Дубайн, – сказал Вонвальт. – Скоро настанет время и для решительных действий. А пока нам нужно расставить сети пошире.
V
Недобрые вести
«Закон служит бдительным».
Поговорка сованских законников
Мы покинули дом лорда Бауэра поздним утром и направились в ближайшую таверну, чтобы пораньше пообедать. Местечко было довольно чистым и, учитывая, что трудовой день был в самом разгаре, почти пустым. Однако, когда мы вошли, некоторые посетители все же повернули головы, чтобы поглазеть на нас.
Большая часть таверны была заставлена деревянными скамьями, но в углу расположились и отдельные столы, разделенные перегородками. Вонвальт повел нас как раз к одной из таких кабинок, подальше от любопытных ушей. Мы сели, и через несколько секунд к нам подошел бармен.
– Милорды, – сказал он, лишь немного засомневавшись – было очевидно, что по крайней мере Вонвальт был из знатного сословия. – Для обеда еще немного рановато, но, если желаете, могу предложить вам мясную тарелку? Два пенса на троих.
– Да, благодарю, – сказал Вонвальт. – И принесите эля.
Бармен поспешил прочь. Вонвальт вздохнул.
– Хорошо. Давайте посмотрим, что нам известно. В последний раз леди Бауэр видели, когда она рассматривала грозодский бархат на Портняжной улице. Как минимум служанка, Хана, может подтвердить, что в тот вечер она была именно там. Хелена, служанка сказала что-нибудь, что противоречило бы словам лорда Бауэра?
Я покачала головой.
– Нужно поговорить с хозяином лавки, – сказал Брессинджер.
– Да, я как раз к этому и подвожу, – сказал Вонвальт. – Это первое. Также я хочу подробнее узнать, чем занимается лорд Бауэр. Не знаю, какое впечатление он произвел на вас двоих, но этот человек явно что-то скрывает. И то, что он говорил о Зоране Вогте, очень подозрительно. Сначала он обвиняет его, а затем тут же идет на попятную.
– Я вообще не понял, что он имел в виду, когда говорил, что гарантирует доставку грузов, – сказал Брессинджер.
– Да, – согласился Вонвальт. – Мне показалось, что это больше похоже на азартную игру. Лорд Бауэр делает ставку на то, что груз прибудет в целости, и после забирает деньги, которые заплатил хозяин судна. Я хочу узнать больше о том, как у него получается на этом зарабатывать. Как мне кажется, в такой схеме слишком много лазеек. Возможно, лорд Бауэр все же перешел кому-то дорогу, даже если и сам об этом не догадывается.
– Хелена и я можем расспросить людей в порту. Если у лорда Бауэра получается зарабатывать на этом деле, то наверняка найдутся и другие, кто этим занимается.
– Да, – сказал Вонвальт. – А вы заметили, как неохотно он говорил о своих обязанностях в совете?
– Он сказал, что помогает приютам и занимается благотворительностью.
– Но он говорил и о чем-то еще, – сказал Вонвальт, потирая подбородок. – Хелена, что он сказал?
Я вытащила из своей сумки журнал и нашла нужную страницу. Я сощурилась, разбирая свой торопливый, неровный почерк.
– Благотворительные мероприятия… попечитель… приюты… другие незначительные обязанности, – сказала я, перечитывая свои записи.
– Вот оно, – сказал Вонвальт, кивая. – «Другие мелкие обязанности». Интересно, что же это за обязанности такие?
– Возможно, они слишком заурядны, чтобы упоминать о них? – рискнула предположить я. В подобных беседах мне было трудно понять, приветствовались мои замечания или нет. Порой Вонвальт активно вовлекал меня и Брессинджера в обсуждение, а порой ждал, что я буду сидеть молча и впитывать все сказанное.
– Или вопрос застал его врасплох и он не хотел о чем-то проболтаться.
– Лорд Саутер наверняка знает, – сказала я.
– Да, – сказал Вонвальт. – Конечно, знает. Молодец, Хелена. – Надо признать, что такие маленькие искренние комплименты заставляли меня надуваться от гордости. – Сегодня вечером мы спросим мэра, что он знает об обязанностях лорда Бауэра. Я все равно хотел с ним поговорить.
Мы замолчали, когда трактирщик вернулся с высокими кружками эля и тарелками с ветчиной, посыпанной корицей. Также он принес квашеную капусту и теплый сырный соус с пряностями, который делали во всех уголках Империи. Трактирщик подал гораздо больше, чем обещал, – видимо, за это время он узнал, кто мы такие. Мы жадно набросились на еду.
– Удивительно, – через какое-то время сказал Вонвальт, – что дочь лорда решила уйти в монастырь. Столь суровая жизнь не подходит тем, кто может провести ее в богатстве и роскоши.
Брессинджер хмыкнул.
– Я тоже подумал, что это необычно.
– Тот монастырь показался мне достаточно богатым, – сказала я, вспоминая его высокие стены и башни. Монастырь был похож на крепость, врезанную в склон холма и возвышающуюся над Долиной Гейл. – Возможно, и жизнь там не такая суровая, как в других.
– Да уж, – кивая, сказал Брессинджер. – Учение Немы породило немало толстопузых монахов.
– Говори потише, – сказал ему Вонвальт. – Ты же представитель Короны.
Брессинджер улыбнулся и подмигнул мне. Я никогда не была истово верующей и не испытывала уважения к Учению. Но оно являлось государственной религией Империи, и Вонвальт, будучи ее агентом, не мог прилюдно говорить о нем в уничижительном тоне – и мы, его слуги, тоже не имели на это права.
– Лорд Бауэр сказал, что у него умер сын, – через полминуты молчаливого поедания ветчины сказал Брессинджер. – От оспы, и из-за этого его дочь ушла в монастырь. – Он пожал плечами. – Мало ли что горе может сделать с человеком.
– Возможно, – согласился Вонвальт. – Или, возможно, была другая причина, помимо смерти брата. Лорд Бауэр сам сказал, что она вдруг ощутила тягу к монастырской жизни. И молодежь нынче невозможно набожная – посмотри хотя бы на Клавера. Ему едва двадцать пять, и он уже важный священник.
– Священник с хорошими связями, – заметил Брессинджер.
Вонвальт отмахнулся от него.
– Я не желаю говорить об этом болване. Я и так уже не в духе. – Вонвальта будто что-то тревожило. – Впрочем, теперь, когда ты указал на это, ее поступок действительно кажется мне более чем странным. Я говорю о девушке.
– Возможно, это просто домыслы, – сказал Брессинджер, пожав плечами.
– Возможно, – согласился Вонвальт, но его голос звучал задумчиво. Он повернулся ко мне. – Ты могла бы расспросить того паренька, с которым гуляла сегодня утром. Стражника.
Я покраснела.
– Мы не делали ничего предосудительного, – с жаром сказала я.
Вонвальт и Брессинджер переглянулись. Увидев их понимающие кривые усмешки, я почувствовала себя маленькой и глупой. И сразу же ощутила, как во мне просыпается Хелена из прошлого, Хелена с улицы: колючая, вспыльчивая и задиристая.
– Я и не говорил обратного, – сказал Вонвальт.
Какое-то время я не позволяла себе говорить. Вместо этого я, как ребенок, ковыряла еду и ждала, когда утихнет мой гнев. Мне понадобилось немало времени, чтобы научиться