голосом. — У меня когда-то был секретарь. Для диктовки. Отказался от него. Мешало, что он сидит и ждет, когда я начну творить. Ошибка. Надо было бы его оставить.
Пошли бы слухи, что я гомосексуалист. Умники, которые не умеют писать и поэтому пишут рецензии, раздули бы это и сделали мне рекламу. Ворон ворону глаз не выклюет, понимаете. Все до единого педики, черт бы их побрал. Педераст в наш век — главный арбитр по вопросам искусства, приятель. Извращенцы теперь — главные люди.
— Почему теперь? Их вроде всегда хватало.
Он на меня не посмотрел. Говорил сам с собой. Но слышал, что я сказал.
— Конечно, еще тысячи лет назад. Особенно в эпохи расцвета искусств. Афины, Рим, Ренессанс, елизаветинский период, романтизм во Франции — всюду их полно. Читали «Золотую ветвь»? Нет, слишком толстая книга для вас. Ну, хоть сокращенный вариант. Надо прочесть. Доказывает, что наши сексуальные привычки — чистая условность, вроде черного галстука к смокингу. Вот я. Пишу про секс, но у меня он весь в оборочках и нормальный.
Он взглянул на меня и усмехнулся.
— Знаете что? Я обманщик. В моих героях по два с половиной метра росту, а у героинь мозоли на заду от валяния в постели с задранными коленями. Кружева и оборочки, шпаги и кареты, элегантность и беспечность, дуэли и благородная смерть. Все вранье. Они употребляли духи вместо мыла, зубы у них гнили, потому что их никогда не чистили, от ногтей пахло прокисшей подливкой. Французское дворянство мочилось у стен в мраморных коридорах Версаля, а когда вы, наконец, сдирали с прекрасной маркизы несколько слоев белья, первым делом оказывалось, что ей надо бы принять ванну. Об этом и надо писать.
— Что ж не пишете? — Он фыркнул.
— Тогда жить пришлось бы в пятикомнатном доме в Комптоне, и то, если повезет. — Он потянулся к бутылке и похлопал по ней. — Скучаешь, подружка, поговорить тебе не с кем.
Он встал и вышел из комнаты, почти не шатаясь. Я стал ждать, ни о чем не думая. На озере затарахтела моторная лодка. Вскоре она появилась в поле зрения — нос высоко задран над водой, а на буксире шел крепкий загорелый парень на акваплане. Я подошел к стеклянным дверям и увидел, как она сделала лихой разворот. Слишком быстро, чуть не перевернулась. Парень на акваплане заплясал на одной ноге, теряя равновесие, потом свалился в воду. Лодка затормозила, человек подплыл к ней ленивым кролем, потом двинулся обратно по буксировочному тросу и перекатился животом на акваплан.
Уэйд вернулся со второй бутылкой виски. Моторка набрала скорость и ушла вдаль. Уэйд поставил новую бутылку рядом со старой. Сел и насупился.
— Черт побери, неужели вы все это выпьете? — Он прищурился.
— Катись отсюда. Иди домой, помой там пол в кухне или еще что. Свет загораживаешь. — Язык у него опять еле ворочался. Успел приложиться в кухне, как обычно.
— Нужен буду, позовите.
— Я еще так низко не опустился, чтоб ты мне был нужен.
— Ладно, спасибо. Побуду, пока не вернется миссис Уэйд. Знаете такого Фрэнка Марстона?
Он медленно поднял голову. Глаза у него разъезжались. Видно было, с каким трудом он берет себя в руки. Но на сей раз получилось. Лицо его утратило всякое выражение.
— Никогда не слыхал, — сказал он тщательно и очень медленно. — Кто он такой?
Когда я заглянул к нему в следующий раз, он спал с открытым ртом.
Волосы влажные от пота, виски от него несло на милю. Губы растянуты, словно в гримасе, язык, обложен и на вид совсем сухой.
Одна из бутылок была пуста. В стакане на столе оставалось около двух дюймов виски, а другая бутылка была полна на три четверти. Пустую я поставил на тележку, выкатил ее из комнаты, потом вернулся, закрыл стеклянные двери и опустил жалюзи. Моторная лодка могла вернуться и разбудить его. Я прикрыл дверь в кабинет.
Тележку я привез на кухню — белую с голубым, просторную и пустую. Я так и не наелся. Съел еще один сандвич, допил пиво, потом налил себе чашку кофе.
Пиво выдохлось, но кофе был еще горячий. Затем я опять вышел во дворик.
Прошло довольно много времени, и озеро снова вспорола моторка. Было почти четыре часа, когда я услышал далекий гуд перешедший в оглушительный вой.
Надо бы запретить это по закону. Может, и есть такой закон, но парень в моторке плевать на него хотел. Бывают люди, которые обожают нарушать чужой покой. Я спустился к берегу.
На этот раз трюк удался. Водитель на повороте притормозил, и загорелый малый на акваплане откинулся назад, борясь с центробежной силой. Доска почти вышла из воды, скользя на одном краю, затем моторка выровняла курс, спортсмен удержался на акваплане, они умчались, и тем все кончилось. Волны от моторки подкатились к моим ногам. Они бились об опоры причала и подбрасывали вверх-вниз лодку на привязи. Когда я повернул обратно к дому, они еще не успокоились.
Войдя во дворик, я услышал, что со стороны кухни доносится перезвон курантов. Когда он раздался снова, я решил, что звонок-куранты может быть только у парадной двери. Я подошел к ней и открыл.
На пороге стояла Эйлин Уэйд, глядя в другую сторону. Обернувшись, она сказала:
— Прошу прощения, я забыла ключ. — Затем увидела, что это я. — Ах, я думала, это Роджер или Кэнди.
— Кэнди нет. Сегодня четверг.
Она вошла, и я закрыл дверь. Она поставила сумку на стол между диванами. Выглядела холодно и отчужденно. Сняла белые кожаные перчатки.
— Что-нибудь случилось?
— Ну, он слегка выпил. Ничего страшного. Спит на диване в кабинете.
— Он вам сам позвонил?
— Да, но не поэтому. Пригласил меня на ленч. К сожалению, мне пришлось есть одному.
— Так. — Она медленно опустилась на диван. — Знаете, я совсем забыла, что сегодня четверг. Кухарка тоже выходная. Как глупо.
— Кэнди перед уходом подал нам ленч. Ну, я, пожалуй, побегу. Надеюсь, моя машина вам не помешала подъехать? — Она улыбнулась.
— Нет, проезд широкий. Чаю хотите? Сейчас сделаю.
— Хорошо. — Не знаю, почему я это сказал. Никакого чаю я не хотел. Сказал, и все.
Она сбросила полотняный жакет. Шляпы на ней не было.
— Только взгляну, как там Роджер.
Я смотрел, как она идет к двери в кабинет и открывает ее. Постояв чуть-чуть на пороге, она закрыла дверь и вернулась.
— Все еще спит. Очень крепко. Мне нужно на минутку наверх. Сейчас приду.
Я смотрел, как она забрала жакет, перчатки и сумку, поднялась по лестнице и вошла к себе в комнату. Дверь закрылась.