В книгах для калек и в трудах, посвященных индустрии медтехники, возникает в высшей степени своевременный образ человека:
homo protethicus, который с необузданным весельем должен говорить «да» всему тому, что отрицает «индивидуальность» «индивидов».
Я привожу цитату из пособия для ставших однорукими, вышедшего в свет в 1915 году; в связи с резким увеличением числа одноруких за счет инвалидов войны его пришлось переиздать уже через месяц, причем издатель с удовлетворением отметил, что приток новых одноруких с фронта придает новые силы и «старым одноруким». Приват-доцент фон Кюнцберг пишет:
Древнейшая песнь немецкого героического эпоса – «Вальтарилид» – воспевает поединок героя с Хагеном, в котором Вальтер теряет правую руку. Он перетягивает ее жгутом, подхватывает обрубком щит и спокойно (!) продолжает сражаться левой рукой. Насколько продолжает жить такой героический порыв в наших войсках и сегодня, свидетельствует небольшое газетное сообщение, опубликованное в начале июня 1915 года. При первой атаке австрийского флота на итальянское побережье снаряд попал в кают-компанию миноносца № 80. При этом один из матросов, резервист, рыбак по профессии, полностью лишился правого предплечья. Он перетянул культю ремнем, а левой управлялся с помпой, откачивая хлынувшую в пробоину воду, и при этом не издал ни стона. Таких мужественных людей без числа среди наших парней в серых солдатских и синих матросских мундирах… Тот, кто противостоял на фронте врагу, имея две здоровые руки, сможет одной рукой справиться со своей судьбой и с самим собой…
Предлагаемая брошюра… могла бы показать ему, что однорукость – еще далеко не самое скверное.
…Насколько более благоприятно положение того, кто был ранен на фронте! Почетная пенсия навсегда защитила его от настоящей нужды. Но что за безрадостное существование ожидало бы его, если бы он не нашел путь возвращения к труду! Праздность – начало всех пороков, как говорит пословица… Труд – это и гражданская обязанность, служение Отечеству… Даже и единственная рабочая рука не будет лишней… <…>
…Иной, лишившись руки, при прилежном посещении нашей школы находил лучший заработок, чем раньше, когда он был цел и невредим.
…Тебе нечего скрывать и нечего стыдиться. Мы живем уже не в те времена, когда в каждом безруком подозревали уличенного клятвопреступника или вора. Ты потерял свою руку не под топором палача, а в священном бою. Ты вправе всегда и везде испытывать гордость, смотреть прямо в глаза каждому и тем заставлять краснеть всяких заморышей и бестактных (!) людей. Большинство людей смотрит на инвалидов войны как на живой памятник (!) нашим тяжким временам, к которому они втайне (!) испытывают признательность и благодарность.
Достичь самостоятельности во всех отношениях – вот первая заповедь, вот наивысшая цель однорукого. Никогда не позволяйте себе помогать! Не должно быть ни одного рода деятельности, которой однорукий должен бояться… непрерывно упражняясь, он достигнет мастерства в ней. Однорукость станет для него само собой разумеющимся состоянием, она перестанет переживаться как ужас непоправимой потери. От некоторых людей, которые уже давно потеряли руку и привыкли жить с одной, доводилось слышать, что они не знали бы, что делать со второй рукой, если бы она вдруг чудом вновь появилась у них.
…Посмотри вокруг – нет ли среди твоих знакомых кого-нибудь, у кого уже давно нет одной руки… Вероятно, такие есть в каждом городе. Просто они до сих пор не привлекали твоего внимания…
В одном из примечаний, сделанных фон Кюнцбергом, к тому же говорится:
…Понаблюдайте и за уличным артистом на ярмарке, который играет на волынке, локтем при этом бьет в барабан, а с помощью ноги извлекает звуки еще из какого-нибудь инструмента, или за конным барабанщиком-литавристом, который ногами держит узду и правит лошадью, и так далее. Кое-чему можно научиться и наблюдая за животными.
Веселый цинизм патриотической медицины касается не только «тяжелых случаев»; эта ее форма мышления связана не только с исключительными жизненными коллизиями. Медицинские протезы и тот менталитет живого и бодрого робота, который они порождают, дают в итоге повсеместно распространяющийся образчик мышления. Война развязала языки скрытому цинизму власти, цинизму медиков и цинизму военных. Под их влиянием военный аппарат и аппарат производства открыто признают свое притязание на то, чтобы поставить себе на службу жизнь индивида. В обществе, ориентированном на труд и на войну, человечество уже давно превратилось в протез, еще до того, как испорченные части стало необходимо заменять техническими функциональными устройствами.
В годы Веймарской республики техника подступила провокационно близко к телу старого гуманизма. В это время ассоциация понятий «человек и техника» стала насильственно закрепляемой связью – от буржуазной философии до школьных сочинений. Схема мышления была такой: техника «берет верх», она «грозит» человеку, который может деградировать, она «хочет» сделать нас роботами. Но если мы будем начеку и будем поддерживать наши души в состоянии постоянного полета, то ничего страшного с нами не случится. Ведь это же техника существует для человека, а не человек для техники. Картинка в целом напоминает качели; на одном конце сидит угрожающее, чуждое – техника, на другом конце расположилось человеческое, гуманное, и, в зависимости от того, что перевешивает – чуждое или собственное, качели поднимаются или опускаются. Чем более ученическим, школярским будет мышление, тем более будет перевешивать гуманный конец. С помощью этой фразеологии буржуазная философия техники создала чуть ли не всеохватывающий картель умов. Головы быстро и ловко были обеспечены протезными мыслями о технике. На элегантных и удобных в техническом обслуживании искусственных ногах из легких металлов («настоящая немецкая модель») мышление ковыляет где-то вдалеке от реальности, и при этом личность и душа, как обычно и привычно, поддерживаются в ходовом состоянии. Буржуазная философия техники выдержана совершенно в духе пособия для одноруких. Ампутирована личность? Ничего, у нас есть для вас новая на складе.
Вы видите, уважаемые дамы и господа, что врачи и техники по изготовлению бандажей, инженеры и фабриканты, военное ведомство и лица, ответственные за заботу о жертвах несчастных случаев, – все равным образом стремятся поставить свои познания на службу делу и… возместить утрату руки или ноги тем, кто сражался и пострадал за Отечество… А к раненым можно обратиться словами поэта:
Того, кто всегда старается и целеустремлен,
Мы сможем спасти и выручить.
(«Доклады к вопросу об оснащении раненных в руки инвалидов войны для трудоспособной жизни». 1915).
Если свести тему буржуазной философии техники двадцатых и тридцатых годов к единой формуле, то она прозвучала бы так: «Гете эпохи машин», в крайнем случае – «Заратустра и индустрия».