый выходец Народца нарекается Истинным Именем, которое держится в строжайшем секрете. Это ключ к их магии.
Уголок моего глаза начинает нервно дергаться.
– Значит, мое имя…
– Не Фэй, верно, – перебивает Грэн. – Твоя мать думала, что она невероятно умна. Хотя, по правде говоря, была слегка сумасшедшей.
Я смотрю на нее, удивляясь, как она может оставаться спокойной, отнимая еще одну часть моей души.
– И никто больше его не знает?
– Полагаю, твой отец узнал в какой-то момент. Но, поскольку он стал убийцей, я думаю, ты будешь рада его смерти.
В ее словах есть что-то беспристрастное, такое отстраненное, что я снова проверяю свою защиту. Легко оправдать обиду, доказать, что жизнь с Народцем на протяжении несметных веков сделала Грэн такой, какая она есть. Но я думаю об Эль, о той завесе, что должна переступить. Грэн может лгать мне сколь угодно или, что еще хуже, легкомысленно вытаскивать тайны наружу, как будто каждая из них не заставляет меня чувствовать себя растерзанной. Но мысль о том, как она относится к Элли, меняет для меня все. Стену, воздвигнутую между нами, не преодолеть. Интересно, знает ли она об этом, чувствует ли тягостное давление в моем сердце? Она делает еще один длинный глоток из своей кружки и ничего не говорит, когда я удаляюсь в свою комнату.
Но темнота не позволяет ни простить, ни успокоиться. Я лежу на спине, вцепившись пальцами в прохладные простыни. Вентилятор над моей головой жужжит, вращаясь, – неотъемлемая часть борьбы с беспощадным летом в Джорджии. Уносит с собой мои мысли, описывая круг за кругом.
Какая-то часть меня – малая часть, которая растет с каждым днем медленно, но верно, – тянет меня обратно за завесу. Тоска ползет по задней стенке моего горла, рискуя придушить меня вязкими нитями вины.
Я должна перестать думать о возвращении. Что за мазохистские наклонности скрываются под моей шкурой фейри, которые зовут меня обратно, в то место безжалостных замыслов, сверкающих глаз и злобных, всезнающих ухмылок? Почему я такая? Но громкий барабанный стук все еще звучит в моем сознании, пульсируя, словно магия, среди моих мыслей, пока я пытаюсь сосредоточиться на чем-то другом.
Дом скрипит вокруг меня в кромешной тьме. Половицы в коридоре стонут, пока Грэн укладывается спать. Я протягиваю руку к проникающему из окна лучу лунного света и пытаюсь воззвать к магии, что прячется в моих бесполезных жилах. Но странная длина моих пальцев остается неизменной.
* * *
Я врываюсь в комнату Элли сразу после рассвета. Сон ускользал от меня всю ночь, и мне было невыносимо оставаться наедине со своими мыслями и дальше. Но, несмотря на ранний час, Элли уже собрана, похожая на маниакально-готическую пикси, которой она так хочет быть, и ест кусок торта.
Я бросаю на нее удивленный взгляд.
– Где ты достала торт в такой час?
Она смотрит на меня так, будто ответ лежит на поверхности.
– Торт найдется всегда, если знать, где искать. А я очень обаятельна.
Я пропускаю замечание мимо ушей, не задавая лишних вопросов, которые крутятся в голове. Я опускаюсь на ее кровать.
– Никаких уроков магии сегодня?
В ответ я лишь стону в подушку.
– Вы с Грэн опять засиделись допоздна. Есть успехи? – Она тычет пальцем мне в бедро, когда я не отвечаю. – Ты хоть спала?
– Немного, – протестующе выкрикиваю я.
– Ш-ш-ш. Ты разбудишь Грэн, – шикает она, предлагая мне последний кусок торта, в котором почти одна сахарная глазурь. – Вот, позавтракай. Мы должны вытащить тебя из дома.
– Не лучший вариант завтрака, – сообщаю ей. Но она все равно впихивает кусочек торта мне в рот.
– Ты соблюдаешь пост? – спрашивает она, уперев руки на бедра. – Ешь.
Она перемещается по комнате, перебирая различные груды вещей в поисках чего-то конкретного. Когда находит широкополую неряшливую шляпу, с триумфом поднимает ее вверх.
– Ха! – восклицает она, явно забыв о «не-разбуди-Грэн» правиле, из-за которого она только что меня отчитала.
– Зачем это?
– Чтобы спрятать уши.
Я смеюсь.
– Эль, я не могу никуда пойти.
– Мы идем не куда-то, а просто выходим, – говорит она, неопределенно махнув в сторону окна. – Тебе нужно ненадолго выбраться отсюда. Мы немного покатаемся по побережью. Это поможет тебе расслабиться.
Все, что мне сейчас поможет, – это перестать думать, но я не говорю об этом Элли. Поездка кажется хорошей идеей. Выбраться из этого дома – еще лучше. Мы могли бы провести день на нашем любимом месте на побережье, наблюдая за восходом солнца. Немного поплавать…
Нет. Только поездка. Иначе есть риск подвергнуть Элли слишком большой опасности. Я поднимаюсь с пола.
– Ты сегодня крайне проницательна.
Она взъерошивает свои короткие волосы, усмехаясь мне.
– Я всегда проницательна. Это у тебя сейчас проблемы.
– Неправда, – возмущаюсь я.
– Ну конечно, – парирует она, покосившись на меня. Клацает зубами и подходит ко мне, перетаскивая меня на стул перед своим трюмо. Настоящий подвиг, учитывая, что она ниже меня почти на целую голову.
– Перестань, – ворчит она. – Я не уверена насчет других, но первая стадия горя – отрицание, и я собираюсь вытащить тебя из нее.
– Я не горюю, – протестую, когда она хватает меня за руку.
– Видишь? Отрицание. – Она выдвигает стул на острых ножках и усаживает на сиденье, придерживая за плечи, чтобы я не могла отвести взгляд.
Воздух покидает мое тело, и минуту я не могу вспомнить, как вдохнуть еще. Я так похожа на себя, и в то же время незнакома – почти инопланетянка. Нет… фейри.
Я всегда считала себя хорошенькой, но стеснялась признаться об этом вслух. Но мои скулы заострились, почти разделив лицо на две половины. Глаза стали больше и сменили свой оттенок с серого на опаловый с серебристым отливом. Я наблюдаю за тем, как моргаю, убеждая себя в том, что это я. Отражение в зеркале восхитительно, но за этой красотой скрывается нечто большее. Опасность. Я ожидаю увидеть клыки, когда приоткрываю рот. Ради такого лица рыцари в старинных сказках готовы были биться не на жизнь, а на смерть. Мой желудок сводит, и я чуть ли не выплевываю мизерный кусок торта, который Элли запихнула мне в рот. Желание научиться пользоваться чарами усиливается. Я больше никогда не хочу смотреть на это лицо.
Я – чудовище.
– Фэй, – Элли нерешительно выдыхает мое имя. – Мне тоже потребовалось время, чтобы привыкнуть, – признается она. – Но это лицо… ты околдовываешь, Фэй.
Я закрываю глаза. В том-то и дело. Народец, несомненно, прекрасен. Но их привлекательность – лишь фасад, маска, скрывающая то, что таится под ней на самом деле. Народец чудовищен и жесток в своих забавах. А внешность делает их смертоносными,