Читать интересную книгу Первый поцелуй - Нина Грёнтведт

— Вот как, — говорю я в ответ.

Потом мы говорим «пока» и «до завтра», и Хелле бежит домой.

Может, это и был дурацкий вопрос, думаю я позже. Стиану и Нинни завтра же тоже в школу, а сейчас вечер воскресенья. Нинни вряд ли так уж не терпится.

Или все-таки не терпится? Не знаю…

Мама!

Мама приехала домой, когда мы с Эрлендом уже легли, но она заходит сказать нам спокойной ночи. Эрленд уже спит, но я — нет.

— Мама! — шепчу я, когда мама появляется в дверях.

Мама улыбается, входит и садится на мою кровать, и мы долго обнимаемся.

— Привет, Одадоченькамоя, — говорит мама мне в волосы, и я понимаю, как сильно по ней соскучилась.

Мы сидим и болтаем шепотом, чтобы не разбудить Эрленда, и я уверяю маму, что уже здорова и что она может не волноваться. И еще я спрашиваю, рассказал ли ей папа про курятник, и она говорит, что рассказал и она думает, это очень здорово. Тогда я достаю свой блокнот и показываю все нарисованные мной курятники. Мама считает, что они просто отличные, конечно же!

— Эрле будет рада, когда узнает, что нам можно завести курочек! — шепчу я маме напоследок. Потом она выходит из комнаты, оборачивается ко мне с лучшей на свете маминой улыбкой и закрывает дверь.

Понедельник

Утром в понедельник мы завтракаем все вместе, всей семьей, и Эрленд (как я и думала) ДО СМЕРТИ РАДА, когда мы сообщаем ей, что мама тоже хочет завести кур, так что мы можем всерьез заняться нашими планами. Мы смеемся и шутим, завтрак просто суперский, еще мы говорим о курицах и о том, как мы их назовем. Эрленд хочет назвать одну курицу Петером, но мы ей возражаем, что это не годится, потому что все курицы — девочки и у них должны быть девчачьи имена! Папа говорит, что мы, может быть, заведем четыре или пять куриц, но мама считает, что двух будет достаточно. Все равно завтрак у нас очень веселый.

Мама едет на работу, а мы с Эрлендом встречаем Хелле и Стиана по дороге к автобусу. Эрленд болтает всю дорогу о Петере Снизу, о том, какой он классный, и что они уже стали ЛУЧШИМИ ДРУЗЬЯМИ, а еще о курятнике, который мы построим вместе с папой. Я не очень-то ее слушаю, а больше болтаю с Хелле и думаю, как заговорить со Стианом, чтобы Хелле не обиделась. Думаю, не послать ли мне ему сообщение после уроков, написать, что мне надо делать презентацию в школе о рокерах и не может ли он мне помочь ее написать, как поступила девочка в аудиокниге. Нет. Это глупо. И Хелле обидится, я просто уверена, и, конечно, она прознает, что я все наврала про презентацию. Да и Стиан все еще занят этой своей бесконечной «групповой работой» вместе с Нинни. (Не понимаю, как они ее еще не закончили.)

В автобусе Эрленд садится с Карианной, а Стиан встречает каких-то своих друзей и садится с ними. Мы с Хелле идем в самый конец. А там сидит Ханс Отто со своей домашкой, как всегда. Мы с Хелле переглядываемся: Ханс Отто ВСЕГДА делает домашку в последнюю минуту.

Когда мы выходим из автобуса, Эрленд и Карианна бегут в свои младшие классы. И тут кто-то кричит «Хелле-е-е-е!», мы с Хелле обе оборачиваемся, чтобы узнать, кто кричит. Оказывается, это Махмуна и Грете София подъезжают к школе на велосипедах.

Велосипедные девчонки (я их вовсе не хвалю, нет!)

— Привет! — кричит Хелле и машет Махмуне и Грете Софии.

А потом она шагает им навстречу, но останавливается, смотрит на меня и говорит:

— Мы договорились пойти в класс вместе…

Хелле, кажется, немного извиняется. Интересно, когда она успела с ними договориться, но говорю:

— Мне все равно, пока!

Тогда Хелле говорит: «Пока!» — и бежит к Махмуне и Грете Софии. Когда она их догоняет, они уже соскочили со своих велосипедов и все втроем обнимаются и такие: «Приве-е-е-ет!» — «Приве-е-е-ет!» — «Приве-е-е-ет!» — «Как оно у папы?» — «Отлично!» — «Интересный был фильм вчера?» — «Да, суперский!» — «Гюнн Элин тоже ходила». — «Знаю». — «Эта твоя ссылка на видео на Ютубе была смешная!» — «Гюнн Элин проколола уши». — «Да, Грете София отправила мне СМС». — «Мы встречаемся с Туром и Алексом на Поле после уроков». — «Круто!» — ля-ля-ля-ля-ля-ля-я-я-я-я-я-я-я-я-я. Я стою одна на остановке и мне страшно обидно на самом деле. Не знаю даже, обидно, или досадно, или просто я огорчена.

Я смотрю им вслед.

Хелле заходит в школьный двор вместе с Грете Софией и Махмуной, а не со мной. Я смотрю на свой браслет, который она дала мне вчера, и в горле у меня появляется комок. Этот браслет ничего не значит, что ли? Грете София, Хелле и Махмуна болтают и смеются, и Грете София с Махмуной катят свои велики по обеим сторонам от Хелле. Я понимаю из разговора, что Хелле обменивалась с ними эсэмэсками на выходных, а может быть, даже созванивалась. Когда была в гостях у Басте, своего отца. А мне она не эсэмэсила. И не звонила. (Я тоже ей не слала эсэмэсок и не звонила, но все равно. Я же болела) А она переписывалась или созванивалась (или и то и другое!) с Грете Софией и Махмуной.

Вдруг я вижу, как Хелле садится на багажник Махмуниного велика (в школьном дворе не разрешают кататься на велосипеде!), и они раскачиваясь едут по дорожке. Грете София едет перед ними и все время оборачивается на них посмотреть, и все втроем смеются. Жутко громко. (И когда они доезжают до конца дорожки, они спрыгивают с велосипедов и снова катят их.)

Когда это у Хелле вдруг появилась другая жизнь, о которой я ничего не знаю? Когда это она так подружилась с Грете Софией и Махмуной? И с каких это пор она стала обниматься с подружками?

— Привет, Ода, уже звонок прозвенел! — говорит одноклассник Сондре, проносясь мимо, и я вздрагиваю.

Я оглядываюсь и вижу, что осталась одна на остановке. Я смотрю в спину Сондре, он бежит к школе. Рюкзак подпрыгивает у него на спине, и он подбрасывает футбольный мяч и снова ловит его на бегу. Сондре часто вбегает в класс сразу после звонка, хотя ему ближе всех до школы. Правда, он живет прямо через дорогу. Удивительно, что именно он всегда прибегает последним. Тут Сондре оборачивается метрах в десяти передо мной, немного подкидывает мяч и кричит:

— Так ты идешь?

И тогда я бегу за ним, он все подкидывает мяч, пока я его не нагоняю, и мы мчимся в класс вместе.

— Ты не забыл стихотворение, которое нам задали? — спрашиваю я у Сондре, пока мы бежим по лестнице на второй этаж.

— Нет, — отвечает Сондре.

— Небось про футбол написал? — спрашиваю я.

— Точно, — отвечает Сондре.

Первый урок

Когда мы оба запыхавшись вбегаем в класс, все уже сидят за партами.

— О, поздравляю, Сондре. Сегодня почти вовремя, — говорит Каллестад с кафедры и смотрит на часы.

— Привет, Калдис! — отвечает Сондре. — Сорри. Мама проспала. Все будильники во всем доме остановились, потому что ночью отключили электричество. Правда!

Кто-то в классе хихикает. Остальные сидят тихо, как мышки. Все смотрят на Каллестада, или на Сондре, или сначала на Сондре, потом на Каллестада, потом опять на Сондре и так далее. Каллестад смотрит на Сондре поверх очков и говорит: «Вот как». Потом разворачивается и пишет «С», «Т» и «И» большими буквами на доске. Я тихо иду к парте, снимая с себя рюкзак, осторожно отодвигаю стул и сажусь.

— А какое будет ваше объяснение, фрёкен Стокхейм? — говорит мне Каллестад, не оборачиваясь и выводя большую «X» на доске.

— Э-э-э, — начинаю я, чувствую, что краснею, и слышу, как кто-то опять хихикает.

— Это я виноват, Калдис, — говорит Сондре внезапно. — У меня улетел мяч, а Ода побежала за ним. Правда!

Я чувствую, что снова краснею. Сондре совсем не умеет врать!!! Хотя делает это постоянно!

Каждый раз, когда он говорит: «Правда!» — все понимают, что это неправда! Я смотрю на Сондре и улыбаюсь ему, типа: «Спасибо, что спас меня». Сондре такой, он часто кого-нибудь спасает. Берет на себя чужую вину. И Каллестад ничего не говорит, но мне кажется, он понимает, что Сондре не всегда виноват. Сондре улыбается мне в ответ и подмигивает. Я смотрю на Каллестада. Он смотрит на Сондре и только вздыхает, говорит: «Вот как» еще раз, потом снова разворачивается к доске и чертит линию под словом, написанном на доске. СТИХИ.

— Не хочешь ли прочитать свое стихотворение классу, Сондре? — спрашивает Каллестад.

— Конечно, хочу! — говорит Сондре, типа он хочет покрасоваться.

Потом достает блокнот из рюкзака, подходит к доске, встает так преувеличенно ровно и читает:

«Я ОБОЖАЮ футбол, футбол ОБОЖАЕТ меня, мы лучше всех, футбол и я, ни одного возражения, вы знаете продолжение, я хочу все время играть, а не сидеть — штаны протирать. Спасибо!» (Он, естественно, говорит «спасибо», прочитав стихотворение до конца.)