коллегами в чертежах, и опять-таки никому не было дела до его головы — все смотрели в чертежи.
Лишь еще раз Всадникову пришлось переволноваться — на совещании у директора. Но у директора были свои проблемы, он переговаривался по селектору, следил за экраном дисплея, делал кому-то втык по одному телефону, и сам получал втык по другому.
Правда, был один критический момент. Всадников, находясь в страшном напряжении, ляпнул что-то невпопад.
— У вас есть голова на плечах?! — вскипел директор.
Обезумевший от ужаса Всадников чуть было не брякнул: «Нету!» Но последним усилием воли сдержался, сообразив, что вопрос директора был чисто риторический.
А к концу дня Всадников осмелел настолько, что когда фотограф снимал коллектив отдела к юбилею их конторы, Степан Сергеевич, не дрогнув, зафиксировался в общих рядах.
И только по дороге домой его вновь одолели страхи и сомненья. Ну ладно, утром, в суматохе, семья ничего не заметила, но что будет теперь?
Однако ему положительно везло. Если, конечно, все это считать везеньем! Дома были гости. Чета Сапожниковых вернулась из солнечной Италии. И Татьяна Павловна, Ольга и Сережка разглядывали не своего мужа и отца, а Сапожниковых — как отлично выглядят, да какие на них обновы.
Дальше — еще легче: погасили свет. Стали показывать слайды: замечательные красоты Италии на фоне Сапожниковых.
Потом гостей проводили. Потом благополучно улеглись спать.
А утром Всадников проснулся и…
И вы, конечно, ждете, что Всадников проснулся, а все происшедшее с ним оказалось сном. Дурным сном!
Но нет. Он действительно проснулся, однако ничего не изменилось — головы на его плечах нет, как и не было. И так он в дальнейшем и жил. И прожил долго и счастливо. Без головы.
Более того, в нравоучительных беседах со своими детьми он с каким-то особым удовольствием употреблял пословицы вроде «одна голова — хорошо, а две — лучше», «с дурною головою ногам нет покоя» и даже такую в его положении рискованную, как «снявши голову, по волосам не плачут».
Что же касается волос, то Всадников очень рано облысел. И это тоже оказалось удачей. Ведь единственный, кто волей-неволей обнаружил бы отсутствие у Всадникова головы, это парикмахер.
А если Всадников по чему и плакал, то не по волосам, а по усам. Дело в том, что перед исчезновением головы он как раз собирался отрастить усы. Но вот не успел. А теперь не знал: вдруг голову по-прежнему не будет видно, а выращенные усы окажутся на виду?
И всю свою дальнейшую, долгую и счастливую, безголовую жизнь Всадников мучился лишь одним этим вопросом. Потому что, согласитесь, голова без усов это еще куда не шло, но усы без головы это уже какая-то мистика!
1985
Жрица любви
МАМОЧКА ВЫШЛИ ТЕЛЕГРАФОМ ПОДРОБНОСТИ ПИСЬМОМ
Этот текст телеграммы в маленький уральский городок сложился у Кати сам собою, когда на исходе отдыха в небольшом приморском городке она обнаружила, что бестолково растрынькала почти всю свою наличность буквально по мелочам: кофеек по-турецки на набережной, кукуруза по дороге на пляж…
Да, текст сложился, но посылать телеграмму не хотелось. Маме-пенсионерке и самой надо было у кого-то занимать. А потом аж до следующего отпуска придется выслушивать мамины нотации, как следует жить на Катину зарплату. Нет, телеграфировать не хотелось, но очень хотелось кушать. Так что телеграмма была неизбежна, если бы… Если бы Кате случайно не попалась эта газета.
Печатный орган с присущими нашим дням гласностью и беспардонностью рассказывал о труженицах древнейшей профессии в городе-курорте Сочи. Катя была потрясена. Как?! За такие суммы?! Она на своей фабрике чулочно-носочных изделий получала за месяц дневного труда меньше, чем они за час труда ночного! Да и велик ли труд?
И Катя задумалась. А что?.. А может?.. А почему бы?.. Нет, не вообще, конечно, не как постоянная работа, но только раз, всего один разочек…
Решение зрело мучительно, но созревало быстро. Во-первых, стимулировало то, что газета писала хоть и строго-осуждающе, но и красиво-завлекающе «жрицы любви», «ночные охотницы», «путаны»… В конце, правда, припечатали уже и нашим словом, но все равно иноземного происхождения, а до исконно русского краткого и ясного словечка все же не дошли. А во-вторых, газета искренне сокрушалась, что на это безобразие толкового закона пока не имеется, а если и прибирают этих «жриц», так лишь за скандалы с иностранными клиентами. Ну так этот маленький приморский городок — не Сочи, иностранцы тут — разве что грузины.
Так что все выходило складно: по закону не привлекут, на далеком Урале никто ничего не узнает, а главное, мамины нудные нотации слушать не придется, потому что денег у нее просить не надо. Наоборот, может, еще и маме на сувенир останется.
На миг еще промелькнуло сомнение: а каков, откровенно говоря, товар? Покупатели-то найдутся? Катя придирчиво оглядела себя в зеркале и решила по-честному: может, и не путана какая-нибудь, но для отечественного клиента вполне сойдет. Тем более что двое на пляже и так уж вились вокруг нее. Белобрысый, никак не загорающий, а только алыми пятнами идущий, здоровяк-монтажник из Тамбова и солидный, уже с залысинами, но еще не лысый, штурман полярной авиации. Правда, Катя на их старания — ноль внимания. Потому что легкомысленные курортные романы не уважала и, несмотря на близкое тридцатилетие, все еще верила в настоящую и светлую любовь, венчающуюся законным браком.
Последней в утомленном мозгу засыпающей под утро Кати почему-то возникла мысль о Катюше Масловой. Случайное сходство имен — а теперь уж, наверно, и судеб — с прекрасной толстовской героиней как-то окончательно утвердило Катю в ее решении. И она безмятежно уснула.
Утром, проснувшись, вспомнила, ужаснулась, но решила: а чего терять? И верно, терять-то ей уже было нечего…
Белобрысый монтажник, как обычно, приветствовал Катю своей любимой шуткой:
— На базаре вздорожали груши — выходила на берег Катюша!
— Хэлло… мальчик! — бросила Катя севшим от волнения голосом.
— Чего? — сразу насторожился монтажник.
— Хэлло, говорю! — Катя неумело качнула бедрами.
— A-а, привет…
— Ну, чего пятишься, мальчик? — Это словечко показалось Кате весьма профессиональным. — Я ж, мальчик, вроде тебе нравлюсь?
— Вы? A-а, да-да, конечно…
— Так я согласна, мальчик!
— Да? Очень приятно…
Богатырь-монтажник затравленно озирался, словно ожидая мордобоя и прикидывая на чью помощь он может рассчитывать.
Катя для убедительности скинула бретельку с острого плечика.
— Может, тебе и приятно, мальчик но мое согласие дорого стоит.
— Сколько? — выпалил тамбовец и сам испугался. — Ох, виноват, я что-то не того…
— Того, того! — заверила Катя и, набрав полные легкие воздуха, как перед глубоким нырком, бухнула: —