Читать интересную книгу Путешественница - Диана Гэблдон

Склон ведущего к дому холма был исполосован цепочками овечьих следов, да и сами эти животные присутствовали в изрядном количестве: мирно пощипывали травку под жарким солнцем Эспаньолы. Когда мы выступили из-под деревьев, одна овца заметила нас и коротко проблеяла, в результате чего все овцы на склоне, как по команде, повернули головы к нам.

Чувствуя себя неловко в центре столь пристального и подозрительного внимания, я подхватила грязную юбку и последовала за доктором Штерном по главной тропе – протоптанной, судя по ее ширине, кем-то покрупнее овец, – что вела к дому на вершине.

Стоял дивный погожий денек, над травой порхали стайки оранжевых и белых бабочек. То и дело они садились на чашечки цветков, распуская крылья. Яркие желтые бабочки сверкали, как крохотные солнышки.

Я глубоко вдохнула, вбирая в себя сладкий аромат травы и цветов с легким оттенком запаха овец и нагретой солнцем пыли. Коричневая бабочка села мне на рукав, и я успела разглядеть бархатные чешуйки крыльев, изгиб хоботка, пульсирующее при дыхании брюшко. Крылышки встрепенулись – и мимолетная гостья исчезла.

Все это: вода, бабочки, деревья – сулило мне помощь, и бремя страха и изнеможения, тяготившее меня так долго, несколько полегчало. Вопрос о том, как добраться до Ямайки, оставался нерешенным. Но я встретила расположенную ко мне душу, а возможность перекусить уже не казалась столь неосуществимой, как недавно в мангровых зарослях.

– Вот он где!

Лоренц остановился, подождал, пока я догнала его, и указал наверх, на тощего, жилистого мужчину, осторожно спускавшегося по склону в нашем направлении. Шагал он прямо сквозь кучку овец, которые не обращали на него внимания.

– Боже! – воскликнула я. – Это же святой Франциск Ассизский!

Лоренц воззрился на меня с удивлением.

– Вовсе нет. Я ведь говорил вам, он англичанин.

Он помахал рукой и крикнул по-испански:

– ¡Hola! Señor Fogden!

Фигура в сером насторожилась и одной рукой ухватила за шерсть ближайшую овечку с явным намерением защитить.

– ¿Quien es? – откликнулся тоже по-испански овечий пастырь. – Кто это?

– Штерн! – крикнул в ответ Лоренц. – Лоренц Штерн! Пойдемте, – сказал он мне, протянул руку и стал помогать взбираться по крутому склону к овечьей тропе.

Овца предпринимала энергичные попытки вырваться и удрать от своего защитника, и ему приходилось делить внимание между животным и нашим приближением.

Хозяин овцы был поджарым мужчиной чуть выше меня ростом, с худощавым лицом, которое показалось бы привлекательным, не будь оно обезображено торчащей, как швабра, неухоженной рыжей бородой. Его длинные, спутанные, заметно подернутые сединой волосы без конца падали на глаза. А когда мы подошли, с его макушки взлетела оранжевая бабочка.

– Штерн? – Он почесал свободной рукой затылок, моргая на солнце, как сова. – Что-то не припомню я никакого Ш… О, да это вы! – Худощавое лицо просияло. – Надо было сразу сказать, что вы тот самый джентльмен, который выуживал из дерьма червей: тут бы я вас мигом признал!

Штерн, несколько смутившись, бросил на меня извиняющийся взгляд.

– Во время предыдущего визита, я… хм… пополнил свою коллекцию несколькими интересными экземплярами паразитов, извлеченными из, хм, экскрементов овец отца Фогдена, – пояснил он.

– Страшенные такие червяки, – подтвердил, припоминая, священник. – И здоровущие! Иные не меньше фута в длину!

– Не более восьми дюймов, – с улыбкой уточнил Штерн и, взглянув на ближайшую овцу, положил руку на свой коллекционный мешок, словно в предвкушении скорого и существенного вклада в науку. – Кстати, средство, которое я вам посоветовал применить, подействовало?

Отец Фогден наморщил лоб, мучительно пытаясь вспомнить, о каком средстве идет речь.

– Скипидарное вливание, – напомнил натуралист.

– О да! – Солнце освещало худощавое лицо священника и ласкало нас своими лучами. – Конечно, конечно. Да, это сработало превосходно! Некоторые, правда, умерли, но остальные полностью исцелились. Прекрасно, просто прекрасно!

Неожиданно отцу Фогдену показалось, что он не проявляет надлежащего гостеприимства.

– Но вы непременно должны заглянуть ко мне: я как раз собирался пообедать.

Он повернулся ко мне.

– А вы, я полагаю, миссис Штерн?

Признаться, при упоминании о восьмидюймовых кишечных паразитических червях у меня чуть не вывернуло желудок, но стоило прозвучать волшебному слову «пообедать», как он унялся и заурчал.

– Нет, но мы были бы рады воспользоваться вашим гостеприимством, – церемонно проговорил Штерн. – Прошу разрешения представить мою спутницу: миссис Фрэзер, кстати, ваша соотечественница.

При этих словах глаза Фогдена, бледно-голубые, но удивительно яркие на солнечном свету, округлились.

– Англичанка? – Он с трудом верил своим ушам. – Здесь?

Его круглые глаза обозрели пятна грязи и соли на разорванном платье. Оценив мое плачевное положение, Фогден моргнул, шагнул вперед и с величайшей учтивостью склонился над моей рукой.

– Ваш покорный слуга, мадам, – сказал он, выпрямился и указал на развалины на холме. – Mi casa es su casa. Мой дом – ваш дом.

Он свистнул, и из зарослей высунулась мордочка маленького спаниеля.

– Людо, у нас гости, – с сияющим видом сообщил священник. – Разве это не прекрасно?

Крепко подхватив меня под локоток, а другой рукой вцепившись в пучок шерсти на загривке овцы, он направил нас обеих к фазенде де ла Фуэнте, то есть усадьбе у источника, предоставив Лоренцу Штерну следовать позади.

Откуда взялось такое название, стало понятным, как только мы ступили на запущенный двор: облачко стрекоз вилось над наполовину заросшим водорослями водоемом в углу. Судя по всему, то был естественный источник, заключенный в камень при строительстве дома. Не меньше дюжины лесных куропаток, всполошившись, метнулись из-под наших ног по потрескавшимся плитам, вздымая пыль. Исходя из всего увиденного, можно было предположить, что нависавшие над патио деревья служили им привычным обиталищем, и уже довольно давно.

– …И таким образом мне выпала несказанная удача встретить в этот вечер в мангровых зарослях миссис Фрэзер, – заключил Штерн. – Я подумал, что вы, может быть… О, взгляните, какая красота! Какой великолепный экземпляр odonata!

Последнее заявление было сделано тоном, в котором смешались удивление и восторг. Он бесцеремонно протолкнулся мимо нас и всмотрелся в тень под пальмовой крышей, где здоровенная, никак не меньше четырех дюймов в размахе крыльев, стрекоза металась туда-сюда, вспыхивая огнем всякий раз, когда ловила в полете один из проникавших сквозь дырявую крышу лучей солнца.

– О, если вам угодно! Добро пожаловать в гости.

Наш хозяин добродушно махнул на стрекозу рукой.

– Ну-ка, Бекки, живо туда, шевели копытцами.

Он направил овцу в патио, хлопнув по крестцу. Она фыркнула, забежала внутрь и тут же принялась поедать плоды, опавшие с нависавшей над старой стеной раскидистой гуавы.

Таких деревьев, обрамлявших патио, было несколько, и они разрослись так, что во многих местах их кроны перекрывались, делая часть внутреннего двора похожим на тоннель или коридор с лиственной крышей, ведущей к темной пещере – входу в дом.

Подоконник был покрыт пылью и усыпан опавшими розовыми листьями бугенвиллеи, но под ним поблескивал гладкий, незапятнанный пол. Внутри казалось темно после сияющего снаружи солнца. Когда глаза привыкли к полумраку, я стала с любопытством озираться по сторонам.

Комната была незатейливая, темная, холодная, всю ее обстановку составляли длинный стол, несколько табуретов и стульев да маленький буфет, над которым висел большущий образ в испанском стиле – изможденный, бледный на фоне мрака Христос с эспаньолкой, указующий скелетообразной рукой на трепещущее в его груди окровавленное сердце.

Сие устрашающее видение поразило мой взор за миг до того, как я сообразила, что в комнате находится кто-то еще. Тени в углу сгустились, слились воедино и сформировались в маленькую круглую физиономию с явно зловредным выражением. Я заморгала и отступила. Женщина – ибо то была женщина – шагнула вперед, вперив в меня немигающий, как у овцы, взгляд черных глаз.

Росту в ней было не больше четырех футов, из-за чего толстое тело походило на приземистый пень и казалось совершенно одинаковым в обхвате повсюду: что в плечах, что в груди, что в талии, что ниже. Голова представляла собой небольшой шар, посаженный на этот пень практически без шеи, а над указанным шаром торчал еще один, поменьше, – узел собранных наверх седых волос. Кожа ее, то ли от природы, то ли от солнца, имела красновато-коричневый оттенок, и в целом она походила на неуклюжую, грубо вырезанную из дерева куклу.

– Мамасита[29], – по-испански обратился священник к этому изваянию, – представляешь, какая удача! У нас сегодня гости. Ты ведь помнишь сеньора Штерна?