Я никогда не понимал, почему мужчинам нельзя плакать, потому я даже не попытался сдержать слезы и разрыдался, как ребенок, сидя возле могилы.
Когда я, изможденный телом и душой, вернулся в домик ведьмы, мне подали ужин. Хотя я и набегался за день, еда в меня не лезла.
Бэйр тоже ничего не ела. Она заметила, что тело Арланда исчезло, и впала в какую-то апатию: она ни с кем не разговаривала и ни на кого не смотрела, вскоре молча ушла в другую комнату, где мы потом обнаружили ее спящей с заплаканным лицом и в обнимку с изодранной, испачканной в некоторых местах кровью рясой.
Риита велела мне перенести Бэйр с кровати на широкую лавку возле печи на кухне, а самому лечь рядом. Сама же ведьма ночью куда-то ушла, запретив занимать свою кровать.
Перенеся Бэйр на лавку, я улегся рядом, обняв подругу и почти полностью закрыв ее собой. В эту жуткую ночь мне не хотелось оставаться одному и ее оставлять в одиночестве.
Наутро Риита уже вернулась и приготовила нам завтрак. Бэйр немного поела, но по-прежнему не разговаривала и выглядела нездоровой. После завтрака ее мать вручила мне большой топор и велела нарубить дров. Поначалу я возмутился, но спорить с ведьмой было бесполезно, ее «За что я тебя кормлю!?» стало железным аргументом в этом, а потом и в других поручениях, по которым она гоняла меня весь день.
Тяжелый физический труд при моих силах не был слишком утомительным, но такое количество работы быстро меня проняло. Когда мышцы гудели от натуги, руки переставали слушаться, а вся моя длинная коса насквозь пропиталась потом, текущем со спины, мне было не до того, чтобы думать о чем-то, вслушиваться в свои чувства и разбираться в горе.
Как я понял, когда вернулся с работ, Бэйр тоже не сидела без дела. Она вместе с матерью сначала собирала какие-то травы и подготавливала их к сушке, потом заготавливала на зиму коренья и кое-какие ягоды, убирала дом, готовила еду, еще Риита не давала ей опомниться тем, что уматывала какими-то важными ведьмовскими разговорами.
За ужином Бэйр ни разу на меня не посмотрела, если она и говорила, то только с матерью, и то немного. Спать она легла опять в обнимку с рясой, которую никто не успел убрать, и перед сном опять горько и долго плакала. Я ушел от нее спать зверем на улицу: я знал, что скорее сам расплачусь, чем смогу успокоить ее.
Без Арланда нам стало все равно, куда ехать, и мы, наверное, останемся в лесной избушке на зиму. Ни я, ни Бэйр об этом не говорили, но, как я понял, именно таков был новый план.
На второй день Риита послала меня в ближайшую деревню — в семи часах полета, и велела основательно закупиться продуктами. Деньги мне были выданы огромные, а вместе с ними небольшая сумка, которая, как оказалось, бела бездонной, то есть сколько не клади, в весе и размере она не прибавит. Став орлом, я без особого труда смог унести все это.
Полет в деревню и обратно занял весь день, вернулся я поздней ночью, когда Бэйр уже спала. Риита, ждавшая меня, быстро разобрала сумку в своем погребе, а потом с неожиданной заботой усадила меня за стол, подала мне ужин, стала поить травяным отваром и при этом с интересом беседовать со мной, хотя раньше даже не пыталась быть со мной дружелюбной.
Она расспрашивала меня о моей судьбе, жизни, умениях… со мной еще никто так не разговаривал, как она. Казалось, ей была интересна каждая мелочь, ко всем моим словам и переживаниям Риита относилась очень серьезно. От такого неожиданного внимания я пришел в настоящий восторг и потому быстро выложил ей все, что она хотела знать. Но, самое главное, это был не допрос с пристрастием, а именно разговор: она и о себе тоже очень много рассказала.
Ее неторопливая речь была наполнена насмешками над всем вокруг, она часто прерывалась искренним, но тихим смехом (Риита боялась разбудить спящую дочь). Я получил возможность гораздо лучше узнать ведьму и, как это ни странно, за какие-то часы проникся к ней большой симпатией, чуть ли не любовью. Ее рассказы о приключениях, которые она пережила за огромную жизнь, заворожили меня так же, как дневники известных путешественников, копии которых хранились в библиотеке Сеймуров. Так же я узнал от Рииты многое о детстве Бэйр, о ее отце и взрослении… я узнал много странного о подруге.
Оказывается, Бэйр терпеть не могла штанов, даже зимой носила только юбки с шерстяными чулками. Ее волосы всегда были уложены в самые разные прически из кос, они никогда не лохматились. В детстве Бэйр обожала теплое козье молоко с медовыми пряниками, она не любила читать и вообще ей претило все научное, и еще она лазала по деревьям, как белка. Она всегда была очень молчалива, за день едва ли произносила с десяток слов, но зато она постоянно что-то пела… то, что Бэйр пела, и то, что на самом деле у нее потрясающий сильный голос, как говорила Риита, стало для меня большим открытием. За все время нашего знакомства Бэйр ни разу не пела, даже мелодии никакие не напевала, казалось, она от музыки дальше, чем я от фехтования, а тут выяснилось, что она просто жила своим голосом!
Слушая рассказы Рииты, я иначе стал смотреть на спящую у печки ведьму. Я понимал, что сейчас в этом небольшом теплом теле уже не та душа, но все же почему-то мне казалось, что это не так важно, что сердце у нее то же, и оно все так же тяготеет к прежним радостям.
Когда я спросил Рииту, почему она решила мне все это рассказать, она пожала плечами и ответила, что любой матери приятно поговорить о своем ребенке с кем-то, кто сможет этого ребенка оценить по достоинствам. Я на это ответил, что и без того ценю Бэйр выше собственной жизни… жизни, которой без нее у меня бы не было. На это ведьма только хмыкнула и рассказала мне о том, что Бэйр сказала бы о моих словах три года назад и что она вообще думала о мужчинах. Я на это искренне удивился и стал перечислять Риите, сколько мужчин было у Бэйр… с каждым новым лесная ведьма все больше округляла глаза, а когда я стал рассказывать о Кудеяре, Рэмоле и Истэке, она и вовсе поперхнулась отваром.
Разговор наш кончился тем, что Риита ласково потрепала меня по плечу и отправила спать на печку.
На следующий день Бэйр проснулась раньше всех, в копне ее черных волос мелькали косички. Она по-прежнему не говорила, но выглядела уже не такой убитой. Накрыв на стол завтрак, она уселась возле единственного окна и стала листать какую-то старую потрепанную тетрадку. Так она просидела, наверное, несколько часов.
Риита долго не вставала, и когда мы пошли ее проведать, оказалось, что она тяжело заболела и не может подняться с кровати.
Что стало с Бэйр при этих словах! Ее опять затрясло, на глазах выступили слезы, она бросилась к постели матери, обняв больную, Бэйр прижалась головой к ее груди и неразборчиво что-то забормотала. Ведьма на это только ласково, но криво улыбнулась, погладила дочь по голове и сказала, что ничего страшного не происходит, что все нормально.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});