Темная пелена хвойных лесов подходила почти к черте прибоя и удалялась, оставляя широкие пространства, где над сочной травой торчали бесформенные спины валунов.
Бесподобные леса очаровывали викингов. В домах биарминов нашлись даже шкурки черных соболей, оцениваемые на вес золота. Такие соболя бывали лишь у новгородских купцов, теперь будут и у викингов. Эти леса — настоящая сокровищница. Над болотами вились ястребы — верный признак обилия дичи.
Море было несравненно богаче кашалотами, чем воды Гологаланда. Нерасчетливой торговлей можно сбить цены. Для извлечения полной выгоды придется самим возить к грекам кашалотовый воск.
У устья ручьев и речек чаще встречались остовы чумов и бревенчатые дома. Были заметны следы свежих пожарищ. Берег же был безлюдным.
Здесь проплыли первые траллсы-биармины, и Оттар не удивлялся отсутствию людей: страх наносил полезные удары по воображению биарминов. Сначала бегство, быть может попытка к сопротивлению, потом наступит время постоянного повиновения.
Зимой в старом Нидаросе будут построены баржи, и на следующее лето начнется переселение в Новый Нидарос. Сам Оттар проведет последнюю зиму в Скирингссале.
Пришла пора заставить работать все богатства, собранные Гундером, Рёкином и самим Оттаром: он закажет шесть новых драккаров, четыре таких же, как «Дракон», и ещё две «Акулы». Он сумеет отнять своей щедростью у других ярлов не меньше двух тысяч викингов за одну зиму. Викинги, викинги, ещё викинги…
Открыватель новых морей, первый из племени фиордов победивший страх перед северной Утгардой, господин новых земель, Оттар одним прыжком наверстал десять лет, на которые его опередил Черный Гальфдан. Пусть же Черный и тинг бондэров давят свободных ярлов, для их викингов всегда найдется место. Чем больше будет объявленных вне закона, тем лучше для Оттара.
И до установления власти Гальфдана находилось много изгнанников, отверженных законами племени фиордов. Викинги и другие смелые, необузданные люди, виновные в насилии над женщиной, в похищении людей, в злоупотреблении доверием, в грабежах, поджогах и убийствах, прятались в лесистых горах и жили, как дикари, охотой, рыбной ловлей в горных озерах, нападениями на путешественников и дома бондэров.
Перед отплытием из Скирингссала Оттар поручил нескольким ловким викингам вербовку объявленных вне закона. Он приказал им бродить всё лето, а к осени выйти к пустынным фиордам севернее мыса Хиллдур. Они, несомненно, соберут несколько сот викингов.
Оттару понравились биармины. Хотя их язык похож на лапонский, но они гораздо сильнее, выше ростом, с более крепкими мускулами. Расту и четверо умерших под раскаленным железом были стойкими, мощными мужчинами и могли бы вертеть весло драккара. Люди низших рас недостойны сесть на румы, но биармины будут способны выполнять тяжелые работы. Оттару нужно много траллсов для постройки домов и укреплений первого горда. Уже на эту зиму он оставит здесь викингов для сбора дани.
В поселке Расту нашлись не одни железные изделия, но и настоящая кузница, с мехами, инструментами, запасом сырого железа. Гологоландские лапоны-гвенны не умеют обрабатывать железо. Биармины смогут платить и большую и разнообразную дань.
Описывая длинные петли, флотилия медленно приближалась к лесистым островам. Вода сделалась почти пресной. Проливы среди островов — это устья Двин-о, о которых говорил Расту и другие биармины.
Здесь всё — острова, берег и блестящие протоки — так нравилось ярлу, будто бы он сам их создал. Он перешел на «Черную Акулу», желая первым познакомиться с устьем реки Двин-о — местом, где он думал построить новый горд, Новый Нидарос, столицу короля викингов.
Глава четырнадцатая
Смутно в Усть-Двинце. Нет скрипа люльки и писка младенца, не стало веселого детского гомона, не слышно женского голоса, не мычит коровушка-кормилица, не ржет работница-лошадь. Смутно в Усть-Двинце.
Смутно, но не пусто и не тихо. В городок сбиваются поморяне и биармины с морского берега, который протянулся влево от двинского устья, на закат.
Подобно другим старшим на стойбищах, поморянский старшина не медлил после прихода клейменых. Одинец приказал всем женщинам с детьми и малосильными парнишками уходить вместе со стадом, с лошадьми и с добром, которое подороже. Старшина дал короткий срок, чтобы хозяева вырыли ямы и схоронили лишнее. Беглецы направились к дальним оленьим пастбищам. Там, за лесами и болотинами, биармины помогут переждать безвременье.
За Варяжским морем, в готских, фризонских и франкских землях, нурманны захватывали и грабили большие каменные города, с населением в несколько десятков тысяч человек, силами в несколько сот викингов. Нурманны — воины и учатся воинскому делу с раннего возраста. Сами они закованы в железо, у них туже луки, сильные мечи и копья, твердые щиты.
У Одинца набралось пригодных к бою жителей Усть-Двинца восемь десятков, да с закатного берега подоспели шесть десятков. С восходного же берега прибыло всего двадцать три человека. Всех поморян насчитывалось сто шестьдесят три человека. Биар-минов же привалило почти пять сотен, и они продолжали прибывать.
Сила ли это? Луки и стрелы есть у всех, а мечей мало. Топоров хватит, настоящие щитов почти нет. Иные биармины пришли со своими старыми кожаными щитами, годными лишь против костяной стрелы. Копья, рогатины и гарпуны хорошие, но доспехов — кольчуг, броней, шлемов, поручней, поножей и настоящих щитов, окованных твердым железом, — едва набралось на два десятка латников.
В бой идти — не лес рубить и не зверя ловить. Свои кузнецы сумели бы наковать железных блях и полос для кафтанов из бычьей кожи и для щитов, сумели бы наделать шлемов и поножей с поручнями, набрать кольчуги.
Работа на годы, а не на дни.
Колмогоряне не оставят своих без помощи, но к ним едва поспели гонцы. Притечет сила с дальних ловель. Однако Одинец знал: своих поморян прибудет не больше сорока, зато биарминов придет ещё много. После вести о гибели рода Расту биармины обозлились, как растревоженные осы. Недаром, видно, они умеют между собой считаться родством до самой Йомалы.
Женщины и дети расставались с Усть-Двинцом с горестным плачем. А Заренка совсем не хотела уходить и спорила с мужем:
— Найдется кому приглядеть за Гордиком, за Ивором — не грудные ребята. А я не уйду.
— Ступай. Тебя наши женщины привыкли слушаться. Ты старшей будешь. Все уходят.
— Все для меня не указ!
Своенравная, своевольная душа, никому и ни в чем не покорная. Сказала б, что любит, что его, мужа, не может оставить! Как вопит беленькая Иля, повиснув на своем Кариславе!.. Нет, не говорит и не скажет. «Не хочу» — и всё тут.