Читать интересную книгу Пётр и Павел. 1957 год - Сергей Десницкий

Она не договорила, тихо охнула, голова её склонилась к плечу, пальцы, сжимавшие плед, разжались и рука безвольно соскользнула с подлокотника кресла.

– Валя!.. Валечка!.. Что ты?!.. Сестра!.. – Алексей схватил её за руку: пульс едва прощупывался. Он испугался не на шутку и закричал: – Есть кто в доме живой?!..

В гостиную, запыхавшись, вбежала радостная Капа.

– Тут я, тут!.. – но, увидела потерявшую сознание хозяйку, запричитала, заголосила.

– Господи!.. Да никак померла!.. Вот оно!.. Вот!.. Не к добру весь день телефон молча звонил!..

Богомолов разозлился:

– Да жива она!.. Жива!.. Это просто обморок!.. Какие тут у неё лекарства? – и он начал рыться среди пузырьков и коробочек, что в огромном количестве лежали и стояли на столике рядом с хозяйским креслом. Капа продолжала охать и причитать:

– Роман Моисеевич не зря говорил: абсолютный покой!.. А вы?.. Что вы с ней сделали!.. Вот вам результат!.. Пожалуйста!..

– Всё по-иностранному написано, – ворчал Алексей Иванович. – А эти пилюли от чего?.. Может, от давления, а может, и от расстройства желудка… Поди угадай. Во!.. Валерьянка!.. Уж она-то, родимая, точно не повредит…

И он начал капать "родимую" в стопочку.

– Раз, два, три…

Резко прозвенел телефонный звонок, Капа кинулась снимать трубку:

– Алё!.. Да говорите же!.. Не надоело всю дорогу молчать?!..

Валентина Ивановна стала медленно оживать:

– Лёша, что ты делаешь? Зачем?..

– Хочу валерьянку тебе дать… Восемь, девять… Или десять?.. Ну вот, сбила!..

– Да… Я одна виновата… Одна…

– Валечка, что болит?.. Сердце?.. Да?.. Ты тихо… Тихо…

– Баба Валечка, опять у вас индсуль будет!..

– Но меня надо понять!.. Из шестерых один Петруша со мной остался… – бормотала Валентина Ивановна. – Он ни в чём не виноват… Это я… Я одна… Одна виновна…

Опять раздался телефонный звонок. На этот раз трубку снял Богомолов:

– Я вас слушаю… Говорите…

– Они говорить ни за что не желают, – категорично заявила Капитолина.

– Нет, это не Пётр Петрович… Я сейчас узнаю… Когда Пётр будет дома? – спросил, оторвав трубку от уха.

– Ну, надо же! – удивилась Капа.

Валентина Ивановна потянула слабеющую руку к телефону:

– Дай мне!.. Это Павел… Я сама с ним поговорю… Мне есть, что ему ответить… что сказать…

Алексей Иванович протянул сестре трубку, но та не смогла взять: вся обстановка комнаты поплыла почему-то перед её глазами, потом стала стремительно удалятся и… чёрная эбонитовая трубка с глухим стуком упала на пол, из наушника раздались частые прерывистые гудки…

Валентина Ивановна потеряла сознание.

«Спаси, Господи, и помилуй ненавидящия и обидящия мя…» – читал дьякон, стоя перед Царскими вратами, а вокруг ярко горели свечи, сладковато пахло ладаном, и какие-то странные молчаливые люди в белых одеждах потянулись мимо растерянной девочки в красивом кружевном платье с пышным голубым бантом на голове…

"… и творящие ми напасти"…

Визгливый лающий тенор заглушил слова молитвы: "Именем Российской Советской Социалистической республики!"

"… и не остави их погибнути мене ради грешнаго…" – голос дьякона пробился всё же сквозь этот лай.

"Пли!.." – и винтовочный залп слился с воем сирены "Скорой помощи"…

Мутный серый туман стал выползать из углов церкви, обволакивая уже не девочку, а взрослую женщину с распахнутыми от смертельного ужаса глазами. Она прижимала к груди перепелёнутого младенца, телом своим защищая его от нацеленых прямо в грудь винтовок…

"Камфору… десять кубиков…"

"Господи, обрати к Тебе и сердца врагов наших…"

"Пли!.." – опять грянул залп.

"Нет!.." – закричала уже не женщина, а седая безумная старуха…

"Если же невозможно ожесточенным обратитися, то положи преграду зла их…"

…она голыми руками хватала винтовочные стволы, а те выскальзывали из её рук и палили!.. Палили!.. Палили!..

"…и защити от них избранных Твоих!.."

"А-ы-а!.." – из груди старухи вырвался звериный, нечеловеческий вой и, вторя ей, стая огромных чёрных ворон взвилась и захлопала крыльями прямо у самого лица её.

"Мама!.. Ур-р-а!.. Ур-р-а!.. Мамочка!.." – кричали они, хрипя и картавя…

… а чистый прозрачный детский голос над самым ухом ласково баюкал её:

"Баю-баюшки-баю!.. Не ложися на краю…"

"Не будите бабушку, она спит…"

Валентина Ивановна открыла глаза. Вокруг кресла столпились все домочадцы. Не было только Петра.

– Вы бабаню не тревожьте… Она спит… – шёпотом попросил Матюша и опять запел: – "Придёт серенький бычок и ухватит за бочок…"

– Как я сюда попала?.. – обводя собравшихся безсмысленным взглядом, с трудом продираясь сквозь тягучую пелену глубокого обморока, спросил еле слышно.

– Никак в уме повредилась!.. – в ужасе проговорила Капа.

– После приступа всегда так! – остановил её Алексей Иванович.

– Мама!.. Вы слышите меня?.. Мама!.. – Зинаида пыталась заглянуть свекрови в глаза.

– Где Пётр?!.. – та страшно заволновалась. – Его не расстрелял и?!..

– Ну, что вы такое говорите?!.. – невестка погладила морщинистую руку. – Вам, мама, лечь надо!..

– Ты, Валя, не волнуйся… С Петром всё хорошо, – успокоил Алексей Иванович. – А тебе действительно лечь не помешало бы…

– Конечно, – поддержала его Зинаида. – Врач вам сказал…

– Я сама себе врач!.. Везите меня в спальню!.. – приказала сурово, жёстко. Характера ей было не занимать.

– Чур, я бабушку повезу!.. Чур, я!.. – обрадовался Матюша.

– А тебя ничто не берёт, – покачав головой, то ли укорила, то ли пожалела его Капа. – Всё-то тебе игрушки!..

На мальчишку её слова не произвели никакого впечатления.

– Бабаня!.. Поехали!.. Би– бип! – он зафырчал, затарахтел, как грузовик, и повёз Валентину Ивановну из гостиной. Капитолина пошла за ними: вдруг хозяйке что понадобится.

Зинаида вздохнула, присела на краешек стула.

– Как она меня напугала!.. В последнее время часто с ней подобные сюрпризы случаются. Сегодня утром, знаете, чем меня огорошила?.. "Я, – говорит, – Зинаида, не сегодня-завтра помру, так вы меня в синем платье похороните!.." Представляете?.. "В том, что с белым воротничком. На голову белый платок ситцевый, и гроб, чтобы самый простой, сосновый. Брату Алёшке дайте знать. Может, захочет проститься…" Я протестовать: " Да что вы, мама, такое выдумали?!.." А она ни в какую! "Не спорь!.. Мне лучше знать!.. И я тебе это не для красного словца сказала. Учти, что бы ни случилось, Петра не бросай!.. Дай мне слово… а лучше поклянись!.."

– А вы что же? – спросил Богомолов.

– А куда деваться?.. Поклялась. И знаете, так жутко стало!.. До мурашек, честное слово.

– Ну, смерть в нашем возрасте, это ещё не самое страшное, – "успокоил" её Алексей Иванович.

– Да что вы такое говорите?!.. – набросилась на него Зинаида. – Страшнее смерти ничего быть не может!..

Алексей Иванович усмехнулся… Как наивны неверующие люди!.. Большинство из них полагает смерть наказанием и не видит в ней награды или избавления. Интересно, что бы они сказали, если бы их приговорили к вечной жизни на земле? Вряд ли бы слишком обрадовались. Безконечно терпеть унижения, обиды, болезни?.. Далеко не каждый согласится на эту пытку добровольно. Потому и не стал с ней спорить Богомолов, только спросил:

– Что же это Пётр с вами не приехал?

Щёки Зинаиды покрыл лёгкий румянец. Она понимала щекотливость положения мужа, но тут же бросилась на его защиту:

– Пятьдесят лет не каждый день бывает. Сколько ради него в "Нефтехимике" народу собралось!.. Не мог он всё бросить, не мог испортить людям настроения!.. В данном случае Пётр уже не себе принадлежал – народу. Он ведь не последний человек в Краснознаменске, и его юбилей – событие, если хотите, общегородского масштаба. Он – власть!..

– Тяжёлая ноша, – Богомолов полностью с ней согласился, но затем не удержался и прибавил, между прочим: – Редко, кто под ней не сгибается…

Однако Зинаида намёка то ли не поняла, то ли не заметила.

– Как хорошо, что вы с мамой рядом оказались. Капа без вас совсем потерялась бы. Спасибо вам.

– Меня благодарить не за что, – просто ответил Алексей Иванович.

– Савва! – позвала Зинаида. Оказывается, всё это время персональный шофёр и личный телохранитель первого секретаря горкома, не подавая признаков жизни, просидел на пуфике возле двери. Определить, как отнёсся он ко всему происходившему в гостиной, было невозможно: ничем он не выдал себя, ни один мускул не дрогнул на его равнодушном лице. Позиция стороннего наблюдателя тем и хороша, что позволяет следить за происходящим, не давая ему никаких оценок. Ни положительных, ни, Боже упаси, отрицательных.

– Что вы, Зинаида Николаевна? – спросил холодно, равнодушно, словно не было только что сердечного приступа у старой хозяйки, и вообще весь этот долгожданный юбилей шефа не находился под угрозой срыва.

– Немедленно лети к Петру Петровичу!.. Передай, с мамой всё в порядке, гостей отменять не будем! – обернувшись к Алексею Ивановичу, она извинилась. – Я пойду, в порядок себя приведу. Ладно? – и быстро вышла за дверь.