известно, режиссером может быть всякий, кто не доказал обратного. А Венедикт еще докажет!
Да, его знают в лицо. Как часто, выходя с киностудии, Лаптев слышит за спиной восторженный шепот: «Смотрите, смотрите! Янковский идет!»
Ему звонят поклонники. Ему пишут поклонницы. Предлагают руку и сердце. Берут автографы. Дают взаймы.
Но все это — маленькие праздники. А завтра вновь — трудовые будни. Снова истошный крик режиссера: «Мотор!» — и пошел…
Счастливого вам пути! Интересного нам кина!
1983
Всадник без головы
Проснувшись утром в понедельник, Степан Сергеевич Всадников обнаружил, что у него нет головы.
Точнее, проснувшись, он еще ничего не обнаружил. Он потянулся, спрыгнул с кровати, пошлепал в ванную, взял зубную щетку, выдавил пасту, оскалил для чистки зубы… и замер.
В зеркале не отразилось ничего. Вернее, отразилась только его рука с зубной щеткой. Но ни оскаленных зубов, ни вообще рта, ни глаз, ни носа, ни головы в целом!
Однако, несмотря на отсутствие головы, все, чему положено быть на этом важнейшем органе тела, функционировало нормально. Всадников все видел, все слышал, все соображал… Только решительно ничего не понимал.
— Стёп, яичница стынет! — позвала из кухни жена.
— Я… да-да… М-м… Сейчас, — невнятно забубнил он.
— Привет! — в ванную влетела дочь, студентка Ольга.
Всадников закрылся полотенцем. Но дочь на него и не смотрела, бросилась к крану — промыть глаза от туши.
Всадников выскользнул из ванной. И в прихожей наткнулся на сына Сережку со школьным ранцем за спиной.
— Пап! Дай денежек, Колька восемь кораблей в автомате подбил, а я заспорил, что десять выбью!
Всадников полез в карман пальто на вешалке, пряча от сына лицо… или что там у него теперь было вместо лица. Но сын следил только за отцовской рукой, копавшейся в кармане.
— Спасибо, пап! — Получив деньги, он выскочил за дверь.
Следом за ним вылетела Ольга, опаздывавшая в институт.
И ошеломленный Всадников остался в прихожей один.
— Стёп! — Голос жены стал раздраженным. — Ну скоро ты?
Степан Сергеевич на ватных ногах приблизился к кухне, но в последний момент сдрейфил, схватил с тумбочки газету и сел за стол» прикрывшись газетным листом.
Татьяна Павловна шлепнула перед ним на тарелку яичницу и уселась напротив с чашкой кофе. Всадников напряженно ждал. Заметит? Не заметит? Не может быть!
И вдруг понял: может. Ведь они уже много лет завтракают вот так, друг против друга, жена со своим кофе, он со своей газетой — как же ей увидеть его лицо?
— Все, побежала! — вскочила жена.
И чмокнула мужа в щеку. Ну, не совсем в щеку, а привычно клюнула воздух где-то возле его щеки. И умчалась на работу.
Степан Сергеевич пораженно застыл: родная жена не заметила, что у мужа нет головы! Что же теперь делать ему? Тоже идти на работу? Но какая уж тут работа? Сейчас бы, скорее, на бюллетень… Ну, конечно! Как это сразу не пришло ему в голову… или во что там теперь?
В очереди поликлиники все обошлось спокойно. Что им до головы Всадникова, когда у самих болела голова, или руки-ноги, или ухо-горло-нос.
Врач за столом заполнял историю болезни предыдущего пациента.
— Раздевайтесь! — Он не поднял головы от бумаг.
Врач не был ни груб, ни равнодушен. Он был затуркан.
Степан Сергеевич покорно стянул сорочку. Врач прильнул стетоскопом к груди Всадникова.
— Так… Чудненько… Чудненько… А вот это совсем не чудненько… Много курите?
Всадников кивнул. Хотя непонятно — чем. Впрочем, врач и без его кивка установил, что пациент курит много.
— А надо бы поменьше! Зато двигаться — побольше! В основном же у вас особых отклонений нет.
Всадников возмутился. Потом ему стало даже обидно: как это — нет отклонений?!
— А… — начал было он.
Но врач уже протягивал ему рецепт:
— Попросите, пожалуйста, следующего.
Так. Бюллетеня нет. Значит, надо идти на работу. И Всадников пошел.
Он шел и думал. Хотя головы по-прежнему не было. Как он мог ее потерять? Да-да, отчего люди теряют голову? Можно, скажем, потерять голову от счастья. Но никакого особого счастья в его жизни, кажется, не наблюдалось. Еще можно потерять голову от горя. Но и никакого горя, к счастью, тоже не было.
Конечно, были другие варианты. Он чуть-чуть не потерял голову от ослепительной Инессы из планового отдела. Да, чуть-чуть, но ведь не потерял.
Еще друг Зубов потащил его на бега. Там запросто можно было потерять голову в азарте. Но опять же не потерял, не такой уж он игрок.
Еще… Еще была комиссия из главка. Кое-кто потерял голову от страха. А он — ничего, отчитался, все в ажуре.
Но теперь вот ни с того ни с сего голова пропала. Целая голова! Не ухо, не глаз, не нос… Он, конечно, помнил гоголевскую историю про нос майора Ковалева, разгуливавший отдельно от владельца. Так, может, и его голова бродит сама по себе?!
Степан Сергеевич пугливо огляделся. Да нет, ерунда, чертовщина какая-то! Вокруг не видно никакой головы. То есть голов-то полно, но все они были там, где им положено быть. На плечах. У других людей. Один только Всадников шел на работу без головы.
В гардеробе он бросил пальто на стойку и бочком прошмыгнул к лифту. Но его остановил изумленный крик гардеробщицы.
— Батюшки, что это с вами!
«Заметила», — тоскливо подумал Всадников и, не оборачиваясь, спросил по возможности официально:
— В чем дело?
— Это я интересуюсь, в чем дело? Шляпу-то сдайте!
Всадников с облегчением бросил шляпу рядом с пальто. И поспешил к лифту.
Здесь его ждало новое испытание: секретарша Раечка. Лицом к лицу. Если сейчас это можно было сказать о Всадникове. Правда, Раечка была занята разглядыванием собственного лица в зеркале лифта.
— Здрасьте! Что это вы опаздываете?
— У врача… задержался. — промямлил он.
— А что с вами? — Раечка скользнула по нему глазками. — Выглядите вы прекрасно!
От такого комплимента Всадников оцепенел.
— Степан Сергеевич! — Глаза Раечки вдруг округлились.
— Ч-что? — Он уже заикался.
— Ну кто так старомодно завязывает галстук! Вы же еще молодой мужчина!
Раечка выпорхнула из лифта. Всадников утер галстуком взмокший — хотя и невидимый — лоб. И поехал дальше.
А дальше все пошло гладко. В большом отделе бездельники были заняты своим бездельем, труженики вовсю трудились, и на его появление никто особого внимания не обратил.
Он говорил по телефону, и на другом конце провода не было видно, есть у него голова или нет.
Он подписывал бумаги, и тот, кто ждал подписи, следил не за его головой, а за его авторучкой.
Он разбирался с