– Не может быть! – воскликнула в притворном ужасе. – Тебе нравятся мальчики?
Я настолько обалдел от такого предположения, что просто стоял столбом и хлопал челюстью. А черноволосая красавица взирала на меня, поджав губки и так соблазнительно выгнув спину, что остатки связных мыслей вылетели у меня из головы. Тем временем мышь добралась до пояса, совершила отчаянный прыжок – и вцепилась в край лифа, поддерживающего роскошный бюст.
Грызун произвел на Повелительницу ошеломляющее впечатление. Настолько ошеломляющее, что все просто согнулись, зажимая уши.
– Ии‑и‑и‑и! – по‑бабьи завизжала красавица, теряя царственное достоинство и вертясь на месте. Вокруг нас радостно взвились в небо пыльные смерчи.
Мышь, как профессиональный эквилибрист, болталась из стороны в сторону, держась за ткань (если, конечно, это была ткань) одними зубами. Улучив момент, серушка зацепилась коготком за край кружева. Подтянулась – и юркнула в ложбинку между молочно‑белых грудей. У меня закружилась голова от осознания, что предстало взору прожорливой книголюбки. Этернидад окончательно рассвирепела. Фиолетовые глаза налились недобрым огнем, непроницаемо‑черные волосы рассерженными кобрами взвились вверх. Кинжально острые ногти впились в декольте, стараясь разодрать наглую тварюжку сквозь ткань, но в следующую секунду повелительница завизжала еще громче и отчаянно затрясла рукой – видимо, укушенной. А мышь, обнаружив, что платье не является преградой, непроницаемой для ее зубов, заработала резцами в темпе обезумевшего дятла.
В то же самое время, Винсент, как самый устойчивый к проявлениям Тьмы, незаметно подобрался со спины к беснующейся Этернидад. В облаках пыли блеснул серебряный эльфиский клинок, и истошный визг сменился удивленным стоном. Но вампир вдруг покачнулся и начал медленно опускаться на колени. Отяжелевшее тело раненой женщины прижало его к земле. Руна вместе с лоскутом черной ткани упала под ноги Повелительницы и зарылась в невесомую пыль. Все вдруг стихло. А потом в безликом небе мира белого праха засияло солнце.
– Винс! – закричала Леринея и бросилась к своему учителю.
Следом за ней отмерли все остальные, и вскоре вокруг поверженного вампира образовалась толпа. Но прежде чем я или Дог успели добраться до него, чтобы оказать помощь, Винсент открыл глаза. И его всегда такое бледное лицо окрасил румянец. Ровный. Человеческий. Винс обвел взглядом всех нас, задумчиво провел языком по зубам и вдруг расхохотался.
– Не увеличиваются! – сквозь смех сообщил он. – Совсем! Я больше не вампир!
– Ты поднял руку на саму Ночь, – Эрмот похлопал его по плечу. – Это была последняя ступень отречения.
– Да? – растерянно и как‑то печально спросил Винсент и перевел взгляд на свою жертву. Глаза его расширились. Дружный вздох изумления взметнул легкие облачка белой пыли.
– А это что за фифа? – озвучила всеобщее недоумение Киниада.
На белом песке истекала кровью совершенно незнакомая женщина. Стройненькая, миниатюрная платиновая блондинка. Нет, должен сказать, она была вполне ничего себе, но мне защемило сердце от одного воспоминания о вопиющей прелести изогнутых в форме лука губ, о жаркой страсти, плескавшейся на дне очей цвета летней ночи.
– Она жива! – воскликнул Дог, первым оказавшийся около незнакомки.
– Тю‑ю‑ю… – растерянно протянул Джефри, – еще баба! Рик, откуда она взялась?
Рик задумчиво ковырял в ухе и ничего не ответил.
– Носительница, – первым догадался Делимор. – Та, чье тело заняла Ночь.
Любопытный Сырок, протиснувшись между нашими ногами, внимательно изучил лицо женщины.
– А я‑у, ее знаю… – удивленно сообщил он. – Она‑у с р‑р‑ректор‑р‑ром шашни кр‑р‑рутила‑у.
– Серенити, – сказал вдруг Винсент, он неотрывно смотрел на блондинку, словно прикипел к ней взглядом на всю оставшуюся жизнь, – ее зовут Серенити. Шимми ее послал. И она пошла. Так далеко, как смогла. Мне джиния рассказала, – сообщил он и с совершенно душераздирающей интонацией добавил: – Бедняга.
– Да как она могла‑то через столько миров?! – не выдержал я.
– А может, у нее дар такой. Не всем же его в карты выигрывать, – пожала плечами Кида.
Под чуткими руками Дога рана под ребрами белокурой Серенити затянулась, женщина облегченно вздохнула и расслабилась, заснув здоровым сном.
И тут только до меня дошло, что все закончилось. Мы победили Темного властелина, грозившего гибелью целой галактике. Все. Финита! Я могу спать спокойно, потому что исправил свою роковую ошибку. Я свободен. Но счастья мне это почему‑то не добавило. Рядом со мной стояли люди и нелюди, ставшие мне почти родными за каких‑то несколько дней. Вот они все. Здесь. В этом мертвом мирке, из которого наши пути разойдутся в разные стороны. Грустно…
Так, стоп, не все. А мышь где? Я лихорадочно заозирался в поисках мелкой зубастой пакости.
И тут началось светопреставление. В небо ударил столб ослепительно‑белого света и разделился на множество лучей, раздался тихий хлопок – и в воздух взлетели десятки мерцающих огней. Они, кружась, как хлопья снега, медленно опустились на землю, образуя одну линию, и гасли стынущими угольками.
– Что это?! – воскликнула Леринея, указывая куда‑то влево. Мы все дружно проследили за ее рукой.
В пыли лежали руны. До меня начало доходить, что пока Дог занимался лечением Серенити, а остальные стояли с раскрытыми ртами, маленькая паршивка развила вокруг руны Эчей бурную деятельность. Уж не знаю, что она с ней сделала, что раздробила с таким фейерверком на все эти маленькие эчейчики, но останавливаться на достигнутом явно не собиралась. Мышь продолжала свой нелегкий труд упорно и вдохновенно. Впившись резцами в один из священных знаков, вредительница, пятясь назад, споро оттащила руну в сторонку, на секунду остановилась, осмотрела результат своего нелегкого труда, смешно нахмурив мордочку, любовно поправила руну лапками и засеменила за следующей.
Понять, что она делает, я никак не мог, попытки прослушать мышиные мысли приводили лишь к тому, что меня обдавало волнами бессловесного восторга вперемешку с непечатными конструкциями, выражающими лихорадочное нетерпение.
Сбоку послышалось уторобно‑придушенное рычание. Мельком бросив взгляд в ту сторону, я успокоился, обнаружив Творожка зажатым в железной хватке Эрмота Делимора. Проявления кошачьей агрессии сейчас были бы некстати – уж очень хотелось досмотреть мышиную антрепризу.
Мышь тем временем продолжала носиться по песку, аккуратно выкладывая значки один за другим. Присмотревшись, я обнаружил, что большая часть рун отнюдь не священная. Часть мозаики составляли аккуратно выгрызенные из бесценных фолиантов буквицы. В одном из знаков я даже узнал собственноручно накаляканную в черновике руну "Гань". Но буквально в каждом в каждом слове посверкивала магическая частичка Первозданной руны Эчей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});