знать о тебе, как общественном человеке, и сосед будет благодарен. Как же теперь понимать это добро, если ты действовала с расчетом личным? – А как
646
же, мы вообще существа порочные, не склонные к добру, нам нужно принуждать себя к добру, обманывать себя, завлекать себя в добро личным интересом. Вот я себя и завлекала – добро от этого не стало меньше. – Но ведь если ты себя в добро завлекаешь личным интересом, то каждый, преследующий личный интерес, может ссылаться на добро. – Мне-то какое дело, пусть ссылаются, я говорю о себе, о своем личном интересе сделать личное добро для несчастного Шильдкрета.
Маргарита, увидев шкатулку с драгоценностями, конечно, подумала, что Фауст добрый человек и хочет ей добра. Если бы невинность не портилась и не была бы годна только для одного раза, можно бы так и жить Маргарите с верой в такое добро. От такой веры и злые люди наверно бы добрели. Но невинности хватает только на одного человека. В дальнейшем Маргарита должна обманывать невинность: краситься, пудриться, кокетничать и вообще быть проституткой. Вот почему, жалея невинность, Мефистофель и поет свою серенаду.
4 Сентября. Вчера к вечеру стало сильно холоднеть. Бросились убирать помидоры. Набрали двадцать три ведра. Сегодня утро прохладное, медленно на западе и на востоке и вокруг всего неба свертывается снизу ночное тяжелое одеяло облаков.
Уметь переносить свою старость – это великое геройство.
Возвращаюсь к мелькнувшему когда-то порыву сделать старуху героем.
А счастье личной благодарности и есть чудесное собачье состояние души: собака видит непосредственно бога. Нищий, живущий счастьем в благодарности, – тоже, как и собака, соприкасается с богом.
И вообще, искренняя восторженная благодарность происходит от соприкосновения с Богом и в этом
647
соприкосновении – хлеб наш насущный. Не отсюда ли философия времени «эксзистенс?»
Почему, наверное, мы с Лялей так и любим собак: Мы с ней сами собаки, исполненные жажды благодарности. И вся моя поэзия питается этой благодарностью и доверием. И все наши горя и страдания происходят... Ах, вот отчего я так удивительно в «Кладовой солнца» описал Травку: это я сам свою благодарность в отношении к Богу изобразил. Ну так чего же ты, Пришвин, сейчас унываешь? Благодари и благодари постоянно Бога, что удалось тебе понять себя в этом и написать. Больше, больше благодари! Может быть, тебе в твоем «Царе» удастся изобразить благодарность животных своему «Царю», и сам Царь в этом явит свою милость, потому что откуда же может у царя явиться милость, как не через благодарность своих подданных?
После походов в лес за грибами и муки удерживать четыре-пять часов Жульку вблизи себя, сегодня на лугу пожинал лавры за свое терпение. Жулька, сдерживаемая, стала ходить с чутьем, стремясь достигнуть дичь, если не бегом, то чутьем. В сущности, и мы, люди, умнеем тем же путем. Она стала делать стойки по птичкам, а не гоняться, и я так стал уверен в этом, что пускал ее на широкий поиск. Уверен, что если теперь пойдем на болото, будем отлично охотиться. Очень был рад возвращению своей охотничьей самости.
Три главных ведущих писателя. Эренбург, Фадеев и Симонов. Тройка: коренник – Фадеев и пристяжные.
– Ляля – сказал я, – как мне отделаться от личного чувства неприязни к этой тройке и презрения? – Вот именно, что в этой неприязни много личного. Ведь стоит этой тройке выразить тебе свое восхищение, прислать кардинальскую шапку и... – Правильно и гнусно. А что для этого? – Отказаться от литературы. Это правда, но не совсем. Я должен отказаться только от выхода на большую дорогу и вернуться, например, к детской литературе, как было при РАППе.
648
Итак, детская литература, Пименова летопись (дневники) и ферма с козами. На этой базе надо вырастить целый букет оградительных чувств, способных погасить во мне вышеназванное чувство к «тройке» и т. п. Думаю, что для этого надо и показываться в Союзе, и выступить, чтобы стушеваться.
5 Сентября. Сверкающее сентябрьское утро на границе мороза. Еще немного к Ивану Постному и на восходе сзади кочек в тени можно будет застать белый мороз.
С утра Ляля толкует мне о том, что среди писателей я самый счастливый: от всех ничего не останется, а Травка из «Кладовой солнца» будет жить вечно. – Это раз, – сказала она. – Второе у тебя – это я. Третье – у тебя есть дом.
Может быть, окружить ее животными в Дунине? Древний человек начал приручать животных. И женщина, конечно, женщина, начала это дело. Вот отчего такое спокойствие и удовлетворение охватывает, когда соприкасаешься с уходом за домашними животными. Приходишь в связь со всем человеком от начала культуры. Является радость существования: «природа науку одолевает».
А нас теперь хотят переделать так, чтобы наука, т. е. не прошлое владело нами, а будущее: перекинуть мост из прошлого в будущее, минуя настоящее. Вот именно, минуя настоящее, т. е. минуя себя самого, свое я, в его эгоистическом радостном и жадном ощущении жизни.
Так все эти пионерские линейки и комсомольские походы делаются за счет детства: родители вопят – возвратите нам наших детей. Но только ослабьте чуть-чуть вожжи, бросьте кнут – и сейчас же явится настоящее, и в настоящем непременно то, что называется капитализмом.
Наши теперь отлично понимают, что такое капитал (не по Марксу), понимают, что в какой-то степени он необходим, что дело политика не уничтожить его, а оградить движение его от вредных последствий и т. д. Но ослабить
649
вожжи нельзя. И вот тут-то вся наша беда и запрет мысли. Бьется, бедная, как рыба об лед.
Прислали печатное предложение за 25 тысяч написать очерк, показывающий иностранцам, что у нас хорошо (конкурс).
Приехали благополучно в Москву. На дворе подошел генерал Крюков (муж Руслановой) и пригласил меня на охоту.
Москву перемазывают к празднику 800-летия: вонь и пыль.
6 Сентября. По небу, только по небу вижу, какой день пришел золотой. Отлично писал «Моя страна». Наполовину кончил с машиной. И вообще все хорошо.
7 Сентября. 800-летие Москвы. Солнечное утро, на крышах Москвы чуть заметны белые следы утренника.
Дела мои: 1) утро до обеда – смажут машину, 2) после обеда Елагин.
8 Сентября. Именины тещи (Натальи). И еще такое же