– Где они нашли… – Паскаль кивнула на изображение Гадеса и Цербера, – вот их. Ты это имеешь в виду?
Хоури кивнула и довела рассказ до конца. Это почти не заняло времени.
А Силвест все летел и летел вниз, забывая отмечать длительность своего падения. Но вот уже над ним почти двести километров «шахты», а до ее конца – несколько километров. Внизу мигали огоньки, собираясь в узоры вроде созвездий. На секунду он испугался, что эти огоньки – звезды, что он пролетел сквозь весь Цербер. Не успев родиться, эта мысль умерла. В мигании пятнышек было что-то слишком правильное, искусственное, разумно-целенаправленное.
Из «шахты» он выпал в пустоту, точно так же, как раньше выпал в пустоту из воронки «Плацдарма». И обнаружил, что продолжает лететь сквозь огромный, ничем не занятый объем, причем этот объем показался ему куда больше, чем гигантский зал под корой Цербера. Никакие корявые стволы с кристаллического пола тут не поднимались и потолка не подпирали. И вообще, Силвест сомневался, что за кривым горизонтом есть еще что-нибудь. А вот пол внизу точно был – как, возможно, был и потолок, безо всяких опор нависающий над этим огромным объемом, миром внутри мира. Что за сила поддерживала его, противодействуя гравитации, – об этом Силвест мог только догадываться. Сам же он знай себе падал к звездному полу, до которого оставались считаные десятки километров.
Найти Садзаки было нетрудно, и Силвест сделал это еще в процессе своего одинокого полета, благо его собственный скафандр прекрасно функционировал. Он определил местонахождение погибшего спутника и опустился в десяти метрах от него.
Триумвир врезался в пол на большой скорости. Это было совершенно очевидно. Впрочем, что еще могло случиться с человеком, который падал двести километров по вертикали, не имея никакой возможности управлять своим полетом? По-видимому, скафандр наполовину погрузился в металлический пол, отскочил вверх и наконец вновь рухнул на пол лицом вниз. Садзаки так и лежал, будто решил отдохнуть.
Силвест не надеялся увидеть Садзаки живым, но растерзанный и изодранный скафандр производил ужасное, близкое к шоку впечатление. Больше всего он походил на китайскую куклу, изувеченную злым ребенком. Скафандр был весь в дырах, он даже окраску свою потерял. Часть повреждений он получил в бою, а потом, когда падал, сила Кориолиса швыряла его на стены «шахты».
Силвест с помощью своего скафандра с трудом перевернул его на спину. Он знал: зрелище не будет приятным, но все равно нужно это пережить, хотя бы и с большим напряжением воли. К Садзаки он не испытывал особых симпатий, но не мог не отдавать должное его уму и упорству – взять хотя бы эту многолетнюю гонку за Силвестом. «Садзаки, – думал Силвест, – это тонкий, отлично настроенный инструмент, пригодный, к сожалению, только для одной задачи».
Спереди шлем скафандра Садзаки пересекала широкая, в палец, трещина. Подчиняясь душевному порыву, Силвест опустился рядом на колени.
– Жаль, что все кончилось вот так, – прошептал он. – Мы не были друзьями, Юдзи-сан, но под конец мне хотелось, чтобы вы видели происходящее так же, как видел его я. Думаю, вам было бы приятно услышать это.
И тут он понял, что скафандр пуст. Перед ним лежала всего лишь пустая оболочка.
Вот что было известно Хоури.
Отлученные достигли далеких окраин своей солнечной системы примерно через тысячу лет после расставания с ядром амарантийской культуры. Вполне естественно, что прогрессировали они медленно: приходилось преодолевать не только ограничения технологического характера, но и куда более прочные рамки собственной психологии.
Сначала отлученные сохраняли стайные инстинкты своих собратьев. Они создали общество, в высшей степени зависящее от визуальных коммуникативных моделей, состоящее из высокоорганизованных коллективов, где индивидуум сам по себе играл крайне малозначительную роль. Одиночка, потерявший свое положение в стае, заболевал своеобразным психозом, – человек нечто подобное испытывает при полной сенсорной депривации. Даже мелкие группы не могли выдержать такую пытку. Это обусловливало невероятную стабильность амарантийской культуры и ее устойчивость против заговоров и измен.
Но это также означало, что самоизоляция для отлученных чревата безумием.
Они это поняли и приняли меры. Взялись менять себя, культивировать в своей среде социопатию. Через сотни поколений они перестали быть одной стаей, разбившись на десятки узкоспециализированных кланов, каждый со своей формой помешательства… Иначе как помешательством это не могло бы показаться тем, кто остался на Ресургеме.
Разделившись на малые дееспособные коллективы, отлученные получили возможность все дальше уходить от Ресургема и отказываться от средств коммуникации, которые зависели от света. Самые отъявленные социопаты, улетевшие дальше всех от своего солнца, наконец обнаружили Гадес и загадочную планету на его орбите.
К этому времени отлученные уже прошли через ряд философских увлечений, которые Вольева и Паскаль кратко изложили слабо разбиравшейся в таких вещах Хоури.
Отлученные задались тем же вопросом: почему Галактика так слабо населена, если по расчетам дело должно обстоять совершенно иначе? Они искали голоса других культур во всех диапазонах: оптическом, радио, гравитационном и даже нейтринном – но безрезультатно. Наиболее авантюрные, а может, наиболее асоциальные натуры – это как посмотреть – даже уходили за пределы своей системы, но и там не нашли ничего важного, о чем стоило бы известить соплеменников. Несколько развалин тут и там, желеобразный загадочный организм, обнаруженный на океанической планете, будто туда его завезли умышленно, вот и все.
А потом они нашли артефакт, круживший на орбите Гадеса. И все остальное мигом потеряло значение.
Бесспорно, эта вещь имела искусственное происхождение. В данную точку космоса ее доставила какая-то цивилизация бог знает сколько миллионов лет назад. Казалось, она так и просит проникнуть внутрь и постичь тайны, которых там полным-полно. И отлученные приступили к изучению находки.
Вот тогда-то и начались проблемы.
– Это был ингибитор! – воскликнула Паскаль. – Его нашли отлученные, да?
– Он ждал там миллионы лет, – ответила Хоури. – Ждал, пока они эволюционировали от динозавров или птиц. Ждал, пока они учились пользоваться орудиями труда, открывали для себя огонь…
– Просто ждал, – эхом отозвалась Вольева.
За ее спиной тактический дисплей уже несколько минут пульсировал красным, сообщая, что «Печаль расставания» оказалась в пределах действия лучевого