честностью, что даже в шутках не терпел обмана.
Войдя в афинское правительство, они и тут не соглашались ни в чем. Аристид считал, что править государством должны лучшие люди, а лучшие люди, по его убеждению, – это аристократы. Фемистокл считал, что в государстве должна быть демократия, ничем не ограниченная народная власть.
И оба мешали друг другу, насколько хватало их сил и таланта.
В то время как Аристид шел один по улице и люди с почтением уступали ему дорогу, Фемистокла окружили друзья.
– Сегодня Горгий зовет нас поужинать, – обратился к нему молодой румяный Евтихид, который сегодня громче всех кричал на Собрании, поддерживая Фемистокла. – Пойдем с нами, проведем вечер за чашей вина!
– Конечно, Фемистокл! Неужели ты пойдешь домой? Еще рано, еще и солнце не село, – сказал Эпикрат. – Ты, я замечаю, последнее время избегаешь наших пирушек.
– Ему не дают покоя трофеи Мильтиада, – засмеялся чернобородый Деметрий, – после Марафона он сам не свой!
– Не буду скрывать, – ответил Фемистокл, – слава, которую снискал Мильтиад, будучи стратегом в Марафонской битве[132], не оставила меня равнодушным. Еще бы! Разбить персов, которых было в десять раз больше, чем нас! Я бы тоже хотел так вот прославиться! – Фемистокл улыбнулся, но две вертикальные морщинки так и остались у него между бровями. – Но сейчас меня мучает другое, – продолжал он. – Если не будет принято решение относительно кораблей, большая беда нагрянет в Афины.
– Неужели ты так боишься Эгины, Фемистокл? – удивился Эпикрат, подняв свои золотистые брови. – Но разве могут они грозить нам большой бедой?
– Тьфу нам Эгина! – беспечно отозвался Евтихид. – Даже задумываться об этом не стоит!
– Ах, что там Эгина! – вздохнул Фемистокл. – Несравненно более страшный враг угрожает нам. До меня дошли слухи, что Ксеркс снова собирает войско.
– Перс? – Евтихид отмахнулся. – Тьфу нам перс!
– Вот еще, вспомнил о персах! – сказал Деметрий. – Если и соберутся когда-нибудь еще раз навестить Элладу, то, клянусь Зевсом, очень не скоро.
– Вспомните о табличке Демарата, которую он прислал в Спарту, – сказал Фемистокл.
– Ту, что прочитала Горго? – Эпикрат задумчиво поглядел на него. – А ты веришь Демарату, Фемистокл?
– Почему надо верить изменнику, человеку, покинувшему свою родину? – возмутился Деметрий. – Это он написал из злорадства, чтобы позлить спартанцев!
– Не суди так легко о Демарате, – возразил Фемистокл. – Демарат был царем в Спарте и был лишен царства. И лишен родины. Но хоть и обидела его родина, – какой же человек сможет забыть ее? Клянусь Зевсом, где бы ни жил эллин, Эллада будет всегда для него дороже всего на свете!
– А что он там написал, этот Демарат? – спросил Евтихид. – Я что-то не слышал об этом.
– Он написал, что царь Ксеркс собирается в поход на Элладу, – нахмурившись, ответил Фемистокл. – И ты не мог, Евтихид, не слышать об этом.
– А! Это когда он прислал табличку, залитую воском, а все думали, что на ней ничего не написано?
– Ну да. А жена спартанского царя Леонида Горго сказала: надо счистить воск. Воск счистили, а там письмо. Демарат предупреждал Спарту, что Ксеркс готовит новый поход на Элладу. Клянусь Зевсом, – воскликнул Фемистокл, – это так и станется! Персы снова придут к нашим берегам, и нам нечем будет защититься, если у нас не будет кораблей!
– А что же ты там, – Деметрий кивнул в сторону Пникса, – плел нам про Эгину? Значит, не для Эгины нужны корабли?
– А как я мог сказать о персах? Никто бы и слушать не стал. Даже вас я не могу убедить, что эта опасность висит над нами. Вот и свалил на Эгину.
– Обманул, значит?
– А что делать, если вы не хотите верить правде?
– У нас будут корабли, – сказал Эпикрат. – Если ты, Фемистокл, считаешь, что они нужны Афинам, значит и мы считаем так же!
– А пока – тьфу на все! – заявил Евтихид. – Горгий ждет нас, и нам надо поторопиться!
Аристид стоял на холме и видел издали, как друзья окружили Фемистокла и как потом с веселыми возгласами увели его с собой.
Улицы затихли. Грустное чувство одиночества охватило сердце.
«Почему его так любят люди? – думал Аристид, направляясь к дому. – Конечно, он горазд и на шутки и на всякие выдумки. Но ведь это все вздор – такой же вздор, как сегодняшние корабли. Однако вот он окружен друзьями, а я, Справедливый, возвращаюсь домой один. Впрочем, власть и влияние, приобретенные благодаря поддержке друзей, часто толкают человека на несправедливые поступки, а я не хочу такой власти, потому что честного гражданина она делает несчастным».
И добавил вполголоса, иронически усмехнувшись:
– Фемистокла же она несчастным не сделает!
Домой после дружеской пирушки Фемистокл возвращался глубокой ночью. Теплые созвездия венчали Пентеликон.
Узкая кривая улица вела на окраину. Фемистокл шел в темноте по памяти, ему не раз приходилось возвращаться домой за полночь. Он осторожно обходил канавы, перешагивал через ручьи, где под прибрежными кустами прятались нимфы – Фемистокл мог бы поклясться, что слышал их голоса. Иногда дорогу ему преграждали огороды и палисадники, полные темной листвы и запаха мирты. Изредка где-то во дворе взлаивала разбуженная его шагами собака…
Дом Фемистокла, такой же, как и все дома в Афинах, маленький, с черепичной крышей, с надстройкой наверху для слуг и рабов, стоял темный и тихий.
«Как гнездо птицы… – подумал Фемистокл с чувством спокойного счастья. – Как гнездо, полное птенцов. Мое гнездо. Мой дом».
На пороге, накинув покрывало, ждала жена.
– Ты опять не спишь, Архиппа!
– Я не могу спать, когда тебя нет дома, Фемистокл. И тебе это известно.
– Верно, боишься грабителей? Но ведь грабители хорошо знают, что у меня нет золота!
– Это так. Зато я хорошо знаю, что у тебя есть враги. Мало ли что может случиться!
«Не хочет сказать, что я могу выпить лишнее и не дойти до дома, – подумал Фемистокл, усмехаясь в бороду. – Клянусь Зевсом, она этого даже хотела бы, лишь бы иметь возможность помочь мне!»
Теплая тишина дома, хорошего семейного дома, где много детей и добрая жена, ласково встретила Фемистокла. Каждый раз, возвращаясь домой, он испытывал чувство спокойной радости, и все тревоги его оставались за дверью. Здесь было все хорошо: и огонь очага, и журчание воды в водоеме, и светильни, мерцающие над столом, накрытым для ужина. Архиппа никогда не спрашивала у Фемистокла, где он был, сыт ли он, она просто ставила ужин на стол.
Однако сегодня Фемистокл принес свои тревоги с собой. Он сел на низкую скамейку у очага и задумался, глядя в оранжевый круг тлеющих углей. Архиппа раза два взглянула на его,