Под ногами вращались бордовые облака. Они ясно обозначали спираль, в центре которой пульсировало ярко-красное ядро. Оно было раскаленным, пышущим нестерпимым жаром, похлеще доменной печи, — Яська даже на расстоянии чувствовал адское пекло, навалившееся тяжким грузом на его бренное тело. С носа капало, глаза щипало, пальцы рук неизменно соскальзывали с крошащихся уступов. Казалось, всё против него. И реальное и нереальное.
Яська понятия не имел, каким образом он очутился в этом жутком месте, как и то: где именно он очутился, и сколько прошло времени с момента предшествовавших данности событий. Он помнил лишь бездонные глазницы, внутри которых, в извечной тьме, копошились паразиты; а так же нестерпимую боль, от прикосновения которой хотелось просто «уснуть».
«Быть может, это Смерть, собственной персоной? Но тогда почему она изъяснялась на незнакомом языке? Разве в этом сосредоточен хоть какой-нибудь смысл? Нет, вне миров, конечно, возможно всякое, но не до такой же степени! Ведь существо явно пыталось что-то донести или спросить. А если учесть, что я не первый и далеко не последний, за кем оно явилось в реальность, тогда смысл утрачивается вообще! Если только, Смерть не приходит снова и снова по той простой причине, что её вопросов до сих пор так никто и не понял…»
Яська поёжился и вновь чуть было не сорвался вниз.
Из бордовой облачности вырос задумчивый протуберанец. Он скользнул в сторону выступа, на котором застыл Яська, но потом передумал и осел молочной пеленой обратно в родную стихию. На его месте сверкнули две яркие вспышки, в облаках пророкотало, словно предвещая грозу. Затем всё успокоилось, точнее вернулось к размеренному вращению вокруг ядра — на круге своя.
Яська нездорово икнул. Вспомнил посиделки на Мосту с Росинкой. Осторожно вытянул шею и сплюнул, сам не зная зачем. Потом дёрнул ногой, понаблюдал за сорвавшимся в пропасть камешком. Тот отскочил от скалы и скрылся в волнующейся стихии. В груди неприятно закололо, захватило дух. Так бывает, когда стоишь на крыше многоэтажного дома, не в силах перебороть страх и глянуть за карниз. Потом всё же решаешься, смотришь вниз и понимаешь, что вот-вот брыкнешься! Потому что от раскинувшейся под ногами бесконечности буквально дух захватывает. Остаётся только неприятное тянущее ощущение в груди, словно что-то пытается выбраться наружу, предчувствуя стремительный полёт в неизвестность…
«Ясь, а Ясь…»
Яська вздрогнул. Вжался всем телом в камень, а из темноты, в это время, донёсся такой знакомый голос:
— Яська!
Яська зажмурился, понимая, что просто сходит с ума. Впрочем, давно пора!
Однако это оказалось вовсе не безумие. Оклик повторился. На сей раз значительно ближе, будто обращавшийся к Яське, имел способность перемещаться в пространстве, не смотря на неприступные стены:
— Яська! Ну же, дай руку!
Яська побледнел. Принялся скакать взором по нависшим над головой скалам. Ничего. Такое ощущение, что шёпот, не что иное, как очередные происки Тьмы!
«Забалтывает, в надежде, что потеряю бдительность и сорвусь!»
Об валун у правой ноги что-то стукнулось. Тут же отскочило, будто горох от стены, и кануло в бездне. Краем глаза Яська уловил чуть в стороне от своего укрытия движение: словно кто-то махнул рукой, после чего, вновь вцепился в массив, силясь не сорваться вниз.
Яська проглотил страх, вытянул шею и прошептал:
— Кто ты?
Какое-то время ничего не происходило, однако когда Яська уже было заново уверовал в собственное безумие, на свет — точнее во мрак — народились слова:
— Это же я, Ярослав. Не узнал?..
Яська мотнул головой, силясь совладать с хороводом пляшущих мыслей. Ведь Ярослава попросту не должно быть! Он ушёл вдоль своего Пути на другой берег, откуда невозможно вернуться!
«Можно только «плыть…»
Яська вновь чуть было не полетел вниз головой.
— Как ты меня нашёл? — обратился он к скалам, по-прежнему, с трудом веря в реальность всего происходящего. — Где все остальные?! — В сознании отчего-то всплыл образ неугомонного Огонька, колупающего ногтём грязную пятку. Он тут же заслонился силуэтом рассудительной девочкой с косой — Яська не видел её лица, но знал, что это именно она. Проскакала на одной ноге весёлая Ксанка; подмигнула и сиганула в пропасть…
Яська чуть было не дёрнулся за девчушкой!
— Я вспомнил, как ты говорил про прыгалки, — заговорил после долгой паузы Ярослав. — Про частоту и как лучше всего её подобрать.
— И как же?
— Нужно просто играть.
— Играть?
— Да. Давай я чуть позже объясню?.. Ты можешь двигаться? Тут пещера в скале. Сам не знаю, как именно в неё угодил. Сейчас как подумаю, что мог бы мимо пролететь и прямиком туда, в эту круговерть!.. Волосы на голове аж дыбом встают!
Яська попытался представить не на шутку испуганного Ярослава. Не получилось. В голове рисовалась та самая статуя — символ противоборства. Именно таким Ярослав ушёл за грань: непокорным, неподвластным, уверенным в собственной правоте, стремясь защитить самое дорогое, что осталось. Возможно, именно поэтому он и вернулся, наперекор судьбе.
— Так что с остальными?
— Не знаю. Я их не видел. С тех самых пор, как…
Яська почувствовал, как оборвалось сердце. Как же так?! Ведь их забрали вместе. Почему же на той стороне вышло, что поврозь?.. Господи! Вот ведь дурья башка! Так проще всего диктовать условия и волю. Нужно просто разделить повстанцев. Взять огромный тесак и раз, раз, раз!.. Потому что поодиночке задуть «искры» проще всего!
— Ты говори со мной, ладно?.. А то низги не видно!
— Хорошо. Только я не знаю, о чём… — тут же отозвался Ярослав.
— Да о чём угодно, лишь бы я слышал твой голос — он как ориентир во тьме! — Яська собрался с силами и двинулся вдоль отвесной скалы, вжавшись лопатками в камень, ощупывая поверхность под ногами носком правой сандалии. В висках грохотало, да так, что, казалось, от скал отскакивает пружинящее эхо. Потом вакханалия звуков в голове стихла, а в кристальном сознании зазвучал ровный голос Ярослава, отчего тьма попросту отступила:
— Когда мы спрячем за пазухиВетрами избитые флагиИ молча сожжём у берегаПоследние корабли,Наш маленький барабанщикУйдёт за вечерним солнцемИ тонкой скользящей льдинкойРастает в жёлтой дали.
34.
Яська, без сил, рухнул на горячие камни. Перекатился на спину, прерывисто задышал, ловя трясущимися губами раскалённый воздух. Сердце ухало в груди, как гигантский кузнечный молот по наковальне. В голове было по-прежнему пусто, словно уверенный голос Ярослава враз изничтожил засевшую там нежить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});