это возможно…
– В том-то и дело, что нет! – вдруг вспыхнул Жан, резко встал и нервно прошёлся по сараю, при этом Антуан едва-едва успел спрятаться, – Видишь ли… Виктор мне брат. Родной брат! Мы близнецы! Ты понимаешь, что это значит?! Он бесится от ревности, это да, но он просто не может оказаться негодяем!
Марианна насупилась и невольно отвернулась:
– Когда-то ты с гордость называл отцом герцога Бетенгтона… Помнится, пришлось постараться, чтобы ты услышал нас с Анри. Присмотрись к фактам! Ведь всё говорит за то, что это не Виктор!
– Может быть, ты уже и придумала кто? Марианна, остановись! Давай взглянем на всё это внимательнее.
– Ты хочешь возразить? Хорошо. Давай! – и Марианна всем своим видом показала готовность слушать.
– Возразить? Да. Хочу, очень хочу… – и Жан снова сел, – Ведь из твоих слов следует, что каким-то образом барон, если не герцог, подменил Виктора другим моим братом, и этот другой, приняв это предложение, уже больше недели разыгрывает здесь из себя Виктора, в то время как тот находится в руках наших злейший врагов! При этом этот мой брат либо не понимает серьёзность ситуации, либо сознательно отвернулся от Виктора, отказав ему в помощи…
– …и вспомни, он хотел убить тебя! – Марианна даже подалась ближе.
– Чушь! – и Жан снова вскочил, – Не хотел он меня убить! Человек просто вышел из себя, это разные вещи! Нет, подожди, не перебивай, теперь я скажу. Кому как не мне выступить в его защиту? Вот давай я сейчас же поставлю себя на его место. Мы с ним очень похожи, у нас похожие привычки, мы одеваемся почти одинаково, у нас даже причёски одинаковые, хотя мы никогда прежде не виделись и не могли это скопировать. Ты хочешь провести такой эксперимент?
Что ж, Марианна нерешительно кивнула.
– Прежде всего давай исключим эти мозоли и укусы. Что не привидится испуганной девушке ночью в лесу?!!
– Исключим?! Жан, но это же едва ли не самое важное! – тут же возмутилась Марианна.
– Тогда и всё это не так важно! – отрезал Жан, – Её оцарапали мозоли? Но это могла быть и засохшая грязь, и не на его руках, а, например, на крупе коня, или ещё Бог знает где. Они ведь боролись! Вкус крови? Но она вполне могла в пылу борьбы прокусить себе губу, рана не большая, но вкус дала бы. Что же касается ногтей… Скажи, если задаться этой целью, то в течение дня реально добиться такой перемены?
Марианна нерешительно повела головой, но Жан веско кивнул:
– Ты только предположи, что твой дядюшка и правда вознамерился его облагородить, и снабдил всем необходимым. Ведь очевидно, что он собирался и дальше при случае выдавать Виктора за дворянина. Чего при этом хотел барон, пока гадать не станем… Дальше… Провалы в памяти? А ведь он мог просто не захотеть отвечать.
– Жан, это было бы видно. Он явно был растерян!
– Кто это видел? Анна? Прости, но её наблюдениям я не очень доверяю… Геньи? Не знаю, у старика и без этого хватает проблем… И не мне тебе говорить, что мы, близнецы, люди упрямые и своенравные. Он мог почувствовать к себе нездоровый интерес, и…
– … так показать свой характер?
– Да, ведь такое возможно. Пожалуй, не ошибусь, если скажу, что ему очень досаждает привязанность Анны, тем более что он может это расценить, как причину твоего отказа.
– Причина не в ней!!! – тут же вскинулась Марианна.
– Пусть так, но не факт, что он так не думает. Нет, остерегись принимать эти соображения Анны за последнюю истину.
– Но Жан! Мне… мне так обидно за неё! Ты представляешь её едва ли не круглой дурой… – рассердилась Марианна.
– Я?! О Боже, нет! – запротестовал Жан, – Тебе известно, как высоко я её ценю. Она превосходная, замечательная девушка и надёжный друг! Но что касается Виктора, то ведь ясно как божий день, она его придумала. Её к нему любовь – это замок на песке. Вспомни, с каким нетерпением она ждала его приезда. Он появился, и, кажется, она была готова водрузить на его голову лавровый венок героя, тогда как он с первого момента перенёс центр своего мира на тебя… В этом они даже похожи.
– Жан, Жан… Мне хочется рыдать, когда я думаю о них, – и на глазах Марианны в самом деле навернулись слёзы, – Я не знаю, что со мной стало бы, если бы ты обрёк меня на то, чтобы всю жизнь я могла видеть только твою спину.
– Спину? – сразу и не понял Жан, но скоро сообразил, о чём идёт речь, – Ах да, я заметил, ты не любишь ходить сзади…
– А ты бы видел Анну, когда Виктор обрывает разговор и уходит, уходит…
– Значит, вы всё же шепчетесь о своём, о девичьем. А я-то думал она только Анри приняла в свои духовники, – против воли съязвил-таки Жан.
– Порой ты подбираешь на редкость неприятные слова!
– Извини, – легко уступил юноша, но тут же вскинулся, – Просто мне тоже больно, но за Анри. Ты только представь на миг, на один только миг, каково ему выслушивать её рассуждения про Виктора, в то время как он сам по уши влюблён в неё! Ведь она, именно она стала его первой настоящей любовью, а твой брат, поверь, умеет любить!
Марианна сердито сжала губы и отвернулась. Жан тотчас смягчился, пододвинулся к ней ближе:
– Ну же, не сердись. Скверный разговор получился! Давай забудем об этом!
– Ну да, «забудем»! – и Марианна резко развернулась, – Виктор ах какой хороший получается, а Анна просто сентиментальный палач моего Анри!
– Марианна! Я же…
– А между тем твой ненаглядный брат готов тебе глотку перерезать, и никакие великосветские манеры, никакое внешнее сходство с тобой не мешают ему люто тебя ненавидеть! Он-то тебя братом не считает! Это ты тоже будешь отрицать?!
На этот раз Жан не стал возражать.
– И я так сильно боюсь его двуличия! – Марианна очень разгорячилась, но Жан вдруг нежно взял её за руку и заглянул ей прямо в глаза:
– Прямо дикая роза, да и только! Милая, к чему эти обвинения? Двуличен? Он просто очень скрытен. Ты ведь не станешь отрицать, что мы о нём почти ничего не знаем. При всей его словоохотливости, он никогда не говорит о себе, и это его право. Мы не точные копии друг друга, и слава Богу…
– Это да… – выдохнула Марианна.
И Жан примирительно улыбнулся:
– Но мы всё же братья, и стать таковыми нам может помочь только время, надо только запастись терпением…
Антуан больше не мог их слушать и видеть. В состоянии, близком к обмороку, он с трудом выбрался из сарая, нашёл своего коня и пустил его во весь опор.
Бешеная скачка длилась недолго. Скоро пламень, пожиравший его сердце, стал так невыносимо силён, что