Кийя накинула на голову синее покрывало и подошла к зеркалу. С удивлением посмотрела на отражение. Она никогда не носила других цветов, кроме золотого и белого. Синий придал ее лицу какие-то незнакомые черты, странно оттенил черные глаза. Кийя, как завороженная, разглядывала в зеркале отражение незнакомой, загадочной красавицы.
Друз, почтительно стоявший позади нее, взирал на царицу с безмолвным восхищением. Внезапно он рванулся к ней и сжал в своих объятиях.
— Не бойся ничего, моя Кийя, — прошептал он, — я защищу тебя от всех твоих страхов.
Никто не мог защитить ее от страхов, даже Анарауд, явившийся сегодня во сне. «Бедная ты моя!» И уж тем более она не ждет защиты от раба. Кийя возмущенно оттолкнула Друза.
— Не смей прикасаться ко мне без разрешения, раб, — прошипела она.
Глава 2
Желтый Город
Кийя вышла через храмовый сад, не желая встречаться с молящимися жрецами. Она прошла мимо темных статуй царственных предков, богато украшенных золотом и драгоценными камнями. Факелы в саду давно загасили, но в бледном свете луны все же виднелись темные фигуры храмовых рабов. Они отдыхали, прислонившись к деревьям, ели сухие лепешки, запивая их ледяной водой из колодца. Встретить здесь царицу они не ожидали, никто не узнал ее, не распростерся перед ней ниц.
Друз, выхватив плеть, начал наносить свистящие удары по голым телам людей. Надсмотрщик рабов понял, наконец, кто идет через сад, крикнул лишь одно слово, рабы пали на землю.
— Рабы становятся все строптивее, — оправдывался надсмотрщик, успевая на ходу забегать вперед, обгоняя царицу, кидаться перед ней на землю и тут же отползать. Царица не обратила на него никакого внимания, прошла, не останавливаясь, даже не посмотрев в его сторону.
На роль носильщиков предусмотрительный Друз взял царских телохранителей, но переодел их в форму Городской Стражи. Телохранители неловко подняли шесты паланкина на плечи и двинулись в сторону моста. Они шли в ногу, паланкин подпрыгивал на плечах воинов в такт их шагам. Носить его они были не обучены и представления не имели, каково приходится их госпоже там. Кийю подбрасывало на каждом шагу, но, несмотря на невыносимую тряску, она не остановила их. Откинувшись на шелковые расшитые подушки, Кийя вцепилась в борта носилок, чтобы не вывалиться на ходу. Промолчала она только потому, что поняла намерение Друза взять с собой надежных телохранителей, и, несмотря на внешнюю свою беззаботность, все же осознавала, что так будет безопаснее.
Охрана дворца выпустила их без лишних слов, как только узнала Друза. Процессия пересекла второе водное кольцо по основательному каменному мосту, миновала стражу, призванную охранять переходы от всяких подозрительных личностей.
Вода в канале была покрыта пеплом. Ее так и пили, не процеживая, несмотря на привкус серы. По каналу, как и в дневное время, сновали лодки, в них сидели разряженные мужчины и женщины, на носах лодок горели факелы, закрытые от ветра. Лодками управляли люди с шестами. Ловко орудуя ими, они умудрялись каким-то невероятным образом не сталкиваться с другими такими же суденышками. Кийя открыла занавес паланкина и с завистью наблюдала за хихикающими дамами в лодках. Мужчины открыто глазели на высунувшуюся из паланкина Кийю. Иные показывали на нее пальцем и, что-то говоря друг другу, смеялись. Кийя возмущенно задернула занавес и забилась в глубь ложа. К такому вниманию чужих людей, а в особенности мужчин, она была не готова.
Ей и раньше приходилось бывать в этой части города, но только днем в сопровождении огромной свиты из рабов, телохранителей, придворных. Стражники на ее пути разгоняли жителей, дорогу устилали коврами и засыпали лепестками цветов, а сама она величественно восседала в повозке. Впрягали в повозку рабов, ведь лошадям нельзя доверять драгоценную жизнь царицы. Окна обычно завешивали шелковыми занавесками, и у Гелионы не появлялось ни малейшего желания выглядывать из повозки. Незачем осквернять свой божественный взор видом нищенской жизни недостойных людей. Но сейчас именно среди этих людей она надеялась почерпнуть силу.
Темное небо озарялось слабым светом на севере, где высился Атлас, вокруг которого повисло бурое марево. Кийя с тревогой смотрела на это марево, вновь погружаясь в мрачные мысли.
Порыв ветра разогнал тучи, и выглянула луна, осветив городскую стену, обитую листами орихалка. В свете луны он уже не сиял огненными отблесками, как днем, а тускло переливался розовыми искрами. В Желтом Городе, несмотря на поздний час, было многолюдно. Смолкли вечерние гимны в бесчисленных храмах. Вместо них воздух наполнился незатейливыми мелодиями уличных музыкантов, которые с помощью флейт и барабанов развлекали публику. Прохлада, сменившая нестерпимый зной летнего дня, манила жителей на улицу. На крышах и балконах, нависающих над переулками, стояли и сидели люди, бесцеремонно разглядывающие тех, кто был внизу. У дверей чадили факелы, мерцали масляные лампы; кристаллы в этой части города не были особой редкостью, но все же если кто-нибудь обладал такой дорогой вещью, то использовал ее, конечно, для освещения внутренних помещений, а уж никак не улицы.
Толпа, продвигающаяся по улице, увлекла с собой паланкин Кийи, и вскоре она со своими спутниками оказалась на одной из площадей Желтого Города. На площади горели костры, вокруг которых были расставлены столы и собрались люди. Суетливо сновали веселые девушки с кувшинами и кружками вина, а лоснящиеся от жары повара готовили на углях ароматных барашков. В лачугах, сгрудившихся вокруг площади, можно было познать и другие удовольствия, кроме пьянства и обжорства. Кийя почувствовала запах пережаренного масла, костров, уличной стряпни. Где-то музыканты начали наигрывать веселый мотив, послышались женский смех и топот ног. Люди танцевали.
Воины, несшие паланкин, с трудом проталкивались по площади, заполненной людьми. Вскоре они уже едва продвигались. Друз, шагая перед паланкином, расталкивал гуляющих, но люди обращали на него мало внимания, а некоторые толкались в ответ. Наконец ему пришлось признать, что дальше продвигаться с паланкином невозможно.
Кийя была не в силах скрыть свое любопытство и рассматривала толпу. Ей хотелось коснуться ногами земли, затеряться среди этих людей, почувствовать то же, что и они. Она выбралась из носилок.
— Великое Солнце, моя Гелиона, ты не опустишься до этих людей! — воскликнул Друз, подхватив ее на руки. — Я не позволю твоим божественным ножкам коснуться этой грязной земли.
— Мои божественные ножки будут касаться всего, чего я пожелаю, — спокойно ответила Кийя, удобно расположившись на руках у своего огромного телохранителя, — твоим мнением, Друз, ни я, ни мои ножки не интересуются, так что можешь смело оставить его при себе. К тому же если ты станешь вещать на всю площадь, что я Гелиона, то мне трудно будет остаться неузнанной. Так что изволь поставить меня на землю и называть Кийей.
Друз подержал в объятиях драгоценную ношу еще несколько мгновений, потом аккуратно поставил Кийю на землю. Вокруг сновали люди. Они задевали Кийю, терлись, толкали. У нее закружилась голова от такого столпотворения. Неужели можно выжить в этой толпе? Она задохнулась от запаха пота и перегара. Казалось, все эти люди ничуть не смущены толкотней и какофонией звуков, они счастливы и довольны тем, что происходит.
Во дворце празднества были совсем другими. Сама Гелиона восседала на троне, окруженная царедворцами и телохранителями. Перед троном проходили торжественные церемонии, маскарад, представления и прочие виды развлечений, соответствующие царскому достоинству Гелионы. Но никогда сама она не участвовала ни в чем подобном, всегда выступала только в роли зрителя и представить себе не могла, что чувствует человек, оказавшийся среди развеселившейся толпы.
Очутившись среди своих подданных неузнанной, Кийя растерялась и испугалась. Вокруг нее бесновалась раскрашенная, хмельная толпа. Что ей делать, куда идти дальше? Они так и стояли с Друзом посреди площади. Кийя подняла глаза к небу. Оно полыхало алыми вспышками, на эти сполохи были плохо различимы из-за ярких огней, разожженных повсюду. Здесь, на праздничной площади, среди шума, музыки и огней, невозможно было думать о чем-то тревожном.