Шрифт:
Интервал:
Закладка:
{04028}
нужным заявить раз навсегда, что за посылаемое мною Вам я не отвечаю. Мой почерк на адресе не значит, что рассказ мне понравился. Бедняга Ежов был у меня, сидел около стола и плакал: у него молодая жена заболела чахоткою. Надо скорее везти на юг. На вопрос мой, есть ли у него деньги, он ответил, что есть. Когда будете присылать мне книги, не забудьте приложить к пакету мой водевиль "Свадьбу", попавший к Вам по вине Сумбатова, который вложил его в Шекспира. Погода подлая, насморочная; само небо чихает. Просто не глядел бы. Я послал Вам Вашу "Asie". Скоро пришлю Голицинского, который мне нравится только местами; кроме этих немногих местечек, всё остальное вода, вода и вода. Недаром книги такие толстые. Я начал уже писать про Сахалин. Написал страниц пять "истории исследования". Вышло ничего себе, как будто по-умному и авторитетно. Начал и географию с градусами и с мысами... Тоже ничего себе. Цитирую я иностранных авторов с чужого голоса, но выходит у меня это так подробно и в таком тоне, как будто я сам отлично говорю на всех языках. Сплошное мошенничество. Я сказал секретарю Общества драм(атических) писателей, чтобы Вам выслали гонорар. Поздравляю Вас с получкой. Получив счет, напишите карандашом на полях: "Весьма утешительно. Желаю, чтоб и вперед". Пришлите потом нам, мы покроем гуммиарабиком и спрячем в архив общества. Ежов своими слезами испортил мне настроение. Напомнил мне кое-что, да и его жаль. Не забывайте нас грешных. Ваш А. Чехов.
{04029}
778. Н. М. ЛИНТВАРЕВОЙ 5 марта 1890 г. Москва. 5 марта. Троша, сим извещаю Вас, что я жестоко надул фамилию Линтваревых. Дело вот в чем. Как-то летом Александра Васильевна поручила мне напечатать в "Новом времени" объявление о мельнице. Считая по 60 коп. за строчку, я взял с А(лександры) В(асильевны) за десять строк шесть рублей. На днях же я получил из конторы "Нового времени" счет, в котором значится, что за объявление с меня взяли только 1 р. 80 к. Не знаю, чем объяснить такую дешевизну. Должно быть, уступка мне как сотруднику. Итак, значит, уважаемая Троша, я обманул Ваше семейство ровно на 4 р. 20 к., каковые и прошу считать в долгу за мною. Как Вы поживаете? Графиня Лида говорила мне, что Вы всё кашляете. Это нехорошо. Должно быть, Вы и доктор до сих пор еще купаетесь в Псле? Что касается меня, то я тоже кашляю, но жив и, кажется, здоров. Этим летом у Вас не буду, так как в апреле по своим надобностям уезжаю на остров Сахалин, откуда вернусь в декабре. Туда еду через Сибирь (11 тысяч верст), а оттуда морем. Миша, кажется, писал Вам, что меня будто кто-то командирует туда, но это вздор. Я сам себя командирую, на собственный счет. На Сахалине много медведей и беглых, так что в случае, если мною пообедают господа звери или зарежет какой-нибудь бродяга, то прошу не поминать лихом. Конечно, если успею и сумею написать о Сахалине то, что хочу, то пришлю Вам книгу тотчас же по выходе ее в свет; она будет скучна, специальна, состоять будет из одних только цифр, но позвольте рассчитывать на Вашу снисходительность: читая ее, Вы будете удерживать зевоту... Уважаемым докторам - Елене Михайловне и Зинаиде Михайловне самый сердечный привет. Александре Васильевне кланяюсь до земли. Будьте здоровы и благополучны. Душевно преданный А. Чехов.
{04030}
779. И. М. КОНДРАТЬЕВУ 7 марта 1890 г. Москва. 7 марта. Многоуважаемый Иван Максимович! Будьте добры приготовить мне счет к заседанию Комитета; если же Комитет еще не скоро, то благоволите прислать мне счет по почте. Я видел списки Рассохина. Есть много пропусков. Так, пропущена Вязьма. По счету, который у меня сохранился после лета, видно также, что есть пропуски во Владимире, Костроме, совсем пропущен Кронштадт, не показан в Новочеркасске домашний спектакль от 2-го января, нет Серпухова 15 января и Тифлиса 30 янв(аря) (драмат(ические) спектакли) и, кажется, кое-что пропущено в Симферополе. В своей долговременной жизни я издавал много литографированного и печатного и пришел к убеждению, что в литографированных изданиях опечатки и пропуски неизбежны, обязательны, в печатных же, которые проходят тройную корректуру, не трудно избежать ошибок. Немирович-Данченко и Сумбатов приехали. Желаю Вам всего хорошего. Искренно Вас уважающий А. Чехов. 780. А. И. СУМБАТОВУ (ЮЖИНУ) 8 марта. 1890 г. Москва. 8 март. Милый Александр Иванович, простите, я Вас надую сегодня - не приду обедать. Увидимся в Комитете, там объясню причины, весьма уважительные. Почтение княгине и Гнедичу. Ваш А. Чехов. На обороте: Князю Александру Ивановичу Сумбатову.
{04031}
781. Н. Н. ОБОЛОНСКОМУ 9 марта 1890 г. Москва. 9 марта. Милый доктуре, моя сестрица отказывается идти обедать в "Эрмитаж", ссылаясь на недосуг: уроки ее кончатся к 4 часам, не раньше, а после уроков, по ее словам, она бывает очень утомлена. Она предлагает учинить обед где-нибудь не в ресторане, а приватно, у нас, у Вас; или же, буде угодно Вам непременно в ресторане, то не обедать, а ужинать. Почтение Софье Виталиевне. Да хранят Вас все святые! Ваш А. Чехов. 782. А. С. СУВОРИНУ 9 марта 1890 г. Москва. 9 марта. Сорок мучеников и 10000 жаворонков. Насчет Сахалина ошибаемся мы оба, но Вы, вероятно, больше, чем я. Еду я совершенно уверенный, что моя поездка не даст ценного вклада ни в литературу, ни в науку: но хватит на это ни знаний, ни времени, ни претензий. Нет у меня планов ни гумбольдтских, ни даже кеннановских. Я хочу написать хоть 100-200 страниц и этим немножко заплатить своей медицине, перед которой я, как Вам известно, свинья. Быть может, я не сумею ничего написать, но все-таки поездка не теряет для меня своего аромата: читая, глядя по сторонам и слушая, я многое узнаю и выучу. Я еще не ездил, но благодаря тем книжкам, которые прочел теперь по необходимости, я узнал многое такое, что следует знать всякому под страхом 40 плетей и чего я имел невежество не знать раньше. К тому же, полагаю, поездка - это непрерывный полугодовой труд, физический и умственный, а для меня это необходимо, так как я хохол и стал уже лениться. Надо себя дрессировать. Пусть поездка моя пустяк, упрямство, блажь, по подумайте и скажите, что я потеряю, если поеду? Время? Деньги? Буду испытывать лишения? Время мое
{04032}
ничего не стоит, денег у меня всё равно никогда не бывает, что же касается лишений, то на лошадях я буду ехать 25-30 дней, не больше, всё же остальное время просижу на палубе парохода или в комнате и буду непрерывно бомбардировать Вас письмами. Пусть поездка не даст мне ровно ничего, но неужели все-таки за всю поездку не случится таких 2-3 дней, о которых я всю жизнь буду вспоминать с восторгом или с горечью? И т. д. и т. д. Так-то, государь мой. Всё это неубедительно, но ведь и Вы пишете столь же неубедительно. Например, Вы пишете, что Сахалин никому не нужен и ни для кого не интересен. Будто бы это верно? Сахалин может быть ненужным и неинтересным только для того общества, которое не ссылает на него тысячи людей и не тратит на пего миллионов. После Австралии в прошлом и Кайены Сахалин - это единственное место, где можно изучать колонизацию из преступников; им заинтересована вся Европа, а нам он не нужен? Не дальше как 25-30 лет назад наши же русские люди, исследуя Сахалин, совершали изумительные подвиги, за которые можно боготворить человека, а нам это не нужно, мы не знаем, что это за люди, и только сидим в четырех стенах и жалуемся, что бог дурно создал человека. Сахалин - это место невыносимых страданий, на какие только бывает способен человек вольный и подневольный, Работавшие около него и на нем решали страшные, ответственные задачи и теперь решают. Жалею, что я не сентиментален, а то я сказал бы, что в места, подобные Сахалину, мы должны ездить на поклонение, как турки ездят в Мекку, а моряки и тюрьмоведы должны глядеть, в частности, на Сахалин, как военные на Севастополь. Из книг, которые я прочел и читаю, видно, что мы сгноили в тюрьмах миллионы людей, сгноили зря, без рассуждения, варварски; мы гоняли людей по холоду в кандалах десятки тысяч верст, заражали сифилисом, развращали, размножали преступников и всё это сваливали на тюремных красноносых смотрителей. Теперь вся образованная Европа знает, что виноваты не смотрители, а все мы, но нам до этого дела нет, это неинтересно. Прославленные шестидесятые годы не сделали ничего для больных и заключенных, нарушив таким образом самую главную заповедь христианской цивилизации.
{04033}
В наше время для больных делается кое-что, для заключенных же ничего; тюрьмоведение совершенно не интересует наших юристов. Нет, уверяю Вас, Сахалин нужен и интересен, и нужно пожалеть только, что туда еду я, а не кто-нибудь другой, более смыслящий в деле и более способный возбудить интерес в обществе. Я же лично еду за пустяками. Что касается моего письма насчет Плещеева, то я писал Вам, что я возбудил в своих молодых друзьях неудовольствие своим бездельем, и в свое оправдание написал Вам, что, невзирая на свое безделье, я. сделал все-таки больше моих друзей, которые ровно ничего не делают. Я хоть "Морской сборник" прочел и у Галкина был, а они ничего. Вот и всё, кажется. У нас грандиозные студенческие беспорядки. Началось с Петровской академии, где начальство запретило водить на казенные квартиры девиц, подозревая в сих последних не одну только проституцию, но и политику. Из Академии перешло в университет, где теперь студиозы, окруженные тяжеловооруженными Гекторами и Ахиллами на конях и с пиками, требуют следующее: 1) Полная автономия университетов. 2) Полная свобода преподавания. 3) Свободный доступ в университеты без различия вероисповедания, национальности, пола и общ(ественного) положения. 4) Прием евреев в универс(итеты) без всяких ограничений и уравнение их в правах с прочими студентами. 5) Свобода сходок и признание студ(енческих) корпораций. 6) Учреждение универс(итетского) и студ(енческого) суда. 7) Уничтожение полицейской функции инспекции. 8) Понижение платы за учение. Это скопировано мною с прокламации с кое-какими сокращениями. Думаю, что сыр-бор сильнее всего горит в толпе еврейчиков и того пола, который жаждет попасть в университет, будучи подготовлен к нему в 5 раз хуже, чем мужчина, а мужчина подготовлен скверно и учится в университете, за редкими исключениями, гнусно.