вроде бы тоже белей молока?
– Так и есть. Но ургулы сплошь покрыты ритуальными шрамами. А этот нет. И выговор у него не ургульский. – Талал нахмурился. – Скорее… похож на манджарский.
– Видала я манджари, – фыркнула Чудовище. – Они темнее меня.
– А может, не все? – спросил Рук. – Не везде убивают за иной цвет кожи.
– Манджари почти все темнокожие, но даже не в том дело, – покачал головой Талал. – Прежде всего никакое войско, кроме аннурского, не сумело бы сюда добраться. Тем, кто подходит с запада или с севера, пришлось бы покрыть тысячи миль по аннурским землям, покорить десятки крепостей и гарнизонов, обороняя линии доставки от местного населения…
– А если морем? – спросил Тупица. – С востока.
– Это чуть более вероятно, – признал солдат, – хотя аннурский флот держит Ченнерский залив так же крепко, как армия – центральную Эридрою. Не говоря уже о том, что морским силам пришлось бы войти с океана в дельту. Домбанг перекрыл все крупные русла.
Бьен ковыряла подсохшие болячки на кулаках. Рук заметил, как она прикусила губу, срывая струп.
– А с юга? – тихо спросила она.
– Посланец был голый, – поддержал Тупица.
– Племена Поясницы не ходят совсем уж голыми, – мотнул головой Талал. – И темнокожие они, как вы. И еще в татуировках.
– А еще они – паршивые дикари, – добавила Чудовище. – Им Домбанга и не найти, куда уж там атаковать.
– Я подразумевала не племена Поясницы. – Бьен чуть запнулась. – Еще дальше к югу…
Все взгляды обратились к ней. Мотылек, подлетев слишком близко к светильнику, обжег крылышки и забился на столе.
– Ты что, о Менкидоке? – помолчав, спросил Рук.
– Менкидок, – с угрозой в голосе повторил Мышонок.
Чудовище разорвала затянувшуюся тишину смехом.
– Вы бы себя послушали, полудурки! – Она шумно глотнула квея и снова залилась смехом. – В Менкидоке пусто.
Бьен, подняв брови, обернулась к ней:
– Не знала, что ты там бывала.
– Мне и незачем там бывать, сука драная. Я сколько раз пивала с матросами, наслушалась рассказов. Там сплошь безлюдные дебри.
Рук не смотрел на Чудовище. Он наблюдал за Талалом. Солдат, обводя пальцем округлость своей гири, обдумывал какую-то мысль.
– На побережье пусто, – наконец заговорил он. – По крайней мере, на северо-восточном побережье. О других частях материка нам ничего не известно.
– Неужто кеттрал не все знают? – хмыкнул из-под шляпы Тупица.
– Составить карту пытались, – ответил Талал. – Вообще-то, неоднократно.
– И что? – заинтересовалась Бьен.
– Обратно никто не вернулся.
Рук вылупил глаза:
– Разве птицы?..
– Птицы не способны пересечь экватор, – покачал головой солдат. – Организм не выдерживает. Они и домбангскую жару едва выносят.
– А на кораблях ваши долбоклювы не пробовали? – поинтересовалась Чудовище. – Как все люди?
– Пробовали, – ответил Талал. – Впервые – больше ста лет назад. Последний раз, пожалуй, в прошлом поколении. Говорю же, никто не возвращался.
Чудовище повела глазами.
– Ты еще скажи, что моряки не брешут – все это свинячье дерьмо насчет проклятий, чудовищ и безумия.
– Безумие худо-бедно объяснило бы, – нахмурился Рук, – почему они вываливаются нагишом на арену и прилюдно гадят на чужих богов.
– Что-то нас далеко заносит. Я читал сообщения о нескольких малых рыбацких и китобойных поселениях, удержавшихся в Менкидоке на северо-западном побережье, но от них досюда пара тысяч миль, притом через весь континент. С центральными областями ни связи, ни торговли не бывало уже… – Талал помолчал и тряхнул головой. – Да никогда не бывало. На Пояснице никто оттуда не появлялся. Аннур держит там гарнизон, но обороняться ему приходилось только от местных племен.
– Да откуда бы он ни явился, – перебила Чудовище, – с какой бы стати нацелился на Домбанг? Есть места подоступнее. Не каждый город торчит посреди гребаной дельты Ширван.
– Домбанг совершенно одинок, – напомнила Бьен.
– С тех пор как мы порвали с Аннуром, – кивнул Рук, – никакая империя его не защитит, войска с другого края света на помощь не придут.
– И все равно взять его непросто, – отметил Талал.
– «Ваши боги будут пресмыкаться, – тихо проговорила Бьен. – Он уже сейчас ведет на них охоту».
– То есть… что? – спросила Чудовище. – За этим обалденным трупом маячит компания охотников на богов?
– Охотники на богов! – негромко присвистнул Мышонок.
– Да, – согласился с ним Рук. – Звучит не слишком утешительно.
– Все равно, откуда он взялся, – покачала головой Бьен. – Но зачем вздумал нас предупреждать?
– Чтобы разуверить народ, – предположил Рук. – Запугать.
– Чтобы запугать народ, устроили бы что-то более зрелищное, – нахмурил брови Талал. – Взорвали бы что-нибудь. Или сожгли. Побольше огня и крови. А вот так просто показать себя и умереть…
– Первый-то не умер, – напомнила Бьен. – Кем бы или чем бы он ни был. Тот бедолага на арене был всего лишь его вестником.
– Да… – Чудовище закатила глаза, – это мы уже проходили. Попробуй не сбиваться на хер. Наш солдатик говорит, что таким жалким посланцем народ не прижучить.
– Возможно, нет. – К Руку волной прилива подступило воспоминание. – А может, этот Первый – вроде рассветной гадюки.
Тупица чуть приподнял шляпу, в образовавшуюся щелочку устремил взгляд на Рука.
– Рассветной гадюки? – повторил Мышонок.
– Это еще что за хрень? – последней откликнулась Чудовище. – Рассветная гадюка?
– Змея из дельты. Вблизи города их не увидишь – не знаю уж почему. Она в цвет рассветного неба – оранжевая с розовым.
– Как поэтично!
Рук пропустил насмешку мимо ушей.
– Она ядовита, но яд не обездвиживает и не убивает – во всяком случае, не с первого укуса. Голодная змея кусает несколько раз подряд и тем быстро приканчивает добычу, но чаще укусит раз и отползет. Жертва бьется, катается по земле, вопит, если у него есть голос. Укушенного гадюкой ягуара в тихий день слышно за мили. К животному собираются падальщики, выжидают, а после обгладывают скелет.
– Зачем убивать, если не ешь добычу? – спросил Тупица.
– Не ради еды, – ответил Рук. – Если гадюка не голодна, она на крик приманивает себе пару.
– Сомневаюсь, – проговорила Чудовище, – чтобы командующий какой-то там армией явился к нам в поисках жарких объятий.
– И я сомневаюсь, – признал Рук, – но суть та же.
– Напомни еще разок, в чем там суть? – насупился Талал.
– Почти все живое, будь то змеи, ягуары или люди, все время сражается, чтобы выжить. Ягуар не бросит добычу – она нужна ему, чтобы насытиться. Полководец не тратит солдат зря, потому что солдаты ему нужны. А для рассветной гадюки, – Рук покачал головой, – это не важно. Она убивает просто так. Для этой змеи убитые ею и сама бессмысленность убийства – все равно что для птицы яркое оперение.
Долгое молчание прервала наконец Чудовище.
– Гадская хрень, но смысл в этом есть. – Она повернулась к Мышонку. – Помнишь, как мы выбирали, который дом грабануть?
Мышонок медленно склонил