Значит, Малагон наверняка пошлет еще кого-то из своих жутких питомцев. Просто великолепно! Он выпустит еще целую стаю кровожадных демонов, которые станут рыскать по всему Элдарну и убивать без предупреждения, без колебаний и не испытывая ни малейших угрызений совести. Сейчас, более чем когда-либо, Джакрис понимал: ему просто необходимо найти способ бегства отсюда — причем в такое место, где он мог бы спокойно дожить до конца своих дней, не опасаясь слуг и любимцев Малагона.
И почему, интересно, правителя Малакасии все еще тревожит эта горстка ронских повстанцев? Гилмор мертв, а его спутники разбрелись по горам, практически лишив себя шансов на спасение. Что же у них есть такое, чего Малагон боится настолько, что готов послать даже еще одного алмора? И, что гораздо важнее, почему он не посылает его, Джакриса? Он ведь уже здесь, на месте. И он бы, разумеется, очень быстро сумел найти этого молодого чужеземца и отобрать у него то, что так страстно желает заполучить Малагон. А потом отвезти ему эту вещь в Ориндейл, потратив на все максимум дня два.
Джакрис поморщился. Очевидно, Малагон решил использовать своих кошмарных питомцев, потому что ему, своему лучшему агенту, он больше не доверяет. И решил его отозвать, чтобы подвергнуть наказанию или даже казнить.
Он вздрогнул: пока он стоял тут на коленях, пытаясь понять изощренную работу поистине необычайного ума своего повелителя, Малагон в обличье косули наблюдал за ним, возможно читая его мысли! Джакрис поспешно поднял глаза. Неужели слишком поздно?
— Конечно, государь. Ваше слово для меня закон.
— Естественно.
Вряд ли, подумал Джакрис, косуля способна смотреть с дьявольской усмешкой, но у этой явно получается неплохо.
— Вот. Этого запаса пищи тебе вполне хватит, чтобы добраться до Ориндейла.
Косуля мертвой свалилась к ногам Джакриса. Но шпион и глазом не моргнул. Он изо всех сил старался сдерживать себя, пока голос Малагона еще звучал у него в ушах:
— Помни, Джакрис: три дня иди на запад, а потом сверни на север, в долину.
Кого бы Малагон ни решил послать, чтобы уничтожить друзей Гилмора, он пошлет их очень скоро. И, скорее всего, это будут не сероны и даже не стая греттанов. Нет, это настолько опасно, что он пожелал убрать с пути этой неведомой угрозы своего, некогда любимого, шпиона. Теперь Джакрису стало по-настоящему страшно.
И он, старательно выбросив из головы мысли об этом и не желая даром тратить время, протер снегом обожженную, покрытую пузырями ладонь и принялся свежевать тушу косули.
К восходу он понял, что времени ему понадобится гораздо больше. Во-первых, необходимо понять, почему эти чужеземцы и захваченный ими волшебный камень представляют для Малагона столь значительную угрозу. И единственный способ в этом как следует разобраться — скрыть от всех свое появление в Ориндейле. По крайней мере, в таких-то делах он настоящий мастер. Он выждет, осмотрится, а потом сделает все необходимое, чтобы вернуть Малагону этот чертов камень — даже если для этого придется убить Стивена и обшарить его карманы прямо посреди одного из людных фалканских перекрестков.
* * *
Стивену было холодно. После беседы с духом Габриелем он погрузился в глубокий сон, и разбудили его бесконечные толчки и потряхивания — кто-то опять волок его, привязанного к носилкам из сосновых ветвей, через упавшие деревья и валуны, лишь отчасти прикрытые снегом. Впрочем, та острая боль, что огнем жгла ему плечо и грудь, несколько утихла. Интересно, думал Стивен, сколько же времени прошло и сколько раз я впадал в беспамятство? Боль в голени тоже уменьшилась, возобновляясь лишь время от времени, как бы приступами, и на мгновение Стивену даже подумалось, что он мог бы, наверное, сбежать от того, кто его сейчас тащит через лес, если бы сумел освободиться от пут.
Он попробовал пошевелить пальцами ног, но так и не понял, действительно ли он шевелит ими или просто воображает это себе, потому что ужасно хочет, чтобы с ногами у него все было в порядке. Он снова почувствовал себя совершенно беспомощным, полностью находящимся во власти своего неведомого спасителя.
И от Марка ни слуху ни духу. Отыскал ли его этот загадочный призрак? Или, может, с остальными тоже что-то случилось? Довольно-таки глупо было надеяться, что они так легко сумеют его отыскать. Вряд ли они следуют за ним по пятам, не страдая ни от холода, ни от голода и весело болтая об особенностях фалканской кухни. Наверняка и у них возникли какие-то трудности, и они задержались где-то в пути.
Блаженное тепло, которое Стивен ощущал прошлой ночью, лежа у жарко горевшего костра, теперь стало всего лишь туманным воспоминанием. Будучи не в состоянии пошевелить конечностями и хоть немного разогнать кровь, он изо всех сил старался не замерзнуть окончательно, хотя чувствовал, что это вполне возможно. Во всяком случае, полная онемелость конечностей явно свидетельствовала именно об этом.
Еще днем местность, по которой они шли, несколько выровнялась, и Стивен отчетливо слышал шум реки, протекавшей где-то поблизости. Видимо, они как раз добрались до той самой долины, которую они с Марком видели сверху и куда так стремились попасть. Стивен по-прежнему понятия не имел, кто именно держит его в плену и каким образом этот человек умудряется в одиночку так долго тащить его, не испытывая при этом, похоже, никаких особых затруднений. Однако мысль о том, что маршрут они с Марком тогда вычислили правильно, несколько его утешала. Может быть, пути их здесь все же как-то пересекутся? Может быть, друзья сумеют попросту выкрасть его, когда этот неведомый страж хотя бы немного утратит бдительность?
Стивену стало не по себе, когда сквозь деревья он увидел тяжелые тучи, сулившие явное ухудшение погоды. Нет, он просто должен хоть что-то предпринять, иначе действительно замерзнет! И он громко, насколько позволяло пересохшее воспаленное горло, крикнул:
— Эй ты, ублюдок, послушай!
Он отнюдь не был уверен, что в ронском языке слово «ублюдок» носит уничижительный характер, но какого, в сущности, черта!
— Эй ты, громила! Покажись наконец, дубина ты стоеросовая!
Последние слова наверняка не имели своего эквивалента в языке Роны, так что Стивен выкрикнул их по-английски, надеясь с помощью интонаций придать им нужную окраску.
Он в очередной раз попытался высвободить руки, но от резкой боли в плече и ребрах чуть снова не потерял сознание. Заставляя себя не обращать внимания на боль, он продолжал дергаться и вертеться, хотя не только руки и ноги его были накрепко привязаны к носилкам, но и голова тоже. Он, кстати, совсем позабыл о том, что и лоб его перехвачен крепким кожаным ремешком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});