Революционные партии имели «своих людей» и при дворе.
Так, касаясь появления в декабре 1900 г. газеты «Искра», А. И. Спиридович писал: «Одним из основателей ее был Ульянов-Ленин, а деньги на издание первых номеров дал сын члена Государственного совета камер-юнкер Сабуров»{50}. В комментариях к этим воспоминаниям указано, что речь идет о сыне члена Государственного совета А. А. Сабурова, занимавшего в 1880–1881 гг. пост министра народного просвещения{51}.
Обращение к «Адрес-календарю» Российской империи на 1901 г. показывает, что в конце 1900 г., когда это издание готовилось к печати и когда вышел первый номер газеты «Искра», в Государственном совете было два члена с фамилией Сабуров: Андрей и Петр{52}. Оба являлись сыновьями декабриста Александра Ивановича Сабурова (1799–1880){53}. Что же касается «Придворного штата его императорского величества» на 1901 г., то в нем значится только одно лицо с такой же фамилией — фрейлина Мария Андреевна Сабурова{54}.
Лишь в «Адрес-календаре» на 1902 г. в «Придворном штате» действительно появился сын члена Государственного совета Сабурова, но не Андрея, а Петра Александровича — чиновник особых поручений при министре внутренних дел Александр Петрович, причем появился сразу же в должности церемониймейстера. Никаких других Сабуровых в «Придворном штате его императорского величества» 1900–1905 гг. не значится{55}, и только потом в списке придворных чинов в звании камер-юнкера появляется брат А. П. Сабурова Петр{56}. Именно его, вероятнее всего, и имел в виду А. И. Спиридович. Во всяком случае, за свои взгляды в 1906 г. П. П. Сабуров был исключен из общества выпускников Александровского лицея, а затем его фамилия исчезла из списка придворных чинов{57}.
О том, что камер-юнкер Сабуров был не единственной «белой вороной» среди придворных чинов, свидетельствуют воспоминания Н. В. Валентинова, который писал, что «средства на вышедшую в 1905 г. после октября „Московскую газету“ дал сын одного камергера»{58}.
Если фамилия кредитора «Московской газеты» нам неизвестна, а об имени кредитора «Искры» мы можем лишь догадываться, то одно из лиц с придворным званием, оказывавшее материальную поддержку революционному подполью, можно назвать. Это был находившийся в звании камергера императорского двора граф Анатолий Дмитриевич Нессельроде (1850–1923){59}.
Правнук перешедшего на русскую службу германского дипломата графа Максимилиана-Юлия-Вильгельма-Карла Нессельроде (1724–1810), внук канцлера Карла Васильевича Нессельроде, пошедшего по стопам отца и с 1817 по 1856 г. занимавшего пост министра иностранных дел, сын гофмейстера императорского двора Дмитрия Карловича Нессельроде (1816–1891) и графини Лидии Арсеньевны Закревской (1826–1884), дочери Арсения Андреевича Закревского (1786–1865), занимавшего в 1828–1831 гг. пост министра внутренних дел{60}, А.Д.Нессельроде родился в 1853 г. В 1872 г. со степенью доктора прав он закончил Гейдельбергский университет, некоторое время находился на службе сначала по ведомству Министерства юстиции, потом по ведомству Министерства финансов. Затем вышел в отставку{61}.
Еще в 1896–1902 гг. он привлек к себе внимание Департамента полиции своими оппозиционными высказываниями и публичными выступлениями. Так, в декабре 1899 г. он обратился к Саратовскому губернскому дворянскому собранию с запиской, в которой ставил вопрос о необходимости дворянству отказаться от узкосословной политики и подводил собрание к идее «чуть не об учреждении Земского собора». По мнению жандармского полковника Иванова, «вышеупомянутая записка [была] составлена не графом, а другими лицами», «по агентурным указаниям, присяжным поверенным Самуилом Еремеевичем Кальмановичем и кандидатом прав из крестьян Смоленской губернии Николаем Ивановым Ракитниковым»[97]{62}. По данным Департамента полиции, относящимся к началу 1906 г., А. Д. Нессельроде являлся одним из кредиторов партии эсеров{63}. Позднее он демонстративно отказался от придворного звания, а затем и от российского подданства{64}.
В близких отношениях с известным адвокатом, лидером фракции трудовиков эсером А. Ф. Керенским находился граф А. А. Орлов-Давыдов, бывший потомком одного из фаворитов Екатерины II, приходившийся двоюродным братом лидеру партии кадетов Павлу Дмитриевичу Долгорукову. В ближайшее окружение графа А. А. Орлова-Давыдова входили князь Д. И. Бебутов, П. М. Макаров, B. А. Маклаков, М. С. Маргулиес, с ним были связаны А. И. Браудо, барон Г. X. Майдель. Все эти лица принадлежали или же подозревались в принадлежности к масонам{65}.
Связи с революционным подпольем имела баронесса Варвара Ивановна Икскуль фон Гилленбанд, дочь генерала от артиллерии Ивана Сергеевича Лутковского и Марии Алексеевны Штериг. В первом браке Варвара Ивановна находилась за камергером, действительным статским советником Николаем Дмитриевичем Глинкой (1838–1884), бывшим генеральным консулом России во Франкфурте-на-Майне, внучатым племянником декабриста Карла Кюхельбекера, во втором браке (с 1874 г.) — за бароном Карлом Петровичем Икскуль фон Гилленбандом (умер 23 ноября 1894 г.){66}. Квартира баронессы В. И. Икскуль в 1905 г. использовалась для заседаний подпольной организации «Офицерский союз»{67}.
Как явствует из воспоминаний, после появления Манифеста 17 октября 1905 г. деятельность бакинской типографии РСДРП «Нина» была остановлена, а ее оборудование и технический персонал перемещены в Москву и Петербург. По воспоминаниям, в Москве типография была открыта на Лесной улице в доме Юрасовых под видом фруктового магазина, а в Петербурге размещена в Казачьем переулке, в доме № 5, принадлежавшем графу Мусину-Пушкину. Здесь печатались легальные большевистские газеты «Эхо», «Волна», «Девятый вал»{68}. Однако в воспоминания вкралась неточность. В Петербурге было два Казачьих переулка: Большой и Малый. Один из домов, расположенных по Большому Казачьему переулку, действительно принадлежал графу Алексею Алексеевичу Мусину-Пушкину, правда, не дом № 5, а дом № 15{69}.
Вся либеральная Москва знала салон графини Варвары Николаевны Бобринской. Здесь собиралась земская и городская оппозиция. Здесь родился Союз союзов. Здесь находили «крышу» даже социал-демократы{70}. Варвара Николаевна происходила из известного дворянского рода Львовых. Ее брат Александр находился в браке со светлейшей княжной Салтыковой, сестра которой была замужем за князем Алексеем Дмитриевичем Оболенским, бывшим товарищем министра, а затем обер-прокурором Святейшего Синода. Другой брат В. Н. Бобринской, Николай, снабжавший деньгами «Союз освобождения», а затем вошедший в Партию мирного обновления, дважды как представитель оппозиции получал предложение занять министерское кресло. Третий, Владимир, стал членом Государственной Думы и первым революционным обер-прокурором Святейшего Синода в 1917 г.{71}.
Среди лиц, близких к революционному подполью, следует назвать князя Владимира Владимировича Барятинского, женатого на известной в свое время артистке Л. Яворской (урожденной Гюббенет). На их квартире в 1905 г. тоже собирался Офицерский союз{72}. Супруги Барятинские были причастны и к деятельности второго Петербургского Совета рабочих депутатов, который после 3 декабря 1905 г. возглавлял немецкий социал-демократ А. Л. Гельфанд, известный под фамилией Парвус. «Собрания Исполнительного комитета, — вспоминал член этого совета В. Аксенов, — происходили в фешенебельных квартирах — помню заседание в квартире Л. Яворской или кн. Барятинской»{73}. Между тем отец В. В. Барятинского был близок к Николаю II и вплоть до своей смерти входил в придворный штат императрицы Марии Федоровны{74}.
Как мы знаем, в Горийском уезде находилось боржомское имение великого князя Михаила Николаевича, поэтому даже после его ухода с поста наместника на Кавказе с ним согласовывалось назначение не только боржомского участкового пристава, но и горийского уездного начальника. Появление на этом посту уже упоминавшегося выше Д. И. Бакрадзе свидетельствует, что в Конторе великого князя в данном вопросе по меньшей мере была проявлена близорукость. А когда Особое совещание при МВД приговорило Д. И. Бакрадзе к трем годам ссылки в Тобольскую губернию, в адрес Тифлисского ГЖУ ушел запрос, подписанный помощником заведующего охранной агентурой, подведомственной дворцовому коменданту, в котором говорилось: «Судимостью коллежского асессора Бакрадзе интересовался состоящий при е. в. императрице Марии Федоровне гофмейстер высочайшего двора князь Шервашидзе ввиду нахождения родственника Бакрадзе на службе у его сиятельства»{75}.