так.
Он, пожалуй, не входил даже и в сотню самых богатых людей Анджелии, но всё же все его многочисленные торговые проекты приносили стабильный доход, который позволял ему не особо задумываться о житейских финансовых расходах.
Тоже сложив руки на груди, Олив закатила глаза и раздражённо парировала:
— Это твои деньги, Тогнар, а не мои.
Тут Райтэну повезло догадаться, что старая, проверенная временем патриархальная формулировка «я буду давать тебе на булавки» — точно не то, что ему следует произносить вслух. Но что произнести вместо неё, он не знал, потому что всегда полагал, что будет полностью обеспечивать свою жену — когда она у него появится — всем ей необходимым.
— Но ты уже работаешь на меня, — наконец, сориентировался он, подобрав аргумент, который, как ему казалось, её не оскорбит.
Она всплеснула руками и с досадой воскликнула:
— Ну, это уже непотизм какой-то!
Райтэн отстранёно подумал, что, ежели Бог и в самом деле существует, чувство юмора у него явно паршивое, и вообще, это точно не тот Бог, в Которого верит Дерек — Тот-то есть любовь! — а какой-то совершенно злопамятный мстительный тип, который непременно припомнит тебе все глупости, что ты в своей жизни успел натворить, и вернёт их с процентами.
— Неправда, — наконец, возразил он. — Ты стала на меня работать ещё до того, как мы поженились, так что это не в счёт.
Она нахмурилась.
Он развил наступление:
— И вообще! — добавив уверенности в голос, постарался переключить её на свою точку зрения. — С учётом того, что в этих проектах так же задействованы отец и Дерек, это правомерно назвать семейным предприятием! — гордо и пафосно изрёк он.
«Дерек?» — успела удивиться Олив, но мысль эту ей пришлось отложить подальше, потому что идея впасть в финансовую зависимость совсем её не прельщала.
— Нет уж, — фыркнула она гордо и объяснила свой отказ недовольным: — А то что я буду делать, если мы разведёмся?
Райтэн, должно быть, очень оскорбился бы предположением, что он может оставить человека без работы в виду личных разногласий и конфликтов, но расценить последнюю фразу как оскорбление он не успел: его слишком шокировало само предположение.
— Разведёмся? — тихо и зло переспросил он.
— Всякое бывает! — деланно легкомысленным тоном отозвалась она, успокоительно похлопала его по плечу и отошла к окну, словно для неё не было ничего интереснее сейчас, чем поглядеть на Кармидер.
Поразглядывав её спину, он весьма холодно уточнил:
— С чего бы это нам разводиться, Се-Стирен?
Он полагал, что в жизни бы не нашёл себе жены лучше Олив — сколько бы ни искал — и его весьма задело, что она тут стоит и рассуждает, как планирует готовиться к их разводу! Да ещё и буквально сразу после свадьбы!
Между тем, она лишь беспомощно повела плечами.
Скорее всего, дело было в том, что Олив родилась и выросла в Райанци, где было принято заключать церковные браки — клясться перед лицом Бога, что будешь хранить верность выбранному супругу всю свою жизнь. Олив не была религиозна, но в её представлении «настоящий» брак был именно таким — клятва перед лицом Бога — и она подсознательно не воспринимала анжельский гражданский брак как нечто серьёзное. В конце концов, Райтэн буквально вот только что уже развёлся один раз! Что мешает ему сделать это снова? За ней-то даже и влиятельного папаши не стоит, подал документы — и прощай!
Все эти свои сомнения Олив и сама-то понимала весьма смутно — и уж тем паче не могла высказать их Райтэну. Тот-то был атеистом и никак не сумел бы понять её чувств: для него церковный брак был лишь традиционным и пустым обрядом. Олив даже могла предположить, что всё это значило для него так мало, что он даже, пожалуй, согласился бы поучаствовать в этом «обряде», если бы она очень уж просила бы об этом — но, естественно, это бы и близко не было тем, чего ей хотелось.
Это обстоятельство — что Райтэн никогда не сумеет понять её желания взять его в мужья пред лицом Бога — показалось ей настолько трагичным и непреодолимо роковым, что она заплакала.
Досадливо вздохнув, он стремительно подошёл к ней и обнял со спины, прижимая к себе покрепче.
В тот же момент, как он её обнял, мучительное чувство трагизма её отпустило; она осознала себя любимой и ценной, и это понимание теплом разлилось по её душе.
Тяжело вздохнув, она перестала плакать, повернулась в его руках и прижалась лицом к его лицу — он был лишь чуть-чуть выше неё.
Подождав с минуту, он откашлялся и сдержанно отметил:
— Лично я как-то не планировал разводиться. — И с замиранием сердца уточнил: — А ты?..
Она замотала головой:
— Нет… — и, не успев удержать слова, выразила куда-то ему в скулу свой страх: — Но ты можешь передумать!
Райтэн не шутя оскорбился.
Не заметив этого, Олив с обвинением в голосе обличила:
— Ты даже так и зовёшь меня по девичьей фамилии!
— По девичьей? — отстранёно переспросил Райтэн.
Тут вступило в бой межкультурное непонимание. В Райанци девушка, выходя замуж, принимала фамилию мужа. В Анджелии отношения с фамилиями были сложными и запутанными — но, в частности, каждый из супругов получал право называться как своей фамилией, так и фамилией партнёра.
Обсуждение разницы в культурных обычаях так их увлекло, что они, отлепившись друг от друга, вступили в оживлённую дискуссию — кажется, и позабыв о ссоре.
Наконец, Райтэн мотивировал свой выбор обращения так:
— Странно было бы называть тебя как сестру! — и Олив вполне приняла такое объяснение.
На самом деле, правда, выбор Райтэна крылся в ином — он просто постеснялся сказать, что ему очень нравится её фамилия, и что ему кажется, что она очень ей подходит. «Тогнар», на его вкус, звучало как удар топора — резко, бескомпромиссно и окончательно. «Се-Стирен» было похоже на полёт стрелы: «се» — натягивается тетива, «сти» — отпускается стрела, «р-р-р» — рассекается воздух в полёте, «ен-н-н» — чёткое попадание в цель и дрожание оперения. По мнению Райтэна, фамилия отражала саму суть Олив куда как лучше имени, поэтому он и предпочитал использовать её.
Однако все эти соображения показались ему слишком сентиментальными, чтобы их высказывать — к тому же, в этот момент они ещё и дополнились некоторыми эротическими аналогиями, — так что он оставил их при себе.
— И вообще, — продолжил он защищать свою точку зрения, хотя она уже вроде и не спорила, — если мы, например, поедем в Райанци, я точно буду называться там