Читать интересную книгу "Есенин vs Маяковский. Поэтическая дуэль - Мария Андреевна Степанова"

Гуля, Есенин произносил имя Троцкого пренебрежительно и с негативными чувствами. Если обратиться собственно к наследию Есенина, можно сказать, что поэт писал о Троцком сдержанно-уважительно, но практически никогда не соглашался с ним. Есенин и Троцкий по-разному оценивали ситуацию в литературе и современных поэтов: «Не было омерзительнее и паскуднее времени в литературной жизни, чем время, в которое мы живем. Тяжелое за эти годы состояние государства в международной схватке за свою независимость случайными обстоятельствами выдвинуло на арену литературы революционных фельдфебелей, которые имеют заслуги перед пролетариатом, но ничуть не перед искусством. <…> Уже давно стало явным фактом, как бы ни хвалил и ни рекомендовал Троцкий разных Безымянских, что пролетарскому искусству грош цена…»[162]; «Я не читал прошлогодней статьи Л. Д. Троцкого о современном искусстве, когда был за границей. Она попалась мне только теперь, когда я вернулся домой. Прочел о себе и грустно улыбнулся. Мне нравится гений этого человека, но видите ли?.. Видите ли?.. Впрочем, он замечательно прав, говоря, что я вернусь не тем, чем был»[163]. Во время разбирательства по «Делу о 4‑х поэтах», когда Есенина обвиняли в антисемитизме, поэт обратился с письмом к Троцкому, но так и не отправил его.

И на смерть Есенина, и на смерть Маяковского Троцкий откликнулся некрологом.

Понимание и видение революции в глазах Маяковского – рациональное, трезвое, логичное – построение царства равенства и справедливости на земле, государства, где не будет богатых, «буржуев», и сам поэт готов трудиться на поприще этого дела, как простой рабочий слова. Лирический герой Маяковского знал и видел, через какие жертвы, лишения, убийства должно прийти желаемое, но он это принимал: любые жертвы сегодня – ради счастливого завтра. Один из самых первых откликов Маяковского на Февральскую революцию – стихотворение «Революция» (17 апреля 1917) является почти документальным изложением событий, где описываются дни 26–27 февраля и отношение поэта к происходящему. Как и Сергей Есенин, Маяковский утверждает величие человеческого духа и разума («Верую величию сердца человеческого!»), отказываясь от божественного, христианского: «Днесь / небывалой сбывается былью / социалистов великая ересь!» Автор приветствует рождение нового мира («Сегодня рушится тысячелетнее “Прежде”. / Сегодня пересматривается миров основа»), разрушение социально-политического порядка:

Смерть двуглавому!

Каторгам в двери

ломись,

когтями ржавые выев.

Пучками черных орлиных перьев

подбитые падают городовые[164].

Библейские или мифологические образы в произведениях Маяковского этого времени встречаются редко. Есть аллюзии на образ всемирного потопа: «Граждане! Это первый день рабочего потопа», «Мы разливом второго потопа / перемоем миров города», библейские события – «Новые несем земле скрижали / с нашего серого Синая». Маяковский в стихотворении «Мы идем» провозглашает революцию как дело молодых, людей, которые будут строить новую жизнь, руководствуясь совершенно иными нравственными и эстетическими ориентирами; автор выступает против «мещанства», мечтая уничтожить прежний быт. Стихи Маяковского во многом отражают настроения большинства людей того времени – отсутствие компромиссов и возможности мирного решения проблем в государстве, они проникнуты жестокостью, призывами к объединению и боевой готовности – «Ваше / слово, / товарищ маузер».

Лирический герой Маяковского, понимая суровую обстановку времени, отказывается от лирических тем, веря в великую силу слова, он весь отдается агитационной работе, желая воздействовать поэтическим словом на сознание масс и утверждать таким образом дело революции:

Я буду писать

                      и про то

                                  и про это,

но нынче

                  не время

                        любовных ляс.

Я

       всю свою

                звонкую силу поэта

тебе отдаю,

                   атакующий класс[165].

Маяковский утверждал, что ему очень трудно не писать лирику, но говорил, что осознанно предпочитает гражданскую поэзию, необходимую при современной ситуации в стране. Вот как об этом писала Вероника Полонская, вспоминая слова поэта: «Маяковский исписался, Маяковский только агитатор, только рекламник!.. Я же могу писать о луне, о женщине. Я хочу писать так. Мне трудно не писать об этом. Но не время же теперь еще. Теперь еще важны гвозди, займы. А скоро нужно будет писать о любви. Есенин талантлив в своем роде, но нам не нужна теперь есенинщина, и я не хочу ему уподобляться!»[166] Однако очевидно, что подобная позиция мешала жизни и развитию Маяковского-поэта, приносила ему нравственные мучения и, возможно, была одной из причин его трагической гибели. О подобных настроениях Маяковского вспоминал Юрий Анненков, описывая их последнюю встречу в Ницце в 1929 году: «Мы зашли в уютный ресторанчик около пляжа. <…> Мы болтали, как всегда, понемногу обо всем и, конечно, о Советском Союзе. Маяковский, между прочим, спросил меня, когда же наконец я вернусь в Москву. Я ответил, что я об этом больше не думаю, так как хочу остаться художником. Маяковский хлопнул меня по плечу и, сразу помрачнев, произнес охрипшим голосом:

– А я – возвращаюсь… так как я уже перестал быть поэтом.

Затем произошла поистине драматическая сцена:

Маяковский разрыдался и прошептал едва слышно:

– Теперь я… чиновник…»[167] Впоследствии М. И. Цветаева также утверждала, что главной причиной смерти Маяковского был его внутренний разлад человека с поэтом, поэта с гражданином: «Двенадцать лет подряд человек Маяковский убивал в себе Маяковского-поэта, на тринадцатый поэт встал и человека убил»[168].

Глава 5

«На свете много вкусов и вкусиков»

Имажинизм против футуризма

Маяковский на два года старше Есенина – но футуризм возник много раньше имажинизма. Началом русского футуризма принято считать 1910 год – год выхода коллективного сборника «Садок судей», книги, отпечатанной на оборотной стороне дешевых обоев и не воспринятой серьезно первыми ее читателями, но очень значимой для истории литературы, так как в ней были представлены такие авторы, как Велимир Хлебников, Василий Каменский, Елена Гуро.

Футуризм – зонтичный термин, охватывающий множество разнообразных и конкурирующих между собой группировок и объединений. Группа «Гилея», консолидировавшись благодаря Давиду Бурлюку в 1912 году, позднее приняла название кубофутуристов. 18 декабря 1912 года в сборнике «Пощечина общественному вкусу» был опубликован одноименный манифест, сочиненный Д. Бурлюком, А. Кручёных, В. Маяковским и В. Хлебниковым. Один из главных принципов их программы – признание исчерпанности существовавшего до них искусства – классической и современной литературы,