Полиция провела расследование обстоятельств бунта и смерти Печиноги, Веселова (на этом настояли рабочие) и еще одного молодого человека – лавочника-самоеда, который скончался от полученных побоев. Всех свидетелей (и меня тоже) долго расспрашивали, а главных вызывали к исправнику и земскому. Николашу Полушкина так и не сумели сыскать. Кроме его побега, на него указывали побочный сын Гордеева Ванечка и предсмертная речь инженера Печиноги.
Никанора задержали казаки, а странный изможденный юноша, который так выделялся в толпе рабочих, бесследно исчез вместе с неприметным человечком, говорившим с Гордеевым перед самой его смертью, и беглым казаком по кличке Рябой, который принимал участие в ограблении кареты (на него, усмехаясь, указал Никанор, добавив, что, мол, ищи ветра в поле).
Дубравина после всех событий (особенно, когда схватили Никанора) трясло так, что мне казалось – он вот-вот обморок упадет, как Мари Оршанская перед встречей с кавалером. Я решила пока не вмешиваться из интересов Машеньки Гордеевой и, главное, в уважение памяти ее отца. Он хотел, чтоб они сами разбирались, и в том видел надежду для сохранения дела своей жизни и счастья дочери. Кто ж я такая – чтобы последнюю просьбу человека не уважить?
Как они там разбирались – не знаю, но удивительней всего то, что Никанор хозяина на следствии не признал, зевнул ему в лицо и равнодушно сказал, что этот хлыщ ему мельком знаком, и зовут его, кажется, если он верно запомнил, Дмитрием. А хозяин его, Дубравин, был-таки убит разбойниками в тайге и им лично, Никанором, захоронен в болоте.
В результате всего этого дела в острог попали десять человек, среди которых был и Никанор. Когда его увозили из Егорьевска, их всех, уже закованных в кандалы, построили возле управы. Как-то видно было, что все они Никанора признают за главного. Даже казаки-конвойные к нему обращались, когда что-то нужно было от всех. Обыватели сбежались смотреть – как же, развлечение. Вера тоже пошла. Я просила, ругалась, едва руками за подол не хватала, но разве ж Веру удержать можно?
Когда она туда пришла и в стороне встала, Никанор уж больше никуда и не смотрел. И так это было заметно, что даже мальчишки свистеть перестали и грязью кидаться. Как будто не нитка даже, а канат, кровью и еще Бог знает чем заляпанный, между ними натянулся. У Никанора в глазах – мрак, тьма клубами, как у Данта описано. А у Веры? Я смотрела, смотрела… Ни осуждения, ни ненависти, ни прощения, ни сочувствия – ничего. Одно напряженное внимание, с каким она и на чужих колодников глядела. Все казалось, что Никанор что-то сказать ей хочет. Все ждали. Как в цирке, когда номер под куполом. Мне хотелось всех палкой избить и разогнать. Вдруг Вера медленно так подняла руку, и палец к губам поднесла. Никанор сразу кивнул. И больше ничего не было.
Мы все готовились свидетельствовать, что Матвей Александрович перед смертью велел все Вере отдать, потому что она от него ребенка ждет и вообще, кроме нее и брата с сестрой в богадельне, у него никого нет. Думали, что трудности будут, а Каденька уже всякие там юридические крючки в законах вычитывала.
Но вот странность – прямо на столе у Печиноги в доме лежало должным образом составленное завещание, где он завещал 300 рублей Васе Полушкину на поездку в Петербург или Москву для поступления в университет, а все остальное его имущество и деньги отходило Вере Михайловой, а после – их сыну или дочери, кто родится. Условий проставлено два. Первое: Вера должна навещать его слабоумных родственников до конца их жизни. Второе: не бросать на произвол судьбы собаку и кота. С котом проблем не возникло. Он сразу Веру за хозяйку признал и об инженере, кажется, не вспоминает. Баньши же ушла в тайгу. Кто-то видел ее вблизи инженерова зимовья, Вера – в окрестностях могилы Печиноги. К людям она не подходит, живет, надо полагать, охотой.
Желтую тетрадь Матвея Александровича не нашли. Спрятал он ее или уничтожил – Бог весть. Вера нашла в печи не догоревший листок, вроде, оттуда. Она мне его показывала. Там написано следующее:
““Чем кто разумнее, тем больше он находит оригинальных людей; люди толпы неспособны видеть различий между людьми” Б. Паскаль. Я почти не вижу различий. Я – человек толпы? Как странно…“
Воистину странно. Особенно, если вспомнить, что по-настоящему убила Печиногу – толпа… Каденька говорит, что его смерть – искупительная жертва ради этих людей и не рожденного ребенка. Вера кивает. А я этого не понимаю. Наверное, я даже проще устроена, чем Вера и Печинога. Может быть, это потому, что не верую. Но ведь Каденька тоже – атеистка…
Вообще, по всему выходит, что он собирался умирать, как будто знал, что его застрелят. С Верой я на эту тему не говорю – страшно. Она живет одна в его доме, с котом. Ходит медленно, вперед животом, шьет приданое для ребенка, читает книги. Мне на прииске жутко, я пока – у Златовратских. Просить Вера не умеет, но из окольных разговоров я поняла, что она хочет, чтоб я осталась до рождения ребенка в Егорьевске. Средства к жизни у нее теперь есть (у Печиноги, оказывается, есть еще вклад в Сибирском банке и какие-то акции, то есть все вместе – получается довольно много). Но он заразил ее своими страхами и она боится, хотя и никогда не признается в этом. Я ее понимаю и, конечно, подожду. Куда мне спешить и кто меня ждет?
Машенька и Дубравин, как я уже сказала, о чем-то договорились, и у них лад и покой. Я к ним почти не хожу, хоть Машенька и зовет всегда (Дубравину, понятное дело, лишний раз меня видеть не хочется). Очень скучно у них. Сидят рядком, как два пушистых зайчика, точнее, как два пупса с пасхальных открыток, мигают длинными ресницами, держатся за руки. Тоска!
К Фане Боголюбовой сразу после Пасхи приехал жених Андрей – семинарист. У него борода, как у молодого козла и больше всего он похож на линейку с делениями. Но Фаня все равно сначала радовалась, ходила с ним под руку гордая и довольная и дразнила Аглаю Златовратскую, у которой жениха нет, а влюбленного в нее трактирщика Илью она подчеркнуто не замечает. Но мне сразу казалось, что пышную глуповатую Фаню Андрей как бы стесняется и все норовит куда-то от нее сбежать. Потом он на удивление всем сошелся с Корониным. Тот как-то убедил его, что царствие Божие на земле, которое Христос обещал, это и есть коммунизм. И все, что приближает наступление этого коммунизма, приближает тем самым и царствие Божие. Там он ему много доказательств всяких привел, про равенство, братство, отсутствие денег, классов и пр. Андрей в этот бред поверил и теперь все время спорит с отцом Михаилом, своим будущим тестем, который по политическим убеждениям яростный монархист и Коронина со товарищи на дух не переносит. Духовные особы до того разругались, что даже ходили за разрешением своего вопроса к старенькому владыке Елпидифору. Тот выслушал их и сказал, что оба они не правы и царствие Божие есть внутри каждого человека, а вот увидеть его и воссоединиться с ним – это не каждому дано. Понятное дело, что за всеми этими сложными вопросами об Фане все позабыли, и она опять начала маяться и вздыхать.