Читать интересную книгу Пётр и Павел. 1957 год - Сергей Десницкий

– Что вы, Зинаида Николаевна? – спросил холодно, равнодушно, словно не было только что сердечного приступа у старой хозяйки, и вообще весь этот долгожданный юбилей шефа не находился под угрозой срыва.

– Немедленно лети к Петру Петровичу!.. Передай, с мамой всё в порядке, гостей отменять не будем! – обернувшись к Алексею Ивановичу, она извинилась. – Я пойду, в порядок себя приведу. Ладно? – и быстро вышла за дверь.

– Понял, – ответил Савва и уже собрался было уходить, но Богомолов задержал его.

– Простите… Не знаю вашего отчества?..

Савва усмехнулся:

– Отчество у меня – язык сломаешь!.. Ексакустодианович.

– Как?!.. Как?!.. – Алексей Иванович впервые слышал подобное.

Довольный Савва хмыкнул.

– Дед над батяней вволю поиздевался: Ексакустодианом назвал. Не удивляйтесь: имя, как имя. Христианское… Его и в святцах найти можно А вот отчество из него получается – без ста граммов не осилишь. Пацаны батяню Кустодием звали, а девки – Дианушкой. Вы уж на свой вкус выберите: или Кустодиевич, или Дианович. Большинство, впрочем, первое предпочитают.

– Понятно… – от неожиданности Богомолов слегка растерялся.

– Так что вы лучше попросту: в этом доме меня Саввой кличут. Договорились?..

Наглость этого человека обезоруживала, но за свою жизнь Алексей Иванович встречал наглецов и похлеще.

– Что же вы, Савватий, мою записку Петру Петровичу не отдали?

– Не смог.

– Что так?

– По дороге потерял. У меня в кармане прореха, так записка, подлая, в неё провалилась, – нахально глядя в глаза Богомолову, весело сказал Савва.

– Вы бы зашили её…

– Кого?.. Записку?..

– Прореху!.. Или, на худой конец, булавкой закололи, – краснея, посоветовал ему Богомолов.

– В другой раз – обязательно!.. – тот утробно хмыкнул.

Прозвенел звонок, Савватий подошёл к телефону:

– Слушаю… Мгу… Мгу… Я знаю… Глаз не спускайте… А если что… Ты меня понял?.. Привет! – он положил трубку на рычаг, взглянул на Алексея Ивановича и широко, во весь рот улыбнулся. – Из "Нефтехимика" звонили: юбилей на коду пошёл. Ждите, скоро вся гоп-компания тут окажется.

В гостиную вернулась Зинаида. Она аккуратно причесала растрепавшиеся волосы и переодела вечернее платье: сменила его на более скромное, но тоже нарядное.

Савва что есть силы стукнул ладонью по своему колену:

– Ладно!.. Мне за шефом пора. Надеюсь, больше у вас ко мне вопросов не имеется?.. – и, не получив ответа, безшумно вышел тихонько закрыв за собой дверь.

– Правда интересный человек? – спросила Зинаида. – Не знаю, что бы мы без него делали?

Богомолов в ответ пробормотал что-то не слишком членораздельное.

Она запела арию Марицы из одноимённой оперетты, и Алексей Иванович как-то по-новому взглянул на неё. Зинаида была, действительно, хороша!.. Лёгкая, грациозная, она вдруг помолодела сразу на несколько лет, и от неё исходило удивительное очарование ещё совсем не старой, красивой женщины. Глядя на неё, хотелось улыбаться. Она заразила и его своей беззаботной лёгкостью и весельем… И в этот счастливый момент он должен огорошить её страшным известием и, может быть, навсегда лишить покоя и этого безоблачного настроения!.. Ах, если бы миновала его "чаша сия"!.. А подготовить Зинаиду к предстоящей встрече было просто необходимо: удар, который последует вслед за появлением в этом доме её восставшего из мёртвых мужа, будет намного страшнее. Значит, нужно набраться смелости и со всего размаха ударить эту хрупкую женщину. Ударить наотмашь!.. Не жалея ни её, ни себя!.. Но как ему этого не хотелось!.. Больше всего на свете Богомолов страшился женских слёз и истерик. Когда ему случалось попадать в такую ситуацию, он совершенно терялся, не знал, как успокоить, какие слова говорить?.. А вдруг Зинаида начнёт рыдать, заламывать руки, молить о пощаде?.. Что тогда?.. Конечно, она знает, что такое камера в Бутырке, она провела двое суток в обнимку с "парашей", а стало быть, знакома с миром не только по красочной обложке рижского "Журнала мод"… Но, с другой стороны, достанет ли у неё мужества… Больше того, отваги, чтобы только выслушать страшное известие и не упасть в обморок. Признаться, он не хотел бы сейчас оказаться на её месте.

Зинаида его о чём-то спросила, но он, занятый своими мыслями, прослушал, что именно.

– Простите, что вы?..

– Я спросила, любите ли вы Кальмана?

– Кого?!

– Имре Кальмана… Неужели не знаете?..

– Увы!.. – Алексей Иванович развёл руками. Фамилия была очень знакомая, но где он слышал её?.. Когда?.. – Простите, я с ним не знаком…

Зиночка расхохоталась:

– Кальман – знаменитый венгерский композитор, король оперетты. "Сильва", "Марица"… Ну?.. Вспомнили?.. Ни за что не поверю, что вы ничего о нём не слышали.

– Ах, Кальман!.. – Богомолов начал понемногу соображать. – Ну, да!.. Конечно… Кальман!.. Этот что ли? – и он даже пропел одну строку: "Сильва, ты меня не любишь…"

Вокал у него прозвучал не слишком убедительно, и спел он фальшиво, но Зиночка засмеялась и захлопала в ладоши:

– Браво!.. Браво!.. Вы просто обязаны поступить на сцену. У вас такой приятный баритон.

– Да уж!.. – пробормотал Алексей Иванович тихо, сквозь зубы. – С баритоном у меня никогда проблем не было!.. Не то, что теперь!..

– Вы что-то сказали? – на этот раз плохо расслышала Зиночка.

– Да так… Ерунда, – отмахнулся Богомолов. – Вы, Зинаида Николаевна, сядьте.

– Не могу я сидеть!.. Скоро гости придут, а мне ещё столько сделать надо!.. Во-первых, пирог…

– Сядьте! – никогда прежде Алексей Иванович не разговаривал с женщинами так резко, почти грубо, поэтому тут же спохватился и мягко, добавил: – Пожалуйста… Я вас очень прошу.

Удивлённая его тоном и интонацией, Зиночка присела на краешек стула.

– Дело в том, уважаемая Зинаида Николаевна… – Алексей Иванович начал издалека. – Короче, я хочу вам сказать…

– Нет! – закричала Зиночка. – Не надо!.. Не говорите!.. Ничего мне не говорите!..

– Но почему?.. – оторопел Богомолов, и оттого вопрос у него получился наивный, безпомощный, как у ребёнка.

– Потому что я и без вас уже всё знаю!..

– Вы не можете ничего знать!..

– Нет!.. Знаю!.. Знаю!.. Знаю!.. – трижды повторила она.

Потом посмотрела на него полными ужаса глазами, а сказала просто, как о чём-то обыденном.

– Павел жив.

– Как вы догадались?

– Мне третью ночь подряд один и тот же сон снится.

Зинаида встала со стула. Сделала два шага… Ноги плохо слушались её… Покачнулась… Алексей Иванович не успел её подхватить, и она… как подкошенная рухнула на ковёр посреди гостиной.

13

И опять!.. Опять этот сон!.. Опять эта безконечная карусель!.. И на сверкающем, украшенном разноцветной иллюминацией кругу она одна. В ночной сорочке, с босыми ногами…А он всё кружится, кружится, кружится!.. И с каждым мгновением всё быстрее!.. Быстрее!.. Быстрее!.. А вокруг карусели столпились люди в форме, их блестящие хромовые сапоги так пронзительно скрипят, так визгливо вторят хохоту сотен глоток!.. А ей хочется крикнуть: «Не надо!.. Остановите!.. Я больше не могу!..» Но горло сковал чудовищный спазм, и, вместо слов, оттуда вырывается нечленораздельный хрип, и вот она уже не выдерживает и падает на пол, а низ живота сдавила ужасная боль, она знает: вот сейчас, через какую-то долю секунды она родит, но не человеческого детёныша, а что-то страшное, не ребёнка, а какое-то чудовище!.. Вурдалака!.. Нетопыря!.. «Не хочу!.. Нет!.. Остановите!..» А в ответ только гогот этих людей в гимнастёрках с малиновыми околышами, перепоясанных похожей на лошадиную сбрую кожаной портупеей. Ржущий табун!.. Ни одного человеческого лица!.. И только он!.. Он один не хохочет и даже не улыбается, а стоит и печально смотрит на неё. «Павел!.. Павлуша!.. Забери меня отсюда!..» Она с трудом встаёт на четвереньки, тянет к нему руки, пытается подняться во весь рост, ноги у неё подкашиваются, она снова падает и молит… Молит его о помощи!.. О пощаде!.. А он стоит не шелохнувшись, ни один мускул не дрогнул у него на лице, и она понимает: Павел отказывается ей помочь!.. «Конечно… Конечно, ты прав… Я низкая, подлая… Дрянь!.. – шепчет она, обливаясь слезами. – Но кто-нибудь!.. Кто-нибудь!.. Неужели нет никого?!.. Мама!.. Мамочка!.. Спаси меня!..» И, как эхо, откуда-то издалека к ней доносится дрожащий мальчишеский голос:

– Мама!.. Мамочка!.. Ты только не умирай!..

Задыхаясь, Зинаида стала тянуться к этому голосу, вытряхивая из своего мутного сознания остатки тревожного сна…

– Что это с ней?..

– Мама… Мамочка…

– Неужто и вправду помирает?..

Зинаида открыла глаза и первое, что увидела – зарёванное лицо сына. Матюша гладил её по волосам и, как заклинание, безпрерывно повторял:

– Ты только не умирай!.. Мамочка!.. Я тебя очень прошу… Ну, что тебе стоит?.. Не умирай!.. Мама!.. Мамочка!..

Зинаида с трудом разлепила склеенные губы:

– Да, да… Я сейчас…

– Мамочка, я не смогу без тебя!.. Совсем не смогу!..