Читать интересную книгу Ничейный час (СИ) - Некрасова Наталия Владимировна

Деанта знал, что сначала они с матерью жили в Тиане. Тианы он почти не помнил — смутный образ какого-то огромного замка и лесов вокруг, вот и все, что сохранилось в детской памяти. Да еще причитания матери о каком-то белом облачке. Это потом он узнал, что тогда у матери появились первые признаки помрачения ума. Рассказал ему Дайя, один из дядиных охотников, который там был. Она все пыталась уйти в лес, потому, что там ее должен был встретить ее супруг, рыцарь на прекрасном белом коне, в серебряных доспехах и золотой короне. Она слышала, как он ее зовет, рвалась туда, умоляла, но ее не пускали. И однажды не уследили, и Анье исчезла.

— Мы тогда сорвались, прям как собаки со сворки. Дядя твой сказал, что прежде она тоже убегала, и нашли ее тогда у старых копей. Мы туда со всех ног. А места-то вокруг Тианы и тогда уже дурнеть стали. По лесу едем, а время-то близко к полудню, в зарослях детский плач, хоть уши затыкай.

Деанта кивнул. Плач полудницы, так они заманивают.

— А тут слышим впереди — словно пение, низкое такое. Можно сказать, что даже голос красивый, только мелодии нет, просто звук в звук переливается, и слов нет. И тут господин Тианальт как рявкнет — туда, мол! Мы — туда. А там госпожа Анье идет. Руки распахнув, да прямо к гарпии, а та поет, поет!

Гарпий Деанта видел в книге. Только издали можно ее принять за человека в плаще, да еще в сумерках или тумане. Ничего человеческого не было в лице с широко поставленными круглыми глазами с вертикальным зрачком, жестким клювообразным хрящом над носовым отверстием и широким клыкастым ртом с тонкими губами. Голову покрывали темные длинные перья, как и кожистую перепонку между руками и телом.

— А тварь как нас увидела, так пенье-то бросила и попыталась взлететь, но мы ее забили. Просто вмесиво забили. А госпожа-то твоя матушка кричит, вырвается — вы убили моего господина! Будьте вы все прокляты! А дядя твой как даст ей кулаком-то по голове — не со зла, а чтобы успокоить, понимаешь, она и сомлела. Тот ее на руки вот так вот бережно взял, да и повез домой. А потом велел, чтобы тебя с матушкой, значит, увезли в Уэльту. Там лесов таких нету. А в Тиане, значит, гарнизон стоит, весь рубеж по границе леса держит. Теона Анральт, Лис одноглазый там сидит. Хитрый, сволочь, ну прямо сил нет! — Дайя восхищенно покачал головой и поцокал. Морщинистое коричневое лицо расплылось в щербатой улыбке. — Да, Лис — он, можно сказать, тоже великий.

Уэльту Деанта помнил немного лучше. Это был самый большой и самый красивый город, который он только видел. Но и там ему с матерью приходилось жить почти как в заточении, вечно среди стражи. И дядя строго-настрого запретил ему рассказывать о безумных речах матери. А она всегда повторяла:

— Он был прекраснее всех мужчин, твой отец, он был король. Вот, книгу взять и открыть, и там будет рыцарь в серебряных доспехах, на белом коне, а над ним синее небо, а под ним зеленая трава. А впереди девица в алом платье. Это я! И он дал мне перстень! Вот, это королевский перстень, без него король не король! И я отдам его тебе, когда ты отправишься, чтобы сесть на престол отца. Ты будешь такой красивый, в золотой короне, в алой мантии…

Каждый раз она рассказывала свою историю по-иному, она обрастала новыми подробностями и мелочами, украшалась, словно рукопись расписными виньетками и буквицами, пока причудливые линии не начали перевешивать текст и смысл.

Потом, после шестого покушения на Вирранда, дядя сказал ему, что они уедут в пустыню. Деанта уже начал понимать, что с его происхождением все не так просто, и, собравшись с духом, однажды задал вопрос дяде. Тот не стал ничего скрывать, сказав, что все равно когда-то он все узнал бы. Деанте было уже тринадцать, и дядя решил, что ему уже можно доверять большие тайны. Но в устах Вирранда Тианальта это была не повесть из красивой книжки. Это был рассказ о случайной встрече и случайной ночи, и женщине на одну ночь, которой и оказалась Анье. Женщина, которая была нужна, чтобы выносить и родить истинного короля. Великий Тианальт не скрывал, что сам поступил дурно, и Деанта восхищался его честностью. И вообще восхищался дядей Тианальтом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Сейчас пытались убить меня. И будут еще не раз пытаться, — говорил Вирранд.

— Кто?

— Да мало ли кто, — отмахнулся Вирранд. — Я хотел сказать о другом. Я — не самое главное. Если там — он указал на север — узнают о том, что ты есть, то убить будут стараться в первую очередь тебя. А твоя мать в помрачении, она может выдать, кто ты такой. Пока о твоем отце не спрашивают, а те, кто знает, то люди верные. Да и немного их осталось.

В последних словах Деанте почудилось что-то недоброе и темное, но, наверное, просто почудилось.

— Когда ты будешь готов — а такое время настанет, если ты уцелеешь — ты пойдешь в Столицу, заявишь свои права и встанешь на Камень, и он крикнет под тобой, и ты исправишь неправду. — Дядя говорил так, что Деанта и не думал возражать. И с тех пор он просто принял, что так и должно быть. Настанет день, и он исправит неправду мира. Как — он не задумывался. Он просто знал свой долг.

Здесь, в шерге, его окружали только верные люди. Личные вассалы Маллена или Тианальта, люди, обязанные им чем-то по гроб жизни или связанные словом до самой смерти. Здесь не было тайной происхождение Деанты, и, честно говоря, мало кто ему завидовал. Здесь Анье могла открыто плакать и причитать, и вспоминать мужа.

И здесь Деанта был одним из многих — в шерге было слишком мало людей, и всем приходилось трудиться по мере сил, чтобы выжить. И Деанта трудился, как все. И его любили. И он был счастлив. По крайней мере, для этих людей, людей шерга, он готов был пойти к Камню. Они того стоили.

От осенней луны осталась крошечная алая стружечка, но и она ослепительно плавилась в ночном небе, беспощадно разделяя мир на свет и тени. Деанта лежал в темноте, затаив дыхание, прислушиваясь к сухому звенящему шелесту и стрекоту. Звук то удалялся, то приближался. Несколько мелких камешков скатились с каменистой гряды. Деанта быстро посмотрел на четкую зубчатую тень скалы. Луна беспощадна. Но сейчас она друг. Тень выдаст тварь. Он не сомневался, что стрекотун его чует, не запах, так тепло. Деанта беззвучно, одним плавным движением достал из-за спины зазубренное копье, опустил на глаза прозрачную пластину из запетого бардами стекла. Луна союзник, но она же и враг. А так он не промахнется.

Многоногая круглая тень выросла над краем тени скалы. Деанта подобрался. Поднял голову. Стрекотун четко виднелся сквозь пластину — ярко-красный, с ядовито-зелеными полосами между пластинами костяного панциря. Восемь зеленых шаров-глаз вращались и дергались в стороны совершенно хаотично, затем вдруг все собрались в одно большое фасеточное пятно — стрекотун увидел его. Деанта ощутил в груди знакомый щекочущий холод. Время растянулось. Вот стрекотун резко отталкивается всеми двенадцатью многочленистыми колючими лапами, подбирает их под брюхо, подскакивает, взлетает и в полете, растопырив лапы, выпускает из пасти облачко паутины. Медленно-медленно. Деанта успеет увернуться.

Тварь опускается плавно, как перо, Деанта движется быстро, в груди зарождается смех — он уже видит, что успеет.

Паутина, раскрываясь, скользит, едва не задевая щеку, он даже почти чувствует ее нежное смертельное прикосновение. Сейчас. Копье стремительно входит в щель между пластинами на груди. Деанта выпускает копье и отскакивает в сторону, хватая заранее подготовленный арбалет.

Стрекотун опускается, вгоняя копье в грудь, пружинит, подпрыгивает — но уже поздно, копье торчит в круглой туше, и яд уже начинает проникать в тело и отключать нервы твари. Деанта стоит в стороне и смотрит, как тварь, безумно прыгая, тоненько вереща от боли и предчувствия смерти, пытается судорожно вырвать из себя страшное копье. Из зада и из пасти исторгается лужа вонючей жидкости, из ядовитой сумки дергаясь, то выдвигается, то вновь втягивается в тушу граненое жало. Деанта наблюдает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})