Читать интересную книгу Метро 2033. Тёмная мишень - Сергей Зайцев

Тот злобно прищурился, шагнул было вперёд, замахиваясь, чтобы ударить пленника в лицо прикладом АКС, но завхоз перехватил его за руку, толкнул назад.

– Мы не закончили, успеешь ещё. Скажи, Грешник, а брат Увальня тебе чем дорогу перешел? – оторвав руку от цевья дробовика, Гном хлопнул по плечу второго помощника.

– Предатель. Хотел уйти и рассказать о нас, хотел сдать убежище.

– Предатель, говоришь. Если он предатель, то кто же тогда ты?

– Кто я… Тот, кто уйдет, и если потребуется – по вашим трупам, – пообещал Грешник.

– Ты переоцениваешь свои возможности, – усмехнулся Пятница. – Лаешь ты по-старому, но клыки-то мы у тебя уже вырвали… Да хватит уже с ним говорить, Робинзон. Кончать надо эту мразь.

Грешник все еще на что-то надеялся. Оценивал шансы, стараясь не показывать, что взведен как пружина и, несмотря на побои, все еще готов к драке. Нужно усыпить их бдительность. И не пропустить момент, когда тот подвернется, а подвернется обязательно… Четверо против одного, все вооружены, все ждут, что он дернется, и все его боятся, хотя и делают вид, что палач им больше не страшен. Но баланс сил и правда не в его пользу. Неужели действительно все? Черт, как тоскливо подыхать вот так… И Майю точно убьют, твари.

Робинзон тонко улыбнулся:

– Ну, Серёга, пойдем, подышим свежим воздухом, как ты и хотел…

Его голос перебил звук выстрела на складе.

– А ну тихо! – прикрикнула Язва на всхлипывавшую Майю, с нездоровым любопытством прислушиваясь к разговору в караулке. Она сидела на ящике, в паре метров от двери, вполуоборот к пленницам, придерживая на коленях «Сайгу», а «Витязь» бросив на полку рядом с «Вепрем» Полякова, чтобы не мешался. Пленниц она заставила встать на колени в трех шагах от себя. Руки Майе она даже не потрудилась связать – что может сделать перепуганная насмерть, непрерывно всхлипывающая и плачущая старуха?

Фиона закрыла глаза, стараясь успокоиться. Ей казалось, что она задыхается. Чудовищная тяжесть вины за то, что сейчас происходило, давила на сердце, но ее глаза были сухими. В отличие от матери, она не умела плакать с детства. После всех тех зверств, на которые она насмотрелась в метро еще в трехлетнем возрасте, в психике Фи что-то перемкнуло. Если бы она не решила вот так внезапно сорваться именно сегодня, задействовав все свое упрямство, её семья была сейчас бы в безопасности. И зачем ты только согласился, папа… Не стоит потакать всем капризам взбалмошных детей…

Так, нужно взять себя в руки…

Нужно что-то делать. Время отца истекает, любые разговоры имеют свойство рано или поздно заканчиваться, и Робинзону вскоре наскучит самоутверждаться над бывшим соратником. Так, а это что … Она нащупала за спиной связанными руками какой-то матерчатый ком на полу. Рюкзак. Не отрывая взгляда от надзирательницы, кое-как подтянула рюкзак ближе к себе. Может и хорошо, что его не успели наполнить. Потому что пальцы, кое-как продравшись сквозь складки клапанов, нащупали тесак. Лезвие острой болью резануло по запястьям, но Фи не издала ни звука. Еще раз. Теплые ручейки крови побежали по коже, но скотч ей удалось перерезать. Язва ничего не заметила, продолжая прислушиваться к разговору в караулке. Зато заметила мать и тревожно уставилась на дочь.

«Не смотри на меня» – одними губами беззвучно прошептала Фиона, опасаясь, что та ее выдаст своим вниманием.

– Дочка… – вырвалось у матери, но она тут же осеклась.

Резко повернув голову, Язва наткнулась на испуганный взгляд Майи, и лицо все еще красивой, моложавой женщины сначала вытянулось от удивления, а затем перекосилось от брезгливости.

– Май, ты совсем спятила? Какая я тебе дочка? Ты на шесть лет меня старше! Ты что, издеваешься, старая сука?!

– Насть, зато мы с тобой подруги, не забыла еще? – вмешалась Фиона, отводя гнев Язвы от матери. Та тут же окрысилась на новый объект для вымещения злобы:

– И эта туда же! Ненормальная семейка! Девочка, какие-такие подруги? Я почти вдвое старше!

– Раньше разница в возрасте нам не мешала ладить.

– Но теперь ты захотела лучшей жизни, – презрительно сощурилась Язва.

– Настя, отпусти нас, – через силу тихо попросила Фиона. – Помоги…

Язва неожиданно рассмеялась, затем покачала белобрысой головой:

– Ну, точно цирк сегодня. Не стоит унижаться мольбами, Фи, это так на тебя не похоже. Я была о тебе лучшего мнения. Дай лучше послушать, о чем там мужчины толкуют. Ваш Грешник прямо отжигает. Ведь понимает, что сдохнет, а всё тявкает.

– Не оскорбляй его, дрянь, ты мизинца его не стоишь! – выкрикнув, Майя вдруг вскочила и, неумело выставив сухонькие кулачки, бросилась на Язву.

Фи никак не ожидала, что мать выкинет такой номер прямо сейчас. Но даже у кротких людей иногда кончается терпение, а своего мужа Майя все еще любила самозабвенно даже после всех прожитых лет.

Выхватив тесак из рюкзака, Фиона тоже вскочила, уже понимая, что не успевает спасти маму… Язва резким движением развернула ствол «Сайги» на коленях и, совершенно не колеблясь, нажала на спусковой крючок. Майя вцепилась в ствол ружья и попыталась его вырвать из рук Анастасии именно в тот момент, когда грохнул выстрел, и пуля ударила женщине в грудь, отбросив на стеллаж. В следующий миг Фиона едва успела отклониться в сторону. С такого близкого расстояния грохот «Сайги» ударил по ушам, пороховые газы обожгли правую щеку. В ушах зазвенело. Словно в замедленной съёмке Фиона выхватила взглядом, как пуля ударила в ящик с газовыми баллончиками, со звоном рвущегося металла прошила его насквозь. Газ зашипел, вырываясь наружу.

Крутанувшись волчком на полусогнутых ногах, Фи с исступлённым криком обреченного взмахнула тесаком. Поворачиваясь корпусом за ее движением, Язва сдвинула ствол «Сайги», обнажив мелкие ровные зубы в волчьем оскале. Лезвие вонзилось Храмовой в руку, обхватившую цевье, на ружье и одежду брызнула кровь из страшно разрубленной кисти, отсеченные пальцы посыпались на пол.

Женщина завопила от боли и непроизвольно снова нажала на спуск.

Вырвавшись из оружейного дула, яркий сноп огня воспламенил выходящий из баллонов газ.

Сразу после выстрела Грешник услышал отчаянный крик дочери, дернулся к складу, но тут снова грохнула «Сайга»…

Дверь распахнулась и ударилась о висевший на стене пожарный щит с такой силой, что сорвалась с петель, а весь инвентарь с грохотом посыпался на пол. Волна ревущего пламени и дыма ворвалась в караулку, подхватила и отшвырнула оказавшегося на пути Полякова к остальным затворникам. Весил Грешник немало, и удар его тела сбил завхоза с ног. Тот, в свою очередь, судорожно пытаясь схватиться руками за помощников, тоже повалил их на пол, и кто-то из них зацепил Робинзона, тоже заставив опрокинуться навзничь. Грешник не единой секунды не потратил зря, используя отпущенный судьбой шанс на полную катушку. Он перекатился прямо по телам, яростно орудуя локтями и зажатой в левом кулаке лимонкой, как кастетом. Хрустнул чей-то нос, брызнули зубы. Отчаянные вопли и остервенелый мат. Наконец он добрался до Робинзона. «Каратель», мгновенно вырванный из чужих пальцев, тут же злобно резанул бывшего шефа по лицу, вспарывая плоть от виска до подбородка. Заливаясь кровью, Храмовой вскочил и стремглав бросился в коридор, напрочь забыв про так и оставшийся в кобуре пистолет.

Грешник проворно развернулся к остальным.

Куча-мала уже распалась, люди начали подниматься, озираясь в поисках оружия, которое выронили при падении. Никогда в жизни Грешник не двигался и не реагировал на опасность так стремительно, как сейчас, мгновенно выхватывая взглядом массу деталей и тут же просчитывая контрмеры. Адреналин буквально кипел в его крови. Пинком отбросив вставшего на четвереньки Головина, он тут же прыгнул на Жердяя, подхватившего автомат, и со всей дури резанул «Карателем». Острая сталь легко рассекла кадык, вспорола глотку от уха до уха. «Как твоему сынку-ублюдку!». Жердяй захрипел и забулькал, опрокидываясь на спину, страшная рана под подбородком открылась, словно брызжущий кровью огромный рот, пытающийся что-то сказать. Сергей хотел выхватить из рук умирающего врага автомат, но для этого требовалось выпустить «Карателя», ведь левая рука с лимонкой по-прежнему была связана скотчем.

Некогда.

Рядом уже возник Увалень, с перебитым носом и окровавленным подбородком – это ему он засветил локтем, когда перекатывался по груде тел. Хакнув, словно дровосек при замахе топором, помощник завхоза вскинул дробовик за ствол. Грешник увернулся от летящего в голову приклада и перекатился в сторону. Не дожидаясь, когда враг перехватит ружье для выстрела, метнул нож. Неудачно! Лезвие лишь скользнуло Увальню по виску, оставляя кровавый след.

«Для граффити нынче, так уж сложилось, лучший цвет – красный».

Здоровяк хотя бы отшатнулся, что дало возможность схватить оказавшийся рядом ломик – из инвентаря разгромленного пожарного щита. Короткий разбег, и острый стальной конец вонзился Увальню в живот. Захрипев от боли, он вновь выронил дробовик.