Воскресенье, 22 июля. В Лион для беседы со мной приехал из департамента Верхней Луары Жермен Мартен. Он считает, что нужно прежде всего попросить Тардье дать объяснения по поводу его обвинений (например, о подделке чеков). Если он сообщит новые факты, тогда мы будем решать, что делать. В противном случае возникает дилемма: или он, или мы; для партии радикалов создавшаяся ситуация недопустима; следует предпочесть кризис плохому компромиссу. Я полностью согласен с Мартеном.
В 22 часа прибежал Шерон. Он предложил два решения: 1) чтобы председатель совета министров напомнил принципы и условия перемирия между партиями; 2) чтобы Тардье был заменен кем-либо из представителей того же направления. Я отверг первое решение.
Вторник, 24 июля. В 10 часов 30 минут я встретился с председателем совета министров. Он сообщил мне о своем решении; оно изложено в заявлении, которое он зачитает на заседании совета кабинета; если совет не примет этого заявления, он подаст в отставку. Во время нашей беседы мне стало ясно, что Думерг, по-видимому, нерасположен к радикалам, хотя утверждает, что «спас их честь» и что Шотан плохо его поддержал. Был момент, когда я готов был встать и уйти. Я заявил, что, во всяком случае, сохраняю за собой право принять решение после того, как я ознакомлюсь с заявлением. В 11 часов совещание с радикалами – членами совета кабинета, затем – с бюро партии. Как здесь, так и там – полное единогласие. Мы были единодушны в своем желании не свергать кабинет, но требовали сатисфакции.
В 17 часов заседание совета кабинета. Думерг зачитал нам свое заявление; он упрекал Тардье в том, что тот перешел границы, «в которых он должен был держаться», но заявлял, что он не может обойтись ни без его, ни без моей помощи. «О выводе, – заявил он, – вы догадываетесь: или сохранение правительства в том виде, в каком оно было сформировано, или его полная отставка с вытекающими отсюда последствиями – создание нового правительства во главе с новым председателем». Затем Думерг зачитал нам примирительную статью из «Депеш де Тулуз». Я спросил, могу ли я взять слово.
Ответ. Если для того, чтобы начать дискуссию, то нет.
Я. Тогда я оставляю за собой право ответить.
Председатель совета министров заявил, что он не может допустить, чтобы решение было подчинено мнению какого-то «комитета». Я заявил протест против этого выражения, и Думерг взял его обратно. Я сказал, что речь идет не обо мне лично, а о крупной партии, принципам которой я остаюсь верен. Тардье объявил: «Я принимаю упрек». Атмосфера накалялась. Думерг начал писать заявление об отставке, желая, по-видимому, произвести на меня впечатление. Лаваль предложил, чтобы министры-радикалы временно остались в правительстве. Заседание было прервано. Министры-радикалы собрались на совещание. Барту, Жермен Мартен, Фланден, Марке и Лаваль поочередно приходили к нам изложить свою точку зрения. После тщательного обсуждения мы составили следующее заявление:
«Министры-радикалы рассматривают происшедший инцидент как нарушение перемирия. Отвечая на призыв г-на председателя совета министров и желая избежать в этой исключительно серьезной для страны обстановке принятия таких мер, как созыв парламента, они решили остаться на своих постах. Но положение, в котором они оказались в результате этих событий, обязывает их поставить этот вопрос в октябре на обсуждение съезда партии радикалов и радикал-социалистов».
Председатель совета министров принял это заявление. Заседание возобновилось. Фланден произнес по моему адресу несколько лестных слов. Председатель совета обнял меня. Но он обнял также и Тардье. После заседания Тардье сказал мне, что у него и в мыслях не было ни нападать на мою партию, ни ставить меня в затруднительное положение. «В таком случае, – сказал я ему, – вы серьезно ошиблись».
Во вторник вечером состоялось довольно тяжелое заседание бюро партии, а в среду, во второй половине дня – собрание парламентской группы, но и в том и в другом случае были приняты разумные решения.
Четверг, 26 июля, утро. Меня принял президент республики, который был очень расстроен и выражал беспокойство в связи с предстоящим в октябре съездом нашей партии. Я беседовал также с председателем совета министров, который изложил мне причины своих столь прямолинейных действий. Завтрак у германского посла, который весьма обеспокоен событиями в Австрии.
10 августа. Заседание совета кабинета. Сарро и Барту отсутствовали. Обсуждалось финансовое положение. Заем дал хорошие результаты при покупке облигаций за наличный расчет в банках, чего нельзя сказать о подписке по линии казначейства. Правительство получило 3 миллиарда без консолидации бон Клемантеля; вероятно, это является следствием политических инцидентов. В октябре предстоит провести операцию, которая должна принести по меньшей мере 6 миллиардов. Для успеха этой операции в стране должно царить полное спокойствие, которое тем более необходимо, что международные финансовые события значительно усугубят трудности. Подготовка бюджета проходит при благоприятных условиях; он должен достичь 47 миллиардов франков. Урожай зерновых составил 80 миллионов центнеров при потребности в 90 миллионов; мы имеем в резерве еще 22 миллиона. В Советском Союзе принят принцип кредитного обеспечения. Пуанкаре протестует против упразднения школ. Берто дано указание действовать осторожно; он собирается сократить число учителей всего лишь на одну тысячу. Думерг осудил выступления преподавателей Ниццы. Серьезная дискуссия развернулась по вопросу о начальном образовании.
4 августа Литвинов писал мне из Москвы:
«Я полностью разделяю ваше мнение, что уже проделан известный путь для достижения нашей цели – более тесного сближения с Францией. Я полностью удовлетворен сотрудничеством, установившимся с вашим правительством, и надеюсь на дальнейший прогресс в этом направлении. Я надеюсь также, что скоро нам представится возможность снова встретиться для личной беседы».
30 августа. Заседание совета кабинета. Вчера, вернувшись в Париж, я нашел у себя письмо Тардье. Он снова возмущен; забыв, что он признал справедливый упрек Думерга, он обвиняет Шотана в том, что тот «из политических соображений изъял из дела некоторые важные для правосудия документы (бумаги Эймара, бумаги Россиньоля, корешки чеков)».
Я присутствовал на заседании парламентской группы, которое проходило очень спокойно и было занято исключительно вопросом о хлебе.
В ближайшее время будет открыта линия телефонной связи Париж – Москва. Шерон после небольшого инцидента с Марке выражает некоторое недовольство. Он решил опубликовать доклад Гийома, уже ставший известным в результате чьей-то нескромности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});