Читать интересную книгу Другая любовь. Природа человека и гомосексуальность - Лев Клейн

«В: Как вы с Кертисом «сцепились крюком»?

О: Он жил на моем этаже и, когда мы гуляли, он был единственный, кто был со мной приветлив. Сначала я думал, что он гей, потому как он вроде клеил меня. Ну, а как-то раз мы были в душе вместе, и у него встал, тогда и у меня тоже. Значит, мы вышли и он пришел в мою комнату прямо с полотенцем на бедрах и у нас был секс.

В: Как часто вы обычно делаете это?

О: По меньшей мере два раза в неделю.

В: В сексе чем вы занимаетесь?

О: Всем. Чего только ни захотим.

В: Как ты кончаешь?

О: Керт обычно отдрочит меня.

В: Керт отдрочит тебя, и это всё?

О: Ну, иногда, когда он очень уж заведен, он отсасывает мне, но он не хочет, чтобы я кончал ему в рот. Не говорите никому, что я вам это рассказал. Керт убьет меня.

В: Ты когда-нибудь трахал Керта?

О: Ну, я и правда не должен был бы говорить ничего, но дважды он мне дал себя трахнуть. В первый раз он попросил меня сделать это.

В: Ему понравилось?

О: Он сказал, что больно, но когда мы втянулись в это, он сказал, что ему нравится. Я знаю, что ему нравилось, потому что он кончил, пока я его трахал <…>

В: Он тебя целует?

О: Несколько раз, когда мы трахались, и он меня трахал, он целовал меня» (Wooden and Parker 1984: 89–93).

По представлениям уголовников настоящий мужчина не только не может подвизаться в женской роли, но и не должен проявлять никаких нежных чувств. Секс для них это всего лишь удовлетворение похоти, агрессия и доминирование.

По данным Вудена и Паркера, из выборки в 200 человек 10,5 % признают себя гомосексуальными, 11 % бисексуальными, а 78,5 % гетеросексуальными, но более половины этих последних (55 %) тоже вовлечено в гомосексуальную деятельность в тюрьме, при чем 14 % от общего количества — насильно, в том числе 9 % гетеросексуалов и 41 % гомосексуалов (Wooden and Parker 1984: 18, 49, 99). Как видим, проценты очень схожи с российскими. Из гомосексуалов «на крюку» оказались все 100 %, из бисексуалов 59 %, из гетеросексуалов — 10 %, при чем эта последняя цифра образована как средняя из 17 % черных, 16 % латиноамериканцев и лишь 2 % белых.

До тюрьмы имела сношения с мужчинами почти половина всех обследованных (99 из 200), — почти все гомосексуалы и бисексуал, но лишь чуть более трети (38 %) гетеросексуалов. Это примерно столько же, сколько у Кинзи для всего населения. Да и гомосексуалы все-таки не все: 10 % их открыло в себе это качество уже в тюрьме (Wooden and Parker 1984: 62). Среди гетеросексуалов, получается, приобщилось к этому сексу в тюрьме 17 % (55 минус 38). Сколько из них сохранит это новое качество после выхода из тюрьмы? Есть сведения, что большинство возвращается к прежней ориентации (Sagarin 1976). Однако это те, у которых прежняя была. А те, у кого сформировавшейся ориентации до тюрьмы не было? По крайней мере из 80 гомосексуалов 61 (76,3 %) несмотря на унижения и гнет остальных уголовников проставили «да» в графу «Я счастлив и доволен моей сексуальной ориентацией» и только 1,3 % предпочли графу «Я бы хотел лучше быть натуралом», т. е. гетеросексуалом (Wooden and Parker 1984: 254, tabl. 19).

Таковы результаты давления тюремной среды на формирование сексуальной ориентации в сравнительно благополучном обществе. Тюрьма несомненно приобщает к голубому сексу тех, кто не был с ним знаком, и формирует гомосексуальные склонности как тут, так и там.

5. Звезды на заднице (дедовщина)

Еще важнее в этом отношении армия. Через нее проходит гораздо больше мужского населения страны, чем через тюрьмы, и проходит в юношеском возрасте. Когда тексты, впоследствии ставшие главами моей книги «Перевернутый мир», выходили отдельными очерками в журнале «Нева», посыпались письма читателей, и в письмах они с удивлением узнавали в описанном мною тюремно-лагерном быте до боли знакомые черты родной советской армии — ее «дедовщину».

Вот отрывок из письма московского студента Д. Горбатова:

«Я потрясен тем, что описанная Вами «зона» в каждой строке заставляет меня вспоминать армию… Когда человек приближается к любому армейскому КПП, его настроение становится резко подавленным, ибо он непременно видит высокий и гладкий забор. Очень часто поверх забора натянута колючая проволока. Ну, а дальше всё идет прямо по тексту статьи Л. Самойлова: «зона небольших производств, столовая зона, несколько жилых зон — отдельно одна от другой… плац для построений и карантин — для новоприбывших»… Очень похожую на описанную Вами картину можно наблюдать в армейском принципе распределения коек: нижний ярус — привилегия «дедов» и «черпаков»… И т. д. Или когда два «деда» лупят ночью в сортире молодого ногами и кричат при этом: «Руки!» По лицу никто не бьет (наутро будут видны синяки), а вот по животу, печени, почкам — пожалуйста, и при этом нельзя закрываться руками…

А это цитаты из письма новосибирского инженера А. Белоусова:

«Вчера пришел друг с горящими глазами. Навязал «Неву» N 4 — статью Льва Самойлова — со словами: «Это про нас! Прочти обязательно! Взгляд с неожиданной стороны, но точный». Я взял, полистал — об уголовщине. Меня это совершенно не интересует и не волнует. Ни я, ни мои друзья не сидели и сидеть не собираются. Отложил журнал в сторону, но реакция друга не давала покоя. Прочел — и ведь на одном дыхании, как о своем сокровенном, о том, что касается лично меня!.. А исследование действительно про нас. Оно не о зеках, а о законах развития общества, коллектива. Мы все прошли армию, и видели это своими глазами. Кто больше, кто меньше» (Самойлов 1993: 174–175).

О развитии «неуставных отношений» (дедовщины) в нашей армии писалось в последние годы много. Меньше освещалась в прессе сексуальная сторона дедовщины. Однако всем, вероятно, запомнились случаи убийства изнасилованным и доведенным до отчаяния солдатом группы своих насильников (такие случаи обнаруживались не однажды).

И. С. Кон цитирует анонимного автора, опросившего более 600 военнослужащих. По его словам, «техника изнасилования повсюду одна и та же: как правило, после отбоя двое-трое старослужащих отводят намеченную жертву в сушилку, каптерку или другое уединенное место (раньше популярны были ленинские комнаты) и, подкрепляя свою просьбу кулаками, предлагают «обслужить дедушку» (Кон 1998: 314). За послушание «салобону» обещают покровительство «дедов», но это лишь приманка. Назавтра же о его сдаче станет известно всей роте, и он навсегда останется общим холопом и сексуальной утехой.

Более детально и полно «дедовщина» описана в некоторых художественных произведениях и документах.

В своих солдатских мемуарах Дмитрий Лычёв (1998: 23–27) описывает свои приключения и наблюдения, и это тем более интересно, что Лычёв, молодой издатель гомоэротического журнала, сам явно голубой и этого не скрывает. Будучи отчаянным и агрессивным парнем, Лычёв отразил первое нападение «дедов», и, сильно избитый, выстоял. Одному из «дедов», Алику, он понравился и тот прервал экзекуцию, оставив Диму для себя (вскоре Дима станет его любовником). Позабавиться решили с другими.

«… Старшина удалился и через минуту привел двух испуганных хлопцев. Озираясь по сторонам, они безмолвно готовились к чему-то страшному. Дверь закрылась на ножку табуретки, и концерт начался».

Ребят заставляли декламировать стишки, восхваляющие старослужащих, и били. Потом заставляли без конца отжиматься от пола и проползать под кроватями. Потом одного, отколошматив, отпустили. «Второго подозвал к себе Алик. Ударив изможденного парня по щеке, он заставил его встать на колени и открыть рот». Достав свой член, он отправил его солдату в рот под одобрительные возгласы зрителей: «Соси, пидор!». Голубой автор пишет: «Я не мог смотреть на то, что всегда казалось мне таким будничным в собственной практике. Встать и уйти я не мог. Я просто закрыл глаза. Невозможно было видеть, как бедного парня по очереди насиловали в рот шесть или семь человек. Все, кому это было положено». Позже этого робкого и стеснительного паренька из деревни стали насиловать не только в рот.

В то же время, как и в тюрьме, обнаружение собственной гомосексуальности было чрезвычайно опасно. Вот случай, который Лычеву поведал на стройке земляк, только что попавшийся на гомосексуальном контакте.

На гауптвахте, откуда его привезли таскать кирпичи, его били по почкам девять охранников, вернувшихся из Афганистана. Два раза он терял сознание. «Раздев Олега догола и привязав к батарее, они поочередно начали его насиловать. Кричать не было никакой возможности. Сначала лицо просто зажимали ладонями, а потом вставили в рот обломок чайной ложки, тем самым подготовив еще одно место для удовлетворения сексуального голода. Ни один из них не побрезговал разрядиться в пидараса. <…> Рот и зад превратились в два огромных сгустка крови. Вид всего этого заставил вновь пришедших двух «афганцев» ненадолго отвернуться. Но это не помешало им чуть позже показать, на что способны они. Счастье, что эти не били. Раза три они менялись местами, насилуя Олега, пока, наконец, под общий хохот не опустились на лежанку. Олега отвязали, отвели к умывальнику…» Дня через четыре его привезли в местный морг — якобы самоубийство (Лычёв 1998: 57–61).