За последний месяц, а особенно после переезда в Москву, она пропустила сразу несколько родительских суббот, и потому отношения с родителями были натянутые. Ведь она так ничего и не рассказала им о переменах в своей жизни, а в телефонных разговорах все выглядело так, что она по-прежнему живет в Питере. Теперь же предстояло во всем признаться, а вдобавок попросить родителей об очень большом одолжении. И Олеся отчаянно трусила, когда прямо с самолета ехала на субботний обед.
Приехала она раньше положенного часа, в полдень. Мать, увидав Олесю в дверях квартиры, разом нахмурилась, спросила:
– Ты что, не спишь по ночам?
– Сплю, – рассеянно произнесла Олеся. В душе у нее все сжималось и переворачивалось от страха.
Мать попыталась задействовать ее на кухне, но из этого мало что вышло хорошего. Все падало, разбивалось, проливалось у нее в руках. Сев за стол, Олеся поняла, что не в состоянии проглотить и крошки. Мать через минуту тоже отставила тарелку и приказала дочери:
– Говори, что случилось-то?
– Лучше вы сначала поешьте, – бледно улыбнулась ей и отцу Олеся.
– Нет, ты уж сначала отчитайся. Не томи.
Услыхав их разговор, отец отложил в сторону газету и поменял очки на «даль».
– Мама, папа, впервые за много лет я прошу вас о помощи, – собравшись с духом, произнесла Олеся.
– Чем можем – поможем, – немедленно отозвался отец и нервно скомкал еще непрочитанный газетный лист. Потом поспешно скинул его со стола и сложил руки на коленях. Мать, замерев на месте, в упор смотрела на дочь. Олеся прикинула в уме, чего примерно они могут ожидать, внутренне усмехнулась и сказала:
– Когда я была в командировке в Москве, я там познакомилась с одним человеком.
Отец с довольным видом закивал. Мать помедлила немного и нейтральным голосом проговорила:
– Это хорошо.
– Это очень известный в нашей стране человек. Вы его прекрасно знаете. Это Евгений Дорохов.
Повисла пауза. Мать недоуменно наморщила лоб, а отец заерзал на табуретке с видом ученика, пойманного с несделанным домашним заданием, но через пару секунд с облегчением хлопнул себя по коленям и воскликнул:
– С этим, что ли? – и ткнул подбородком в сторону тумбочки, на которой стоял телевизор.
– Угу, с этим.
– А мы-то чем тебе можем помочь? – сразу перешла к деловому вопросу мать. – Ну, познакомилась и познакомилась, очень даже замечательно. Что ж, что артист, может, человек неплохой, и сложится у вас с ним чего. Привози его к нам, пусть посмотрит, что мы с отцом люди положительные и живем не в нищете.
В отличие от Марины мать не стала говорить, что это невозможно, и подозревать дочь в безумии. Родители современные нравы знали неважно и ничего удивительного в знакомстве их дочери со знаменитостью не находили.
– Мама, папа, все не так просто, – мучительно краснея, принялась объяснять Олеся. – Понимаете, Женя подошел ко мне, потому что принял меня за другую. За девочку, которая когда-то училась с ним в одном классе. Ее отец был военный, она проучилась на новом месте даже меньше года, а потом ее увезли куда-то еще. И больше он ее не видел. И самое удивительное, что ее даже звали как меня – Олеся.
– Ну так что, прояснилось недоразумение? – нетерпеливо спросила мать.
Отец же смотрел на Олесю, склонив голову на плечо, и, кажется, был не прочь еще послушать историю первой любви известного человека. Но при словах жены встрепенулся и принял строгий вид.
– Если бы недоразумение прояснилось, мы бы немедленно разошлись с ним в разные стороны, – горько вздохнула Олеся. – А мы стали встречаться. Недавно на съемках он получил травму, и я несколько недель провела у него в Москве. С мамой его познакомилась. А теперь он, естественно, хочет познакомиться с вами. Но если вы мне не поможете… я не знаю, что произойдет!
– Да в чем трудность-то? – выпрямился на стуле отец. – Ведь вот они мы!
Но мать уже обо всем догадалась и смотрела на Олесю в упор, гармошкой наморщив лоб. Потом отвела взгляд и осуждающе помотала головой.
– И за кого же ты нас хочешь выдать?
– Ну, отец той Олеси был военный, про мать я ничего не знаю…
– И на том спасибо.
– Да, я знаю, я виновата, – заторопилась Олеся. – Я понимаю, что не должна просить вас врать… Но вы могли хотя бы не выдавать меня.
– Не понимаю, – недоуменно протянул отец, осознав вслед за женой проблему. – Вот я всю жизнь прослужил бухгалтером на предприятии. Может, не особенно выдающаяся профессия, но я ее освоил досконально и неплохо с ней справлялся. А ты предлагаешь соврать кому-то, что я был каким-то долдоном военным. Это, по-твоему, уважительное отношение к отцу? А по отношению к твоему женишку и вовсе безобразие.
Мать движением руки прервала пространный монолог отца и проговорила в сердцах:
– Дура ты все-таки выросла, Олеська! Могла бы сразу сказать: так, мол, и так, обознались, не она я. Может, он это так сказал, лишь бы разговор завести. Может, и сложилось бы у вас чего по-честному, по-хорошему.
– Не сложилось бы, – покачала головой Олеся. – Поймите, этот человек не на том уровне находится, чтобы даже разговаривать, не то что завязывать роман с первой встречной. Он бы просто извинился и пошел по своим делам.
– А при чем тут уровень? – разволновался отец. – Ты у нас, кажется, тоже ничего, на уровне. Что он, принц наследный? Так принцев у нас в стране давно повывели, значит, брешет. Чего же ты себя принижаешь, дочка?
Олеся молчала, низко опустив голову. Стало ясно, что все пропало, родители не идут на компромисс. Впрочем, это было ясно с самого начала. Мать, широко расставив ноги и сложив руки на груди, нависала над ней, как призрак возмездия.
– Скажи ему правду, – с мукой в голосе выговорила она. И страстное желание увидеть наконец дочь счастливой капелькой влаги заплескалось в ее глазах.
– Поздно, мама. Вчера в газете появилась статья с историей нашего романа.
– Ну, так скажи ему, что ты сирота, – отходя от нее, отрезала мать. – Жилплощадь, слава богу, отдельную имеешь. Там и принимай своего принца.
– Зачем вы так?! – почти взвыла Олеся. – Неужели наплевать на мою судьбу?
Отец беспомощно закрутил головой, отыскивая мать вопрошающим взглядом. А та сказала печально:
– Нет, Олеся, нам не наплевать на твою судьбу. Я ведь не первый день наблюдаю за тобой. Ты в последний месяц стала истеричной, инфантильной, какой-то полубезумной. Ты – как струна натянутая, вот-вот сорвешься. А сорваться можешь так, что приходить в себя станешь до старости. А ведь ты и так в цейтноте: пора уж судьбу устраивать. Вот и думай, почему я ради этого твоего мужчины врать не хочу, да и дома у нас принимать его не желаю. Хоть он и хороший артист. Все.