— Так вот что тебя беспокоит!
— Разумеется, беспокоит! То, что ты столько времени проводишь здесь, не имело значения зимой, но сейчас, в разгар сезона, когда тебе полагалось бы ездить со мной на балы, в Оперу и на десятки приемов, это недопустимо! Это унижает, и мне крайне неприятно постоянно отвечать на вопросы, где ты и чем занимаешься.
— Но все, вероятно, и так знают, где я.
— Когда я говорю правду, никто мне не верит! — перебила его леди Каролина. — Не сомневаюсь, что в свете считают, будто ты прячешь здесь, в лесах, хорошенькую любовницу, которую находишь более соблазнительной, чем я!
Леди Каролина подняла на графа свои голубые глаза и была так обворожительна в этот момент, что он воскликнул:
— Ты знаешь, что это невозможно!
— Это все, что я хотела тебе сказать! Если ты хочешь доказать, что по-прежнему любишь меня, ты должен поехать в Лондон.
Граф не отвечал, и она подошла вплотную к нему.
— Мы могли бы пообедать сегодня вечером в твоем лондонском доме. Конечно, мне придется сказать маме, что мы будем не одни, что у тебя большой прием, иначе она придет в ужас.
Словно не устояв перед ее красотой и выражением глаз, граф обнял ее.
— Ты не получишь от меня поцелуя, — прошептала она, — если не пообещаешь провести этот вечер со мной.
Граф не ответил, просто склонился к ней и начал целовать. Наступило молчание, которое показалось Дарсии вечным.
Затем граф сказал:
— Мы проведем вечер вместе. Возвращайся в Лондон, а я скоро приеду.
— Ты очень мне дорог, Грэнби, милый, и нам о многом надо будет поговорить. — Что-то ненатуральное было в ее голосе, когда она добавила почти шепотом: — …особенно о нашей свадьбе.
— Она состоится сразу же по окончании строительства.
— А когда это будет?
— Возможно, через пять или шесть месяцев.
— Как долго! Я думала, мы обвенчаемся летом. Помолчав немного, граф сказал:
— Мне не хотелось бы говорить об этом сейчас.
— Я уверена, Грэнби, дорогой мой Грэнби, что ты сделаешь, как я хочу!
На это граф ничего не ответил, и леди Каролина поспешила сказать:
— Надеюсь, ты проводишь меня до кареты. Дарсия не могла удержаться, чтобы не бросить хотя бы мимолетный взгляд на женщину, которую до этого видела только однажды, и осторожно приоткрыла дверь.
В этот момент граф стоял к ней спиной, а леди Каролина, подняв к нему свое прекрасное лицо, брала его под руку.
Изысканно одетая, с прекрасными, почти классическими чертами лица и голубыми глазами — точь-в-точь дрезденская фарфоровая статуэтка, подумала Дарсия. Она будет великолепно смотреться в роли хозяйки в столовой, окруженная гобеленами по эскизам Буше.
Граф и леди Каролина вышли из комнаты, и их голоса затихли в восточной галерее.
Оставив дверь зимнего сада открытой, Дарсия пошла в столовую, чтобы еще раз полюбоваться на «Купидонов» Буше, которых граф уже успел повесить над камином.
— И зачем я отдаю картину ей? Ведь для нее она ничего не значит, — с горечью спросила себя Дарсия. Она знала это и раньше, но невольно подслушанный разговор причинил ей такую душевную боль, что она не могла избавиться от нее даже на мгновение.
Потом она сказала себе, что как-нибудь спасет графа от этой женщины, которую не интересует ни дом, который он строит для нее, ни он сам — его мысли, чувства, душевные порывы.
И так же, как она интуитивно понимала графа, Дарсия чувствовала, что нежные слова любви, сказанные леди Каролиной, были неискренними.
Что-то другое скрывалось за ее настойчивым желанием провести сегодняшний вечер с графом в Лондоне.
Дарсия внезапно вспомнила, что, когда она впервые увидела леди Каролину, молодой человек, говоривший о ней, произнес: «Любуясь гладью вод, не забывайте о подводных течениях…»
Что он имел в виду? Дарсия терялась в догадках. Удастся ли ей узнать тайну женщины, которую та скрывает даже от того, кто ее любит?
В том, что граф любил леди Каролину, не было ничего удивительного. Бесспорно, она обладала классической, типично английской красотой. Как раз таких женщин художники рисуют со дня сотворения мира, а мужчины всех национальностей считают неотразимыми.
— Она прекрасна, действительно прекрасна! — с тоской признала Дарсия. Она словно выдохнула эти слова, и тут же услышала, что граф идет к ней по зимнему саду.
Она обернулась. На фоне струящегося сквозь стекло солнечного света граф казался окруженным ореолом божественного сияния. И в это мгновение Дарсия осознала, что будет бороться за этого человека, и никто, даже самая красивая женщина в мире, не сможет отнять его у нее.
Все неясные чувства и мысли о нем, бродившие в ее душе все эти годы, превратились в уверенность, что она его любит и предназначена ему судьбой.
Он принадлежал только ей. Дарсия знала это уже тогда, много лет назад, когда впервые увидела его за большим столом в доме отца и он открыл ей дверь, пожелав спокойной ночи.
«Я люблю его!» — затрепетало ее сердце.
Она знала, что это не просто влечение женщины к красивому мужчине. Это было совсем другое чувство — словно во мраке вечности она встретила и узнала свою вторую половину.
— Я должен извиниться за то, что прервал нашу беседу, — вежливо произнес граф, входя.
— Боюсь, я отнимаю у вас слишком много времени… — смущенно сказала Дарсия.
— Нет-нет, вы не правы, — ответил граф. — И сейчас, после того как я столько ждал вас и на тысячи вопросов еще не найдены ответы, вы не можете говорить об отъезде.
Дарсия поколебалась, затем сказала:
— Вообще-то я не спешу, но, поскольку я вряд ли приеду в Лондон к обеду, не сочтете ли вы невежливым с моей стороны, если я поем, прежде чем мы продолжим работу?
Граф вспыхнул:
— Как я мог быть столь негостеприимным и не подумать, что вы могли проголодаться. Но боюсь, что я совсем забываю о еде, когда занят домом. Возможно, кто-нибудь из моих слуг…
Дарсия жестом остановила его:
— Я захватила с собой завтрак для пикника, и вы окажете мне честь, если разделите его со мной.
— Вы самая предусмотрительная женщина из всех, что я знаю, — восхитился граф. — С радостью принимаю ваше приглашение.
Дарсия улыбнулась ему:
— Все в моей карете, и поскольку день просто великолепен, не могли бы мы расположиться в саду?
— Вряд ли может быть что-то лучше, — ответил граф.
Они вместе вышли и подошли к карете. Дарсия попросила лакея отнести большую корзинку с едой, которую брала с собой, на то место, которое выберет граф.
Граф повел их мимо пламенеющих темно-малиновым цветом рододендронов. За ними обнаружилась лужайка, окруженная деревьями и кустарником. Отсюда открывался такой же великолепный вид на долину, как и из окна дома.