Читать интересную книгу Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Филип Дик

Направившись к двери, Роджер ожидал, что миссис Уотсон что–нибудь скажет или остановит его — может быть, вскочит, налетит и вцепится в него. Но она лишь курила, а Вирджиния так и осталась сидеть безучастной рядом с ней, ни один мускул не дрогнул на ее лице. Казалось, она погрузилась в свои раздумья.

— Где–то через час вернусь, — пообещал Роджер, обращаясь к жене и надеясь, что она скажет хоть что–нибудь и отпустит его.

Женщины обменялись взглядами.

— Если ты собрался ехать на машине, подвези Мэрион до ее жилья, — попросила Вирджиния.

— Мне нужно что–нибудь взять туда с собой, — сказала миссис Уотсон.

— Простыни, — предложила дочь. — Что там еще? Посуду.

— Если, конечно, можешь дать.

— У меня есть два шерстяных одеяла. Должно хватить. Где наш список? — Вирджиния поискала в бумагах на столе. — Так, тебе нужны полотенца для лица и большие махровые.

Женщины принялись собирать вещи по всей квартире, стараясь ничего не забыть. Роджер остался стоять у двери — он не уходил, но и не помогал им, просто стоял молча, не зная, что делать.

— Думаю, для начала хватит, — рассудительно сказала миссис Уотсон. — Еду в магазине куплю, продукты не клади.

Вирджиния сложила в картонную коробку столовое серебро, тарелки, сковородку, пароварку и солонку с перечницей.

— Снесешь вниз? — обратилась Вирджиния к мужу.

Он взял коробку, отнес ее вниз и поставил в машину. Вирджиния спустилась вслед за ним с матрасом и подушками.

— Возвращайся побыстрее, — попросила она.

Вместе с постельными принадлежностями она поставила на заднее сиденье машины мусорную корзину, наполненную фарфоровой посудой.

— Ты не поедешь?

— Нет, — сказала она. — Мне еще надо в прачечную, твои рубашки забрать.

Появилась миссис Уотсон с чемоданом.

— На телефон, наверное, очередь, — сказала она Вирджинии.

— Ну, мы можем попробовать. Я позвоню, поговорю насчет этого.

Миссис Уотсон открыла переднюю дверь машины и сказала дочери:

— Утром зайду.

— Хорошо.

Вирджиния стояла на тротуаре, сложив руки на груди, и провожала их взглядом.

Когда машина отъехала на несколько кварталов, Роджер заговорил:

— Я не собирался бросать Вирджинию.

Миссис Уотсон ответила:

— Оставь–ка ты лучше эту затею с Арканзасом.

— Я вам правду говорю! — воскликнул он.

— Ты уже был один раз женат, — напомнила ему миссис Уотсон. — Так ведь?

— Да, — не отрицал он.

— Где сейчас та жена?

— Не знаю. Там где–то, на востоке осталась.

— Дети у вас были?

— Дочка.

— Они тебе пишут?

— Нет.

— Как–нибудь помогаешь им деньгами?

— Нет. Она снова вышла замуж.

— Я знала, что так будет, — сказала миссис Уотсон. — Уже тогда, когда впервые увидела тебя. Но Вирджиния не хочет с тобой расставаться. Что ж, это ее дело. Я ей с самого начала сказала, что о тебе думаю.

— Я тоже о вас не очень высокого мнения, — с горечью сказал Роджер.

— Я тебе вот что скажу. Даже и не думай о том, чтобы удрать и бросить мою дочь, да еще сейчас, когда она ждет ребенка. Смирись с этим. Ты останешься здесь и будешь им помогать. Что это за собственное дело ты задумал? Какую–нибудь мастерскую по радиопочинке? А потянешь?

Роджер не отрывал взгляд от дороги.

— По–моему, — продолжала миссис Уотсон, — тебе лучше было бы рабочим куда–нибудь устроиться. Но Вирджиния считает, что у тебя получится открыть небольшую лавку.

— Это не ваше дело, — сказал он в смятении. — Не суйте свой нос куда не надо. Это мы сами решим, я и моя жена. Вас это никак не касается.

— Не смей так со мной говорить.

У Роджера слова застряли в горле.

— Не вмешивайтесь в дела моей семьи, — наконец потребовал он.

— Она моя дочь, — сказала миссис Уотсон. — Я знаю ее очень давно, не то что ты. И меня намного больше, чем тебя, волнует, что с ней будет дальше. Тебе–то лишь бы филонить на какой–нибудь непыльной работенке, где ничего не надо делать. Ты из тех, кого у нас швалью зовут. Что, разве не так? В глубине души ты сам это знаешь. Знаешь, что ты никчемный хвастун. Я говорила дочери, чтобы не связывалась с тобой, но она работала в своих вашингтонских госпиталях, у нее были благородные помыслы — война, инвалидам надо помогать. Если она хочет погубить свою жизнь, посвятив себя тому, чтобы исправить тебя, сделать из тебя что–то путное — что ж, мне ее не остановить. Не сомневаюсь, в один прекрасный день она проснется, и все ей станет ясно. Так или иначе, я приехала сюда с твердым намерением помочь моей дочери, насколько это в моих силах, ведь я всегда ее поддерживала, даже после того, как она за тебя вышла. Я не из тех родителей, которые готовы отвернуться от своего ребенка только потому, что тот пошел против их воли. В Вирджинии нет ничего низкого или дурного, это она по незнанию — у нее, как и у многих, во время войны здравый смысл отключился.

Она сетовала и ругала Роджера на южный резкий манер: обвиняла его бог знает в чем, как настрадавшаяся южанка. И вдруг умолкла, открыла свою большую кожаную сумку и принялась искать зажигалку.

— Не надо на меня так наезжать, — сказал он.

Закурив, миссис Уотсон снова заговорила, но уже как обычно — сухо, сдержанно. Успокоившись, она повела себя скорее по–деловому.

— Пока я здесь, хочу помочь Вирджинии — раз уж ей так это нужно. По–моему, она твердо решила все устроить — чтобы у тебя была эта лавочка по починке. Ну, хочет — хорошо, конечно, я сделаю все, что от меня зависит, чтобы у нее получилось. Я всегда старалась помочь ей, чем могла. К тебе это не имеет никакого отношения, я делаю это исключительно ради моей дочери Вирджинии.

До Роджера вдруг дошло, к чему она клонит. Он понял, что она готова говорить о том, чтобы дать им денег на открытие магазина. Прежде ему бы такое и в голову не пришло. Это стало для него полной неожиданностью. Догадка как молния пронзила Роджера, его затрясло так, что он чуть не выпустил из рук руль и ехал дальше, не замечая перед собой ни машины, ни улицу, ни сигналы и знаки для пешеходов. И тут уж он сорвался и заорал на миссис Уотсон.

— Не надо мне ваших гребаных денег, слышите? Я не дотронусь до ваших гребаных денег! — Он кричал, насколько хватало силы легких. — Уберите свои мерзкие руки от моего магазина, слышите? Не желаю иметь с вами никакого дела, убирайтесь обратно к себе, живите там, а нас не трогайте. Вы меня слышите? Понятно? Если еще к нам придете, я за себя не ручаюсь, я вам говорю серьезно, миссис Уотсон. Мне наплевать, кто вы и сколько у вас денег, я серьезно вам говорю. Деньги свои вонючие себе оставьте. Это я тоже серьезно. Не нужны они мне. Я открою свой магазин, и никакой вашей помощи мне не надо.

Миссис Уотсон побелела от потрясения.

— Вытряхивайтесь из моей машины! — не унимался Роджер, продолжая ехать по улице. — Открывайте дверь и выматывайтесь, слышите? Или я уже сейчас за себя не ручаюсь.

Нажав на педаль газа, он прибавил скорость. Машина рванулась вперед, свернула и поехала по боковой улице, все больше разгоняясь. Он не замечал скорости.

— Забирайте все свои манатки и вытряхивайтесь. Давайте, давайте. Вытаскивайте этот хлам с заднего сиденья. Будет тут еще всякая дрянь мне машину загромождать. Мне нужна моя машина. Когда уберетесь, чтобы все с собой забрали.

Впереди справа, среди других зданий, показался дом, в котором была ее комната. Проехав вдоль края тротуара, Роджер резко затормозил. Миссис Уотсон подбросило на сиденье. Желая защититься, она подняла руки и изогнулась всем телом. Ее швырнуло вперед, на приборную доску и на дверь. Ударив по тормозам, Роджер выскочил из машины и побежал открывать дверь со стороны миссис Уотсон. Обеими руками он вытащил чемодан, потом коробки, постельные принадлежности и корзину с заднего сиденья и бросил их на тротуар. Буквально окаменев, миссис Уотсон широко открытыми глазами наблюдала за его действиями с переднего сиденья.

— Вытряхивайтесь из моей машины! — приказал он тоном, не терпящим возражений.

Она уставилась на него в полном замешательстве.

— Вылезайте! — Он стоял, орал, но не прикасался к ней. — Давайте, вон из моей машины.

Миссис Уотсон медленно спустила ноги и нетвердо ступила на тротуар, сжимая в руках сумочку, солнцезащитные очки и пачку сигарет.

— Так что, если завтра придете, чтобы уважительно со мной разговаривали. Слышите? Поняли, что я вам сказал?

Не дожидаясь ответа, Роджер обежал машину и запрыгнул в нее. Захлопнув дверь, он отъехал на первой передаче, не переключая ее, слабо давя на педаль газа. И уехал, ни разу не оглянувшись.

Он вспомнил себя мальчишкой, второклассником. Никто тогда не обращал на него внимания, никто не слушал его, никому не было дела до его мнения. На обед им давали сэндвичи, томатный суп, молоко. Как–то раз он взял хлебные корки и приклеил их себе на макушку. Смешнее ничего нельзя было придумать, все вокруг хохотали. На следующий день в обед он повторил этот номер, и снова все смеялись. Целый месяц он каждый день приклеивал к голове корки от хлеба, все смотрели на него и хлопали в ладоши. Он вставал, подпрыгивал, махал руками, корчил рожи, и все вокруг хохотали без устали. То было самое счастливое время в его жизни.