29 мая 1910 г. помощник начальника Петербургского охранного отделения В. Еленский направил в Департамент полиции донесение, в котором говорилось: «Моя агентура дала интересные сведения, а именно: чиновник Департамента полиции Власов, занимающийся по вольному найму за плату от 100 до 50 руб., дает Бурцеву и Бакаю различные справки из архива Департамента полиции. Так, в прошлом году он дал материал для напечатания Бурцевым в № 2 „Общего дела“, что действительный сотрудник отделения Комиссаров является провокатором. В настоящее время агентура была у Святловского, который свел ее с преподавателем Пажеского корпуса и Сельскохозяйственных курсов капитаном инженерных войск Константином Дмитриевым. Причем Дмитриев познакомил ее, агентуру, непосредственно с Власовым на квартире Кальмановича. Тот же Дмитриев в прошлом году советовал старосте Сельскохозяйственных курсов, что надо сторониться Комиссарова, так как он, безусловно, провокатор, и только после этого появилась статья Бурцева в „Общем деле“. Дмитриев говорит, что Власов имеет помощника в архиве, который и дает ему справки. Таким образом, моя агентура подошла очень близко, и дальнейшее зависит от Вас. Ликвидация немедленная невозможна, поведет к провалу, так как благодаря филеру (Лейтису) агентура в течение 1/2 года была под подозрением и лишь теперь немного оправилась»{59}.
Утечка информации из стен Департамента полиции продолжалась почти до самого падения царского режима. 3 октября 1916 г. начальник Московского охранного отделения информировал Департамент полиции: «По полученным мною сведениям, бывший недавно в Москве известный А. И. Коновалов вручил члену Государственной Думы А. Ф. Керенскому 5000 руб. для использования в целях получения из Департамента полиции секретных докладов и донесений о деятельности общественных организаций в империи»{60}.
Коррупция проникла в самые высшие этажи Департамента полиции.
30 ноября 1904 г. для многих совершенно неожиданно был освобожден от занимаемой должности и отправлен в отставку без мундира и пенсии секретарь директора Департамента полиции Василий Сергеевич Зыбин. Причина этой отставки была связана с обвинением В. С. Зыбина во взяточничестве, выдвинутым Симоном Вейсманом и Вигдором Померанцем. Обвинители заявили, что B. С. Зыбин получил от них золотую цепь и браслет стоимостью 2800 франков, а также через них от барона Гинцбурга для передачи вице-директору Департамента полиции Н. П. Зуеву и действительному статскому советнику Кузнецову 10 тыс. руб. Кроме того, C. Вейсман утверждал, что при личной встрече В. С. Зыбина с Гинцбургом первый получил лично 350 руб. В. С. Зыбин пытался защищаться, но его объяснения не были признаны убедительными, и он был изгнан из Департамента полиции. Показательно, что когда впоследствии С. Вейсман был обвинен в связях с австрийской разведкой и, используя это обстоятельство, В. С. Зыбин попытался добиться пересмотра своего дела, он получил отрицательный ответ{61}.
Ранее уже отмечалось, что отправленный в 1903 г. в отставку с поста министра финансов С. Ю. Витте готов был физически устранить Николая II. С подобным предложением он обратился не к кому-нибудь, а к самому директору Департамента полиции, пост которого тогда занимал А. А. Лопухин. Уже сам факт подобного обращения говорит о многом. Очевидно, и как подданный, и, тем более, как руководитель политического сыска России, непосредственно отвечающий за безопасность императора, А. А. Лопухин обязан был поставить в известность о полученном им предложении министра внутренних дел В. К. Плеве, а через него Николая II. Однако если верить А. А. Лопухину, хотя он и отверг предложение С. Ю. Витте, но разговор с ним сохранил в полной тайне.
Данный факт достаточно красноречив, особенно если учесть, что произошедшие вскоре после этого убийства В. К. Плеве и великого князя Сергея Александровича были осуществлены под руководством секретного сотрудника Департамента полиции Е. Ф. Азефа{62}. Известно также, что один из организаторов кровавой трагедии 9 января 1905 г. на улицах столицы, священник Георгий Гапон, тоже имел контакты с Департаментом полиции{63}. И хотя три этих факта до сих пор остаются плохо изученными, есть основания подозревать, что А. А. Лопухин имел к ним если не прямое, то опосредованное отношение. Позднее, уже находясь в отставке, он изъявил готовность вступить в партию кадетов и возглавить внутри нее партийную разведку и контрразведку, а затем, когда это предложение не было принято, нарушив свои обязательства как руководителя политического сыска, содействовал разоблачению Е. Ф. Азефа{64}. После 1917 г. А. А. Лопухин остался в Советской России и в середине 20-х гг. получил возможность уехать за границу{65}.
Его преемником на посту директора Департамента полиции стал бывший тифлисский прокурор Сергей Григорьевич Коваленский{66}. Этот пост он занимал с 6 марта по 29 июня 1905 г.{67} Самое крупное, что ему удалось сделать за столь короткое время, это «торпедировать» деятельность заграничного агента Департамента полиции И. Ф. Манусевича-Мануйлова, направленную на выявление связей между японским разведчиком Акаши (другое написание — Акаси) и революционными организациями в России{68}. После отставки С. Г. Коваленского с поста директора Департамента полиции И. Ф. Манусевич-Мануйлов был реабилитирован, а его донесения, разоблачавшие Акаши, изданы в брошюре под названием «Изнанка революции»{69}. Сейчас факт финансирования революционного движения в России японскими дипломатами признан и в нашей стране, и за рубежом{70}.
Специального внимания заслуживает брат Н. Ф. Джунковского Владимир Федорович. С 1905 по 1913 г. он занимал пост московского губернатора, в 1913–1915 гг. был товарищем министра внутренних дел и командиром Отдельного корпуса жандармов. Имеются сведения, что он не брезговал взятками и содействовал облегчению участи некоторых арестованных, а оставшись в Советской России, оказывал ВЧК — О ГПУ услуги в качестве консультанта{71}.
Таким образом, революционное подполье имело «своих людей» на всех этажах власти, начиная с уезда и кончая столицей, вплоть до императорского двора и Департамента полиции. В самом этом факте, если рассматривать правительство и революционное подполье как две враждебные армии, нет ничего необычного. Более важным является другое. Есть основания думать, что пореформенная эпоха характеризовалась постепенным расширением круга чиновников и офицеров, которые тем или иным образом были связаны с либеральной оппозицией и революционным подпольем или же сочувствовали им. А это означало постепенное, мирное и незаметное завоевание государственного аппарата антиправительственными силами, что вело не только к утрате эффективности выполнения им своих функций, но и к тому, что он становился способным действовать вопреки интересам тех социальных сил, которые стояли во главе государства.
Разумеется, имея в государственном аппарате «своих людей», революционные партии не могли парализовать его карательную деятельность в отношении всех своих членов, но у них была возможность делать это в отношении тех из них, кто играл в революционном подполье наиболее важную роль.
Что же представлял собой в этом отношении И. В. Сталин?
ПРИМЕЧАНИЯ
На нижних этажах власти
1 Отчет о ревизии сенатора Кузьминского Баку и Бакинской губернии в 1905 г. В РГИА 1535. Оп. 1. Д. 1.
2 ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1907. Д. 5–3. Л. 16 об.
3 Родственные связи первой жены И. В. Сталина (беседа с Р. М. Монаселидзе). Публикацию подготовил А. В. Островский // Из глубины времен. Вып. 7. СПб., 1996. С. 192–193.
4 КФ ГИАГ. Ф. 8. Оп. 2. Д. 12. Л. 6 (формулярный список 12 июня 1900 т.).
5 Там же; Кавказский календарь на 1900 г. С. 155; …на 1901 г. С. 141; …на 1902 г. С. 159; …на 1903 г. С. 169; …на 1904 г. С. 160; …на 1905 г. С. 160; …на 1906 г. С. 121.
6 Кавказский календарь на 1907 г. С. 158.
7 Кавказский календарь на 1908 г. С. 149; …на 1909 г. С. 572.
8 Родственные связи первой жены И. В. Сталина (беседа с Р. М. Монаселидзе). С. 192–193; Кавказский календарь на 1917 г. Тифлис, 1916. С. 260.
9 Там же. С. 193.
10 Кавказский календарь на 1905 г. С. 170; …на 1906 г. С. 119.
11 Кавказский календарь на 1907 г. С. 147.
12 Там же. С. 150.
13 ГИАГ. Ф. 34. Оп. 1. Д. 8. Л. 30–31.